No word of lie

Молчать в течение нескольких часов непривычно, но возможно. Еще более непривычно - совершенно не иметь возможности разомкнуть губы, провести по ним кончиком языка, вдохнуть ртом воздух. Металлическая полумаска оказывается на удивление легкой, но это и понятно - не она становится кляпом, напрочь лишая Локи возможности говорить. Крохотные стежки эластичной нити плотно стягивают губы, не оставляя ни единого промежутка между ними, как ни кривись и ни дергайся. Не удается порвать ни их, ни собственную кожу - хотя он готов был пойти на такую жертву. Но неизвестный умелец знал свое дело - ощущения такие, словно никогда и не было этой нелепой дырки в голове, кожа кажется абсолютно цельной, сколько ни пытайся растягивать рот в немом крике. Остается надеяться только на красноречивый взгляд - равнодушно скользящий по упивающимся победой Мстителям, или виновато прячущийся за ресницами, встречаясь с ясными глазами "братца". Тор выразительно хмурит светлые брови, буравя гневным взглядом Бога Обмана, а тому в кои-то веки необязательно на него отвечать и как-то оправдываться...да, впрочем, надоело. Вцепляются бледные пальцы в рукоять ковчега, скрывшего мощь тессеракта, с ожиданием на лице Локи обращается к Тору, безмолвно, но вполне ясно - чего ты ждешь, черт возьми? Поворот, щелчок, и ощущение такое, как будто сердце выдергивают из груди, затягивая в сверкающий водоворот миров, вверх и вдаль... Локи не успевает прикрыть глаза, и яркий белый свет оказавшегося перед самым лицом солнца ослепляет напрочь. А потом все вокруг переворачивается, и он больно стукается затылком обо что-то невыносимо твердое. - Поднимайся, брат, - даже ограниченный шепотом, гулкий голос Тора разносится по всей зале подобно низкому колокольному звону. - Хватит уже...падать. Его рывком вздергивают на ноги, но чувства все еще оглушены - перед глазами скачут разноцветные искорки, а в ушах стоит неприятный высокий звон. - Думаю, это тебе уже не пригодится, - широкая горячая ладонь тяжело ложится на плечо Бога Обмана, машинально поглаживает, потом касается линии челюсти около уха. Маска тихонько вибрирует, распознавая отпечатки пальцев, и беззвучно раскрывается. Локи от неожиданности - и удивления - отступает на шаг назад, Тор несколько секунд напряженно смотрит в его лицо и, наконец, вскрикивает. В ответ тонкие губы неимоверным усилием растягиваются в широкую улыбку. - А я-то думал, что тебе просто рот заткнули, братец, - Бог Грома на удивление быстро оправляется от изумления и теперь с интересом всматривается в лицо Локи, ловя малейшее изменение тонких черт. Темные брови чуть сходятся к переносице, тут же расслабляясь. Проявляется серьёзная складочка на лбу, пропадает с губ безумная улыбка. Во взгляде мелькает нечто пока неясное, но с каждой секундой проявляющееся все сильнее. Локи явно нервничает, не понимая, как истолковать затянувшееся молчание. - Мне нравится, - невозмутимо сообщает Тор, делая шаг вперед и заграбастывая братца в крепкие объятья. - Не слышать от тебя этих горячечных непродуманных слов, язвительностей, глупостей... Локи гневно вырывается, но сейчас он может полагаться только на собственную физическую силу - а в борьбе с Тором он никогда не выигрывал. Не выходит даже извернуться, пряжки и ремешки одежды цепляются друг за друга, сцепляя еще крепче Бога Обмана с Богом Грома. Он настолько увлекается сопротивлением, что в какой-то момент перестает себя контролировать, и в прерываемой скрипом шуршащей тишине громко отдается от колонн вырвавшееся из его горла сдавленное рычание. Тор удивленно вскидывает светлые брови и отстраняется, придерживая брата за предплечья; Локи смотрит исподлобья очень и очень рассерженно. - Ты бы еще укусить меня вздумал, - качает головой Бог Грома. В ответ ему вспыхивают в голубых глазах алые угольки, - Даже не пытайся мне хоть как-то навредить, брат! Ты совсем превращаешься в дикого зверя... Локи надменно вздергивает подбородок, отворачивая от Тора лицо. Тот еще некоторое время сжимает его руки, потом тяжело вздыхает и отпускает, отступая назад. - Ну и что мне с тобой теперь делать? - Бог Обмана поднимает руки к лицу, выразительно резко проводит пальцем по стежкам, стягивающим губы. - Нет уж! С тебя станется еще сказать какую-нибудь гадость на суде... Он бросается вперед и успевает проехаться ногтями по вскинутой в защищающемся жесте руке Тора. Потом скованные запястья жестко перехватывает горячая ладонь, едва не сминая косточки, и Локи скулит от боли, безрезультатно пытаясь высвободиться. - Послушай сюда, братец... - их глаза оказываются на одном уровне, небесно-бирюзовые против прозрачно-голубых. В одних полыхает гнев, досада и разочарование, другие отсвечивают болью, давней и настоящей, сорванной местью, и совсем немного - страхом. Тор отталкивает Локи от себя, и тот шарахается назад, больно врезаясь спиной в широкую мраморную колонну. Едва удерживается от того, чтобы не сползти на пол - ноги все еще дрожат после перемещения, упирается скованными руками в колени и тяжело дышит. Он поднимает взгляд на Бога Грома - совершенно безумный, где в прозрачно-ледяных радужках теряются крохотные точки зрачков - взгляд загнанного в угол зверя, которому нечего уже терять. *** - Прости меня, брат! - Локи снова не успевает уловить, каким образом Тор оказывается так непозволительно близко. Он вскидывает ладони и чуть не ломает пальцы о доспех на груди брата – тот снова распахнул объятья… как будто одним прикосновением, пусть даже настолько дружественным, можно что-то изменить. Видимо, последняя мысль слишком ясно читается на лице Бога Обмана, поскольку Тор медленно качает головой. - Глупый маленький братец… - он смеется, глядя в сузившиеся от злости голубые глаза, и широким жестом обнимает его за плечи, привлекая к себе. – Я ведь правда люблю тебя. И сделаю всё, чтобы ты это наконец понял. Он давно уже не мальчишка-принц Асгарда, его младший брат, даже не молодой ётун-полукровка с потомственной магией и перепутанной судьбой – с момента их последней встречи Локи дьявольски изменился, с какой стороны ни посмотри. Повзрослевший ребенок, основательно потрепанный жизнью среди далеких вселенных – его выдает взгляд, слишком отчаянно живой для взрослого, слишком остекленевший и застывший для того, чтобы быть мальчишечьим. В единое безумие слились, сплавились пережитое прошлое и кошмарное настоящее, а будущее растворилось во вспышке невозможности. "У меня нет дома," – лишь малая часть того, что ошибочно решил для себя Локи, добавляя туда же нереальность самой мысли о том, что кто-то по-настоящему может его любить. Особенно теперь, после всего, что он сотворил в Мидгарде. Он побежден, ниспровергнут, и ожидание казни только усиливает его сумасшедшие метания, вводя в извращенный раж, подхлестываемый отчаянием – довести всё до пика, хрипя и истекая кровью, доползти до самого верха (или пасть на самое дно?) и рухнуть в непроглядную черную бездну безумия, окончательно и навсегда. Боги не умеют действовать наполовину. Физически его брат тоже абсолютно изменился – отмечает про себя Тор, осторожно снимая с впавшего в ступор Локи сложные слои доспеха. Ткань послушно расходится под пальцами, открывая взгляду подтянутое тело со словно бы иссушенными множеством лет мускулами. Бог Грома замечает тонкую сетку шрамов, расписавшую бледную кожу на груди и боках Локи, и его сердце сжимается от жалости и вины. Он проводит ладонью по совершенно белым отметинам, и чувствует крупную дрожь, словно пронизавшую Бога Обмана. Тот поднимает чуть не светящиеся – не понять, отчего – льдистые глаза, и встречается взглядом с братом. Всё так же невозможно вымолвить ни слова, ни воспользоваться магией, чтобы вложить свои мысли в чужую голову, так что чарующий взгляд остается последним оружием… очень ненадежным оружием, к сожалению. *** Локи медленно качает головой из стороны в сторону, не прерывая зрительного контакта с Тором. Не смей. Не делай этого. Не смей ко мне так прикасаться. Тор в ответ тепло улыбается и приглаживает широкой ладонью встрепавшиеся черные волосы. Откровенно покровительственный жест в очередной раз выводит Локи из себя, и он гневно дергает головой, сопит, раздувая ноздри. - Какие еще звуки ты сможешь издавать с сомкнутым ртом, братец? Похоже, что Локи опешивает от такого разговора – это ведь обычно в его манере насмехаться, давить на самые тонкие нервы, провоцировать и дразнить! Но горячие пальцы спускаются с затылка вниз, поглаживая торчащие кончики прядей, и особенно чувствительную кожу под ними – у самого основания шеи. Он невольно подается назад и трется о ласкающую ладонь, а Тор словно этого и ждет – крепче прижимает его к себе и запускает уже обе руки под одежду, распахнутую, но так и не снятую. Прекрати! Прекрати немедленно, что ты себе позволяешь! Локи вьется ужом, пытаясь уйти от неестественных прикосновений, но с левого бока его сдерживает жесткая холодная колонна, с правого – кажется, не менее жесткий, но гораздо более теплый братец, а всё остальное пространство вокруг, кажется, занимают его руки, вольготно движущиеся по всему телу Бога Обмана. В какие-то моменты это даже приятно, но так же жутко неловко и особенно щекотно… Локи издает звук, похожий одновременно на короткий скулеж и судорожный всхлип, когда Тор мягкими подушечками пальцев оглаживает его соски и спускается ниже, едва царапая короткими ногтями кожу живота. Обводит ладонями кубики пресса и запускает руки под ремень штанов, скользя по выступающим косточкам, разводит в стороны, и ткань свободно соскальзывает, обнажая сильные поджарые ноги. Братец зашипел бы сейчас от гнева, он всегда шипит, когда ему что-то не нравится настолько сильно – например, когда к нему прикасаются без его желания – но с зашитыми губами это просто невозможно сделать, и он смешно сопит носом, сдвигая на переносице острые брови. Тор улыбается и разворачивает его лицом к себе, быстро и коротко обнимает, сцепляя руки на талии, за спиной Локи. Тот пытается его оттолкнуть, или хотя бы ударить кулаками в живот, но места для размаха нет совсем. А когда Тор касается его губ осторожным поцелуем, не остается и сил для сопротивления. Силы есть, когда нет больше ничего за душой, когда нечего больше терять, кроме своей никчемной жизни. Но когда твоей жизнью интересуется кто-то сторонний – внезапно проявляется и край бездны, в которую ты пока не успел рухнуть. И здесь стоят уже двое, вдвоем же они и будут падать в пропасть… падать наверх. Ты всегда мечтал заткнуть мне рот, правда? Тор кивает, словно взаправду понимает жгучий взгляд брата. Целует снова, в уголок рта, не касаясь стянувших его нитей. Переключается на изящную шею, лаская языком синеватые вены и выступающие жилки, прикусывает Локи за ключицу и обхватывает губами темный сосок. Вылизывает дорожку вниз, до пупка и потом шаловливо дует на нее, снова чувствуя дрожь напряженного тела. Знаешь, а я о чем-то подобном никогда и не думал… Локи зябко и неуверенно пожимает плечами, опуская взгляд на стоящего перед ним на коленях Бога Грома. Не вполне такого Тора он желал видеть, и совсем уж не этого добивался – тем не менее, когда тот слизывает каплю смазки с головки, он не может сдержать восторженного урчания. Локи неторопливо вплетает свои пальцы в роскошную светлую шевелюру, абсолютно не собираясь сдерживать тихие гортанные стоны – всё, что он может себе позволить с замкнутыми губами. Вопрос о том, откуда у наследника Асгарда такие умения, он откладывает на потом, на пару с заметкой, что надо бы выяснить, откуда братец узнал о его предпочтениях. Жесткие горячие пальцы крепко удерживают на месте его бедра, не позволяя толкаться вперед, и это на несколько секунд продлевает блаженные ощущения – глаза Бога Обмана закатываются, а из горла вырывается долгий, полный наслаждения стон. - Мне так нравится тебя слышать. Слушать… вот это… - Тор усмехается, вытирая губы тыльной стороной ладони, и придерживает Локи за талию – у того дрожат колени, - …но крик звучал бы лучше. *** Он не успевает понять, как это его вдруг разворачивает лицом в колонну, а цепь, сковывающая руки, волшебным образом оказывается протянута с другой стороны. Локи дергается в попытке повернуться, но цепь слишком коротка для этого – тогда он поворачивает голову, встревожено глядя на Тора. Какого ётуна ты творишь?! Снова жесткие пальцы, на этот раз вцепившиеся в ворот и сдергивающие одновременно и плащ, и камзол, оставляя только тонкую нижнюю рубашку, – поглаживают проступающие даже сквозь ткань ребра, спускаются по бокам на бедра и тянут немного назад. Бог Обмана переступает ногами, выпутываясь из собственных штанов, и внезапно осознает, насколько в невыгодном положении оказался. Но сопротивляться уже не имеет смысла, поэтому он всем телом подается назад, опираясь спиной на грудь братца, и ждет дальнейших его действий. Тор на удивление умело готовит его и себя – ноздри Локи вздрагивают, уловив аромат фруктового масла; скользкие пальцы проникают внутрь, почти не причиняя боли, и аккуратно продвигаются глубже, растягивая узкое с непривычки отверстие. Бог Обмана судорожно выдыхает и сильно подается назад, выгибая поясницу, когда его брат надавливает на что-то глубоко внутри, от чего по всему телу растекаются жаркие волны похоти. Нестерпимо хочется еще и еще, и даже когда пальцы заменяет крепкий толстый член, Локи не может заставить себя сопротивляться. Он запрокидывает голову и практически ложится на Тора, не обращая внимания на уже довольно сильную боль в запястьях от трущих оков и тянущей вниз цепи. Локи больше не может ограничиваться тихими носовыми стонами, отчаянным скулением и всхлипами – он выгибается практически полукругом, увлекая за собой Тора, вцепляясь дрожащими пальцами в цепь и накручивая ее на ладони, привстает на цыпочках, упираясь в пол одними кончиками пальцев, и воет, воет раненным зверем – тонко, на одной ноте, изо всех сил растягивая непослушные губы. В рот стекают металлического вкуса струйки крови, но он не собирается останавливаться на этом – последние усилия, совмещенные с широкими размашистыми толчками, беснующиеся перед глазами искры и долгожданный крик! Нить лопается с тихим треском, сразу в нескольких местах, с поврежденных губ срывается, наконец, свободный стон – полный боли и наслаждения одновременно… *** - А я так надеялся оставить тебя безмолвным, - Тор столь же осторожно, как в самом начале, касается его губ. Локи в ту же секунду предпочитает растянуть их в привычно безумную улыбку, но куда там! братец совершенно потерял стыд и лезет языком ему в рот… впрочем, не то чтобы Бог Обмана был против. Смысл, когда они уже…?