Я обязательно стану сильнее!

По лбу человечка катились капли пота, заставляя пряди светлой челки слипаться. Но те нагрузки, что вынуждали его тело так нещадно потеть, не могли остановить мальчика. Он лишь сожмурился, чтобы в следующую секунду мотнуть головой и широко раскрыть глаза. Пот заливал их, и это очень мешало. Слабые пальцы сжали рукоять деревянного меча, и мальчик кивнул своему оппоненту – пареньку постарше его, подростку в железном ошейнике. Они вновь и вновь ударяли мечами, но уже через пять минут тренировочное оружие выпало из пальцев светловолосого мальчика, а он сам обессиленно рухнул на колени. - Я так ужасен, так слаб… Даже раб может победить меня. Его напарник поднял отброшенное своим собственным ударом оружие и положил рядом с мальчиком. - Вы не ужасны, господин, просто слишком молоды… - тихо проговорил он, замечая, что молодой господин уже начал шмыгать носом. - Вам нужно отдохнуть. Затем можем продолжить. Мальчик вскинул свою золотистую голову, глядя покрасневшими от предательски подступивших к голубым глазам слез. Все лицо его и шея горели от прилившей крови, кожа блестела от пота. - Ты ничего не понимаешь, раб! То, что я молод, не оправдание моей беспомощности. Что может знать такой как ты!? – голос мальчика истерически сорвался, и он снова наклонил голову, но густая челка, прилипшая из-за пота ко лбу, не скрыла выступивших слез. Он нервно потер лоб рукой, пытаясь расправить волосы, но те только повисли сосульками. От досады и злости мальчик совсем расплакался. Он уже не думал о рабе, о том, как выглядит сам – выпачканный в светлой пыли тренировочного поля, раскрасневшийся от тренировки и мокрый от пота. И совершенно неблагородно хлюпающий, обхвативши свои острые коленки руками. Раб, совсем растерявшийся от такого поведения своего господина, неловко переминался с ноги на ногу в двух шагах от мальчика. На то он и господин, чтобы быть недосягаемым и неприкасаемым, а с другой стороны, паренек отчетливо понимал, что молодой господин так и не успокоится. Не зря они тренировались с самого раннего утра уже несколько недель. Часто, правда, господину было некогда – дворцовые дела и учеба не терпели отлагательств, но, все равно, заниматься искусством боя ему было не менее необходимо, чем все остальное. Защитить представителя высших кровей от других представителей высших кровей раб не мог. За одно только неразрешенное прикосновение его могли казнить жесточайшими способами. Так что душа раба рвалась на две части – одна благоразумно советовала остаться на месте, другая так же благоразумно требовала утешить молодого господина, потому что за бездействие тоже казнят – все зависит от настроения хозяев. - Господин, - подал голос раб, все же не решаясь приблизиться, - не убивайтесь так… Вы будете очень сильным с таким стремлением… - Вот именно, что буду! – срывающимся от плача голоса, воскликнул мальчик, - Потом! Потом они тоже будут сильнее! Опять! Всегда-а… - он не выдержал и рыдания из простых всхлипываний вырвались в голос. Молодой господин растер пыльным рукавом слезы и стал еще более чумазым. - Я ни на что не годен! Я ужасен! Я так хочу быть сильны-ым… - он снова не сдержался, продолжая тереть лицо, - Всего лишь третий сы-ын… они меня вечно будут бить и издеваться-а-а…! Мальчик вконец потерял самообладание и плакал навзрыд, что-то лепеча. Раб, поняв, что маленькая истерика переросла в большую, дрожа, присел рядом. - Не плачьте… Не все бывает сразу… Пожалуйста, успокойтесь, пока кто-нибудь не услышал, - он осознавал свое положение, до мелочей осознавал, что любой его поступок может привести к смерти, - Господин! – набравшись смелости, паренек притронулся к плечу рыдающего мальчика. Тот, почувствовав кого-то рядом, тут же обхватил руками плечи раба и завыл еще громче. - Никто не услыши-и-ит… Я никому не нужен… - он зашмыгал носом, воя еще громче. Несчастному рабу уже от страха даже перестало бояться. Точнее, боялось до ступора. До такого, что, не замечая повисшего рыдающего мальчика, он представлял себе в красках, как его посадят в клетку с шипами в перевернутом состоянии, где он будет, скрюченный, висеть несколько дней, лишь принимая воду из губки, что ему будут иногда приносить. А перед этой пыткой ему, скорее всего, переломают все кости на ногах и руках. И другие рабы будут сочувствующе опускать взгляд, проходя мимо. И тогда уж точно никто не услышит его мольб и рыданий. - Господин… пожалуйста, не отправляйте меня на казнь, прошу… - шепотом он попросил, не надеясь на ответ. К этому времени плач немного поутих, молодой господин уже не выл, а только всхлипывал и иногда поскуливал. От слез и соплей холщовая рубашка раба намокла, но он даже подумать не смел о том, как ему неудобно. Сейчас только воля маленького хозяина могла решить, когда наступят его муки – совсем скоро или не совсем. - Что? – шмыгая, переспросил мальчик, отлипнув от рубашки и даже перестав всхлипывать, - Ты что-то сказал? Бледный раб побледнел еще сильнее и замотал головой. - Нет, простите меня, господин, я буду впредь молчать… Немного потемневшие от пота брови мальчика нахмурились. - Ты что-то сказал. И я приказываю тебе повторить. Ты смеешь ослушаться? Нижняя губа раба задрожала, ноздри вздернутого носа раздулись. - Я хотел… простите меня… я прошу вас, господин, не казните меня… - стараясь, чтобы его внезапно севший голос звучал громче, проговорил раб, пряча взгляд. Губу он от нервозности закусил так, что она побелела. Немного кривовато обстриженные ногти впились в ладони, оставляя потемневшие полукружья. - Казнить? – переспросил мальчик, шмыгнув носом. Как и все маленькие дети, он уже забыл о том, что только что рыдал в голос и сейчас был занят совсем другой темой, чрезвычайно его заинтересовавшей. - Что ты такое говоришь! Разве я когда-нибудь давал повод так о себе думать? Раб раскрыл глаза шире и открыл рот, чтобы ответить. Несчастная искусанная губа заныла, но паренек был слишком испуган, чтобы заметить такую мелочь. - Нет, господин… но… не ранее, чем неделю назад вы пожаловались королеве на повара… Его казнили, господин… Мальчик захлопал почти незаметными ресницами. - Я… я лишь хотел, чтобы мне готовил еду кто-нибудь другой… Вечно забывали приготовить десерт… Но я не знал, что… Ты не лжешь? – он пытливо заглянул в карие глаза раба. - Нет, господин… Я не лгу… простите меня… Раб плотно сжал губы, почувствовав, что, возможно, наметился шанс на его спасение. Небольшой, но он уже маячил где-то за завесой мрака, охватившего душу парня. Молодой господин запустил ладонь в волосы, распрямляя их. Те, как назло, завивались и растопыривались в разные стороны. - Я… я убил его… - почти не веря своим словам, проговорил мальчик, пораженно глядя на раба. Рот его исказился, дрогнули мышцы на лице, глаза вновь наполнились слезами. - Убил… - снова прошептал мальчик, всхлипнув. Вода вновь закапала с лица, и молодой господин опять уткнулся в область плеча раба и зарыдал с новой силой. - Я так ужасен, отвратителен… И ты меня боишься! Боишься? Скажи! – он на секунду отпрянул, но снова прижался лицом к плечу, - Не говори… Нет, больше я никого не убью! Ни за что! Я лучше сам умру! Раба как молнией ударило. - Господин, не говорите таких ужасных вещей! Вы ведь поняли… осознали… Пожалуйста, не умирайте, а то меня отдадут на съедение магическим червям… Пожалуйста… Мальчик снова расплакался. - И правда… куда ни глянь – всюду посею смерть… Я не умру, я не хочу, чтобы кто-нибудь еще умер из-за меня… Я стану сильным, и никто больше не умрет! Он поднял голову, слабо улыбаясь. Теперь не только волосы и брови слиплись от влаги – ресницы над опухшими от слез глазами стали иголочками. - Слышишь! Не бойся меня! Я не дам тебе умереть! Потом… нет, очень скоро я стану сильнее всех! Только я… третий сын… - вся радость мигом улетучилась, и мальчик приготовился плакать снова, как раб подал голос. Уже не такой сиплый и тихий. - Господин, разве это имеет значение… - Имеет! – с жаром возразил мальчик, слезы уже накатили, и он всхлипывал, - Первому сыну трон завещан хрустальный. Корона златая и жезл, что высшую власть являет. Сыну второму наказано тело посланца богов Хранить до посмертья, А третьему дом от злых языков и устройство. Всем остальным сынам, коль явят свой лик ко свету, Быть слугами верными всем королям от начала. Ослушать ли кто наказ сей дерзко посмеет – Того запереть во гробе живым, как царского сына. Богами он будет проклятый Посланцы богов они все, Но темные духи все рыщут, сердца они их оскверняют– Да будет наказ этот вечен. Мальчик выдохнул, он немного успокоился, читая вслух наказы из летописи древних властителей. Раб удивленно на него глядел. Настоящая благородная кровь себя все-таки явила, хотя бы в знании таких стихов. - Понял? Мне никогда не быть первым. Только устройство дома… и все… - слез больше не было, но мальчик глядел так грустно, что раб уже был готов к тому, что мальчик снова прильнет к его рубашке, увлажняя ее слезами. - Господин, устройство дома — это больше, чем ничего… - раб вздохнул, - можно быть уважаемым человеком, не являя ни богатства, ни власти. А вы получили власть над всем дворцом и вообще всем, что окружает короля. Мальчик покосился на раба, голубые глаза подозрительно блеснули в полуденном солнце. - Я не убью никого, и уж тем более не устрою переворот. Ты не следишь за языком, раб, - фыркнул он, убирая руки от рубашки, уже ставшей мокрой. Глаза паренька испуганно расширились. Наказать ведь может, не только убить… проснулась благородная кровь. - Господин… я прошу прощения! – он отпрянул от мальчика, уткнув лицо в пыль в поклоне. Так, почти распластавшись, кланяются рабы. - Поднимись, мне противно смотреть, как ты унижаешься, будучи унижен самой судьбой. Поднимись и помоги мне встать! Когда молодой господин, полный решимости, как и в тот день, когда он приказал найти ему раба для тренировок, встал, он тут же повернулся к пареньку. - Как твое имя, раб? – спросил он, отряхивая руки. - Эрет, господин. Золотоволосый мальчик благосклонно улыбнулся. - Хорошо, мое имя, я полагаю, тебе ведомо. Но я все же его назову, меня зовут Лаотто. Каков твой возраст и откуда ты? Паренек старался выглядеть не так удивленно, чтобы ненароком не задеть молодого господина. - Мне тринадцать, господин. Я родился в столичном городе в небольшом королевстве, которое… было завоевано… Раб сжал плотно сжал тонкие губы, так что они превратились совсем в нитку. - Мне десять весен, - мальчик рукой поправил подсохшую челку, - Никто больше не умрет. А если и случится – я умру сам. Отныне, - он положил руку на плечо паренька перед ним, - я нарекаю тебя моим слугой. Я постараюсь стать сильным, даже если мне придется потерпеть то, что терпел ты, и достойным того, чтобы защищать таких как ты, - мальчик снова благосклонно улыбнулся, - Теперь, я полагаю, мы можем продолжить тренировку. Эрет, ошеломленный таким неожиданным поворотом событий, наклонился и подал деревянный меч мальчику. Нет, уже не мальчику, это был достойный своего титула преемник Хранителя Королевского Дома.