Повторение

Ты приходишь обычно к ночи. Часы в это время замирают где-то между одиннадцатью и двенадцатью, я уже собираюсь пить ночной чай из трав, или наливаю коту свежей воды, или накладываю последние мазки на картину. В общем, я завершаю свой день, когда ты распахиваешь тяжелые дубовые двери и врываешься в дом резко, как в мою жизнь, оставляя на ковре сочные следы грязи. Ты не нарочно, ты даже не понимаешь, почему в приличном обществе так не поступают. Но мне не трудно почистить ковер, мне вообще всё равно, что там с ним. Ведь ты пришел. Чай на столике у камина остывает до утра, пока я не помою чашку и не налью свежий, кот вопросительно мяучет, а картина остается незавершенной. Мне радостно, когда ты приходишь. Без приглашения, без предварительных писем, ты просто приходишь и нарушаешь привычный ход моей жизни. Мы долго сидим у того же камина, и я слушаю, как ты говоришь. Ты говоришь о веселых сослуживцах, о неудачных и удачных захватах, о том, насколько небо голубое, когда полыхают взрывы и всем страшно: не полыхнет ли сейчас такой же слишком близко. Ты прекрасно говоришь об ужасных вещах, о том, что составляет твою жизнь, и я слушаю, потому что это твое, мне приятно слушать твой голос и пытаться понять, как ты можешь так жить. У тебя красные глаза и тяжелые веки: когда ты идешь, ты обычно не делаешь перерывов, поэтому я спешу уложить тебя спать. На случай, если ты придешь, у меня всегда есть свободная комната с чистой постелью. Ты засыпаешь, едва голова коснется подушки, а я какое-то время ещё сижу рядом и глажу тебя по голове, думая, сколько же ты не спал, пока шел сюда. Потом я забочусь, чтобы в доме было тепло натоплено (я знаю, ты страшно мерзнешь по утрам), приготавливаю всё для пирога на утро и тоже отправляюсь спать. Утром ты играешь с котом, или разглядываешь картины, или берешь одну из моих законченных книг. Словом, ты просыпаешься гораздо раньше меня и пытаешься неслышно провести досуг. Мы спускаемся в столовую, когда на часах уже примерно одиннадцать, и пока я готовлю завтрак, ты снова рассказываешь мне разные вещи. Устройство пушки, законы моря, ещё одну свою версию, как работает вселенная, как врут люди, почему мы можем смеяться... тебя можно слушать вечно. Мы едим, и после я показываю свои рисунки. В это время я обычно начинаю новый пейзаж или натюрморт, но не сейчас. Ты указываешь какой-то фрагмент и говоришь, что это значило бы в устах того или иного критика. Я смеюсь, узнав, сколько, оказывается, смысла в моих картинах. И пытаюсь не думать, откуда ты всё это знаешь. Потом мы гуляем с тобой в саду, и ты берешь кота на руки. А я говорю, как здесь живется, как разросся сад. «Знаешь, — говорю я каждый раз, — он как живой: всегда угадывает, какую форму лучше принять». И ты каждый раз не веришь, что такой сад растет бесконтрольно. Мы расстилаем покрывала, и кот первым устраивается на них и долго мнет лапами перед тем, как лечь. Только после того, как он уляжется, садимся мы. Ты так щуришься на солнце, что и сам напоминаешь кота (хотя в твоей внешности нет ничего кошачьего). Ты улыбаешься, нежась в тёплых лучах, и я улыбаюсь, глядя на тебя. И кот всегда перелезает к тебе на колени. Когда мы возвращаемся домой, я играю на фортепиано. В твоих ушах ещё не затихли громыхания бомб, но ты прикрываешь глаза, едва слышишь первые ноты, и откидываешься назад. Вечером я мою тебе голову. Конечно, ты можешь сделать это самостоятельно, но к чему заставлять тебя делать сотню неловких движений, сшибать флаконы на пол и дергать себя за волосы, вспомнив что-то плохое? Я мягко намыливаю твои волосы и массирую кожу головы, а ты прекращаешь держать шею напряженной и просто расслабляешься в пенной воде. Ночью во сне ты кричишь. Мне приходится вставать и идти к тебе. Можно было бы сразу ложиться вместе, но негласное правило запрещает. Я знаю, что на войне ты никогда не делаешь так. Скорее всего, ты кричишь по ночам с непривычки. Обычно ты спишь урывками, по полчаса, сквозь дрему улавливая движение вокруг. Ты в состоянии мобилизации. И когда тебе вдруг надо расслабиться на всю ночь, приходит твой страх. Всю оставшуюся ночь я рядом, пока дыхание не станет ровным и ты не заснешь.

***

А потом ты уходишь. Уходишь туда, где каждый день может оказаться последним, где никогда не знаешь, откуда явится предатель. Гнетет тебя чувство остановившегося времени в моём доме или чувство долга? Я не узнаю. Ты уходишь в холодную туманную даль, одиноким силуэтом отпечатываясь в сознании. Мне жалко тебя, жалко до слез ваших загубленных жизней, но ты ни за что не отступишься. Я смотрю на часы. Обычно в это время я пью чай с молоком и читаю. Кот спит на диване, ковер чист и пахнет чистящим средством, часы мирно отсчитывают неподвижное время. А мне больше незачем жарко распалять камин.