Одно целое

Все начиналось с нежных прикосновений, и это было так привычно и естественно. Иначе и быть не могло. Только не с ними... Гуляя по парку, Рёга предложил идущему рядом с ним Тсузуку присесть передохнуть на обледеневшую скамью, присыпанную тонким слоем снега. Уже смеркалось, большинство людей давно сидели дома перед телевизором или ужинали с семьей. Парк к тому времени уже почти полностью опустел. Только двое парней не спешили расходиться по домам, предпочитая любоваться первыми звездами в компании друг друга. - Холодно же. Нам нельзя простудиться, скоро новогодний концерт, - печально вздохнул Тсузуку, глядя на скамью, на которой уже расположился его спутник. Рёга посмотрел на него умиленно. Под уставшими глазами залегли тени, пухлые губы от холода совсем побледнели, казались бескровными, как у мертвеца. Юноша едва заметно вздрагивал от прохладного ветерка, продувающего его ярко-красное пальто, и, чтобы согреться, обнял себя руками. Сегодня у него был тяжелый рабочий день, коллеги здорово помотали вокалисту нервы. Рёга и удивился бы, что вместо того, чтобы прийти домой, принять ванну и завалиться спать, парень позвал его на прогулку, но он знал его слишком хорошо, чтобы удивляться, и слишком хорошо знал концепцию их отношений – спасение и взаимопомощь. Они спасали друг друга. От одиночества, от тоски, от стресса, от жестокости и несправедливости этого грязного мира. Только в компании друг друга они ощущали полное спокойствие и могли расслабиться. Только друг другу они доверяли все свои секреты, друг с другом делились всеми своими впечатлениями и только друг с другом могли поговорить обо всем на свете или, наоборот, помолчать ни о чем. И им не было неловко. Более близких людей, чем они, вряд ли можно было найти во всей Японии. Они не были ни друзьями, ни коллегами, ни возлюбленными. Не придумали еще категорию таким отношениям, которые сложились между ними. Потому они просто считали себя одним целым. Одной душой в двух телах, как бы пафосно это ни звучало. - Я лучше постою, - решил Тсузуку, отворачиваясь и глядя куда-то в сторону, избегая зрительного контакта со спутником. Рёга перестал улыбаться и тяжело вздохнул. Возведя глаза к небу и не сказав ни слова, он схватил за руку любимого и потянул его на себя. Уже через мгновенье Тсузуку сидел у него на коленках и упирался холодным кончиком носа ему в щеку. Он обнял вокалиста Born и теснее прижался к нему всем телом, словно боялся, что тот уйдет, бросит его, оторвет от себя, чего, конечно же, не произошло бы ни при каких обстоятельствах. И это не пустые слова, они были в этом твердо уверены и не допускали другого варианта. Слишком велика была их привязанность друг к другу, они были незаменимы и неделимы, как сиамские близнецы. Рёга лишь погладил свое сокровище по спине, когда почувствовал, как сильно натянулась ткань его куртки под цепкими пальцами Тсузуку. Тот все никак не переставал дрожать, хотя от чужого тела и исходило достаточно тепла, чтобы согреться. Но при этом Рёга был абсолютно уверен, что выражение лица сидящего на нем юноши остается спокойным и лишь немного хмурым. Обвив одной рукой красную ткань пальто, а второй зарывшись в мягкие, неуложенные в этот раз волосы, Рёга открыл было рот, чтобы что-то произнести. Тсузуку отреагировал на это как нельзя быстро. Он знал, о чем пойдет речь, и хотел оттянуть этот очередной малоприятный разговор на избитую тему, применив наиболее действенный способ. Он нежно коснулся сухими губами смуглой щеки. Это эфемерное прикосновение было нетрудно спутать с прикосновением ветра – настолько легким оно было. А затем Тсузуку уже уверенней лизнул край такой любимой губы, выпрашивая ответных действий. «Не надо, прошу, не сейчас. Позволь мне еще немного посидеть вот так, в твоих объятиях, не думая ни о чем», - вот что Рёга прочитал в этих прикосновениях и, не смея противиться такой отчаянной просьбе, смело обхватил устами потрескавшуюся губу вокалиста Mejibray. «Только мой, - понимал он, сильнее сжимая кольцо из рук на талии любимого человека. Он предпочитал не думать о том, что они принадлежат разным группам и никогда не будут работать вместе, что он не сможет оберегать свою драгоценность на рабочем месте, источнике постоянных стрессов и плохого настроения. Не хотел думать о том, что в глазах фанатов они являются абсолютно разными и никак не связанными людьми, что они хотят видеть их не вместе, а в компании с другими музыкантами. Это все было трудно терпеть, об этом было больно думать, было тяжело понимать, что он не может держать свою жемчужину у сердца все время, каждую секунду. Но это не отменяло того факта, что Тсузуку – его. И, кажется, так было всегда. Хотя и знакомы они всего лет семь, судьбой они были предназначены друг другу с самого рождения. - Мой мальчик...» Они целовались так отчаянно, словно виделись в последний раз, но это, конечно, было не так. Это был даже не последний поцелуй за вечер. Далеко не последний. Просто они всегда так целовались. Они не могли насытиться друг другом, они хотели быть максимально близки, желали слиться воедино. Когда они занимались сексом или когда просто держались за руки, их невозможно было расцепить, и не важно, что думали окружающие. Им просто хотелось быть вместе, отдаваться без остатка и получать взамен так же много. Они жили, пока были рядом и чувствовали любимую теплую руку в своей руке, а в разлуке медленно умирали в ожидании новой встречи, в такие моменты секунды казались часами, а минуты днями. Без преувеличений. - Не здесь, - прошептал Рёга, останавливая увлекшегося брюнета, чья рука легла на его ширинку, пока губы оставляли грубый алый след на нежной шее. Тсузуку ничего не ответил, но послушно передвинул руку пониже, осторожно поглаживая по выпуклости, затем соскальзывая на ляжку и поднимаясь вверх к бедру. Этот парень любил кокетничать. Таким, каким он бывает на сцене, в реальной жизни его видел только один человек, что безумно льстило и сильно возбуждало Рёгу, на что и был расчет. - На улице нельзя, - едва слышно прозвучало над ухом Тсузуку, после чего мочки коснулись горячие губы. Рассеивая поцелуи куда придется, парни не прикрывали глаз, желая запомнить все в мельчайших подробностях, чтобы вспоминать, когда жизнь или, вернее, работа вновь разлучит их. Время убегало, как песок сквозь пальцы, и ребята в ужасе ждали начала очередного тура одной из их групп, где им придется вновь кривляться на публику, корча счастливые лица и заигрывая с абсолютно безразличными сердцу одногруппниками и другими музыкантами. Они прекратили жаркие поцелуи так же внезапно, как и начали, и так же беззвучно. И вновь влажный носик упирался в алую щеку, а длинные пальцы сцепились на скользкой ткани черного пуховика. Сердца колотились в бешеном ритме, и это тоже было привычно и не стоило внимания. Ничто не стоило внимания этих парней, когда они были вместе. И не странно, что они не заметили, как почернело и усыпалось огоньками небо, а снежинки вновь закружили в воздухе. В какой-то миг Рёга аккуратно провел подушечками пальцев по шее Тсузуку, заставляя его вздрогнуть и покрыться мурашками. Он понял – пора. - Почему ты так напряжен? - охрипшим голосом спросил музыкант Born, накручивая на палец черные локоны. - Это не так. Я расслаблен. Разве не видно? - как можно спокойнее произнес Тсузуку, стараясь не сжиматься даже от холода. - Ты устал. Это не одно и то же. В последнее время ты не можешь расслабиться даже со мной, и меня это сильно тревожит... - осторожно, тихо, чтобы не ранить. Тсузуку молчал, собираясь с мыслями. Видимо, он все же взялся искать ответ на вопрос, которого так долго избегал, не решаясь самостоятельно задавать его самому себе. - Они мне неприятны... Все до единого. Никто из них не любит и не уважает меня на самом деле. Они надевают маски улыбчивых, доброжелательных людей, чтобы затем оскалиться и сорваться на меня за малейшую погрешность. Их не волнует, что я такой же человек, с чувствами, переживаниями и своими проблемами. Они все такие, все... Они умеют только губить, - безостановочно прошептал он в родную грудь, собравшись с духом. Он словно и не говорил с сидящим рядом человеком, он просто выпускал наружу то, что накопилось, надеясь, что полегчает. Теплые ладони обвили его шею, заставляя приподнять голову. Рёга смотрел на него с неимоверной тоской, умело замаскированной под нежностью. Он собирался утешить любимого, но не мог скрыть того, как ему больно видеть его таким. - У меня есть только ты. Я хочу быть с тобой всегда. Всегда рядом. Каждую секунду, - совсем жалобно произнес Тсузуку, чья былая спокойность окончательно развеялась в морозном воздухе. А Рёге нечего было ему ответить. Он не хотел обещать того, чему не бывать, не хотел давать ложную надежду, которая вопьется в сердце, а затем, не воплотившись в жизнь, сорвется, оставляя по себе глубокую кровоточащую рану. Он не мог ранить своего бескрылого ангела, как делают это изо дня в день другие люди, составляющие его окружение. Он не мог предать его, не мог разочаровать. Его цель – охранять его, беречь, как зеницу ока, зализывать даже мельчайшие ранки. Тсузуку прочитал все по бесконечно виноватому взгляду Рёги и ласково улыбнулся, давая понять, что сам все прекрасно знает и понимает, какие чувства и желания переполняют его любимого. Он изначально не рассчитывал получить ответ, он просто делился своими чувствами. В благодарность за освобождение от мук совести и чувства вины Рёга чмокнул его в лоб, разряжая тем самым обстановку. «Он самый прекрасный, самый догадливый, самый заботливый. Он знает меня лучше, чем я сам. Он понимает меня даже лучше, чем я его... Ну как таким не восхищаться? Он правда мой? Мне правда достался самый замечательный на всей планете человечек? Не верю... Смело могу заявить, что я счастливее миллионов. Потому что рядом такое чудо», - Рёга не мог без улыбки смотреть на своего любимого парня и думать о нем без нескрытого восторга и даже некого фанатизма. И чем сильнее в его глазах расцветал Тсузуку, тем больше его хотелось защищать и лелеять. - Скоро праздники, скоро мы вступим в новый год. Он обязательно будет лучше этого, - попытался утешить его самыми простыми и такими наивными словами Рёга. Он знал, что содержание – не главное. Куда важнее то, как ты говоришь. А убедительным он быть умел. - Ты сам знаешь, как мы встретим эти праздники... А новый год... - юноша замолчал, думая о чем-то и нервно покусывая губу, а затем тяжело вздохнул и продолжил. - Из года в год, из века в век ничего не меняется. Время идет, а мы все топчемся на месте. Не имеет значения, какой на дворе год. Не время меняет наши жизни, а мы сами. Просто будь рядом. Пока ты рядом со мной, не имеет значения, сколько трудностей ждет меня впереди. Ведь есть человек, который делает меня сильнее, помогает справиться даже с самой острой болью и найти выход из любой неприятности, - сказав это, Тсузуку опустил глаза. Было видно, что он смутился своего признания, но Рёга был не тем человеком, который может засмеять или отвергнуть. Он аккуратно убрал темные пряди от его уха и склонился над ним, произнося шепотом: - Никуда не денусь. Даже когда между нами километры, мысленно я каждую секунду с тобой. Ведь мы одно целое. Он так и остался сидеть, опустив голову на любимое хрупкое плечо, а через несколько секунд Тсузуку уткнулся своим лицом в его шею, на которой алели недавние засосы. И тогда Рёга почувствовал, как что-то влажное и прохладное коснулось его кожи, а затем закатилось под куртку и замерло где-то на уровне ключицы. Нет ничего более душераздирающего, чем вид плачущего любимого, отчаянно сжимающего тебя в объятиях, ищущего в них спасение. Рёга не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас почувствовал, как неприятно колет в глазах. Тсузуку тихо шмыгнул носом, добивая окончательно. - Не надо, - неожиданно попросил он. Не скомандовал, а именно попросил, когда Рёга уже был готов взорваться во внезапно нахлынувшей истерике. Их слезы не были ни слезами счастья, ни выражением тоски. Это был способ выпустить наружу накопленные эмоции, которые посторонним людям видеть не стоило. - Поехали к тебе. - Но у тебя же завтра репетиция, - своевременно напомнил взявший себя в руки Рёга. Слова Тсузуку подействовали на него чудотворным образом. Плакать тут же перехотелось. При упоминании репетиции вокалист Mejibray сжался и помрачнел на глазах. Такое его спутник терпеть не собирался. - Скажем, что ты приболел, - улыбнулся он, подталкивая Тсузуку и помогая ему встать. Тот одарил его благодарным взглядом, полным надежды и предвкушения. Вызывать такси Тсузуку категорически отказался, а идти пешком запретил ему Рёга, ссылаясь на его смертельную усталость и жуткий вид. Тогда выбор пал на автобус. Они оба любили кататься на автобусе, это помогало почувствовать себя обычными людьми, не помеченными ярлыком мемберов популярных рок-групп. А вечером в полупустом автобусе было особенно уютно и тихо, не то что днем, когда все куда-то спешат и сбивают с ног. За окном разноцветными вспышками играли огни вывесок и фонарей, на которые смотреть можно было бесконечно. Автобус ехал медленно, тихим урчанием убаюкивая пассажиров. Не прошло и десяти минут дороги, как Тсузуку уснул на плече Рёги, а тот поспешно переложил его на свои колени и весь оставшийся путь любовался его подрагивающими во сне ресничками, желанными губами, которые несколько раз даже нагло поцеловал, пока никто не видел, и бликами, играющими на бледной бархатной коже. Он был на двести процентов уверен, что в его руках самое прекрасное создание на земле. Не важно, что другие думали о Тсузуку, для Рёги он был самым прекрасным, самым любимым и самым дорогим. Будить спящего красавца не хотелось, но несмотря на все свое желание, унести на руках его Рёга не смог бы. Они неспешно покинули автобус и поднялись в нужную квартиру, расположенную, к счастью, не так уж и высоко – всего лишь на третьем этаже. Тсузуку же жил на одиннадцатом, и когда его спрашивали, что сподвигло его поселиться так высоко, он простодушно отвечал, что просто-напросто желает быть ближе к небу. И только Рёга знал продолжение этой фразы: «Мы можем быть в разных городах, в разных странах и на разных континентах, но небо у нас одно на двоих». Ничему бурному и особо страстному этой ночью случиться не предстояло. Парни были слишком измотаны будничными проблемами и долгими путешествиями из одной точки города в другую. Помыв друг друга в душе и почти не дурачась при этом, а затем покормив друг друга остатками риса, найденными в полупустом холодильнике Рёги, они отправились спать, обменявшись перед сном парочкой легких поцелуев и прижавшись друг к другу потеснее. Всего этого им было достаточно для счастья. Они не нуждались в постоянных признаниях, регулярном сексе или проявления знаков внимания друг к другу на публике. Им было достаточно уже того, что самый дорогой человек находится рядом и разделяет твои чувства. Они не старались кому-то что-то доказать, они просто плыли по течению и поступали так, как велело сердце, а не как того требовали другие люди, их правила, традиции и нормы. Тсузуку отключился почти сразу же, едва его голова коснулась подушки, а Рёга долго не мог уснуть, думая о всем и ни о чем. Уже дважды за вечер любуясь своей спящей прелестью, так трогательно посапывающей и кутающейся в его одеяло, парня посетила великолепная идея, как можно его порадовать. Пролежав достаточно долго и убедившись, что Тсузуку спит крепко, Рёга аккуратно отпустил его и нехотя выполз из-под одеяла. До утра ему предстояло провернуть нечто грандиозное, что должно было развеять мрачность дорогого ему человека и вернуть ему праздничное настроение, затерявшееся в рутине рабочих дней... Когда Тсузуку проснулся, Рёги он рядом с собой не обнаружил. Часы показывали половину десятого утра, и это все объясняло, ведь вокалист Born любил вставать рано. Тсузуку слишком много ночей провел с ним в одной кровати, чтобы твердо в этом убедиться. Покидать постель не хотелось, так как за ее пределами царила неприятная прохлада, к которой придется долго привыкать, но желание увидеть хозяина квартиры пересилило. И стоило только Тсузуку переступить порог спальни, как его глаза накрыли теплые, пахнущие кофе ладони, а к голой спине прижались горячей грудью. - У меня есть для тебя сюрприз, - игриво целуя в ушко, в весок и в скулу, промурлыкал подкравшийся сзади парень, подталкивая парня вперед. Тсузуку и представить не мог, что на этот раз ему уготовил Рёга, ведь он никогда не отличался предсказуемостью, почему их общение и было наполнено всевозможными неожиданностями и многократными приятными моментами. Задавать вопросы не было смысла, ведь сюрприз он на то и сюрприз, чтобы до последнего оставаться загадкой и впоследствии удивлять людей, которым он предназначен. Тсузуку лишь покорно шагал туда, куда его направлял Рёга, повторяя про себя знаменитую пословицу – всему свое время. - На счет три. Раз... Два... Три! - воскликнул хозяин квартиры и убрал руки от лица своего гостя, с тоской прощаясь с приятным щекотанием ресничек по ладошке. Перед взором едва проснувшегося брюнета открылось то, что в конце декабря мало кого удивило бы, но именно в их ситуации вызвало настоящий шок. Посреди просторной гостиной стояла средних размеров ель, увешанная массивными блестящими игрушками и переливающимися всеми цветами радуги гирляндами. - Прости, что искусственная, ночью живую негде было взять... Эту мне родители пару лет назад подарили. Не думал, что когда-нибудь поставлю. У нас их, в общем-то, и не ставят обычно, но ты так грустил, так безразлично отнесся к факту приближающихся праздников, что я не мог это так просто оставить и... - Тсузуку прервал этот поток бессвязных оправданий, буквально вцепляясь в Рёгу двумя руками, потянув на себя и жадно впиваясь в его роскошные губы. С такой ярой страстью Рёга давно не сталкивался, он даже заметить не успел, как с него стянули распахнутую ночную рубашку и повалили на диван. Тсузуку целовал его куда придется, не грубо, но жадно. Да и на засосы он не скупился, не особо задумываясь, как вокалисту популярной группы придется их потом маскировать, чтобы не вызвать подозрений и ненужных вопросов. - Подожди, это еще не все, - остановил его организатор праздничного настроения, когда трусы его уже сползли до колен. Его происходящее дико заводило, но он ожидал другой реакции и другого времяпровождения в целом. Когда ему удалось отлепить от себя заведенного Тсузуку, тот смотрел на него одновременно и виновато, и бесконечно благодарно. Рёга мог только улыбаться, потирая свои уставшие после бессонной ночи глаза. - Подарок. Загляни под елку, ну же, - он подтолкнул любимого к деревцу, на которое тот смотрел зачарованно и испуганно. Он явно опасался что-то испортить, ведь для него так старались... Едва ли не ползком подобравшись к наряженной красавице, Тсузуку несмело взял в руки коробочку, обмотанную красной подарочной бумагой и зеленой лентой. Где Рёга их раздобыл посреди ночи, оставалось загадкой. - Открывай, не бойся, через коробку ты все равно ничего не увидишь, - засмеявшись, подбодрил его импровизированный Санта, рассевшийся на диване, когда заметил, как скромный вокалист нерешительно смотрит на подарок, вертя его в руках так и сяк. Брюнет одарил его растерянным взглядом и все же решился потянуть за ленту. Открытие самой коробочки стало куда более волнительным моментом, а содержимое ее заставило юношу покраснеть. - Нравится? Я купил его еще на прошлой неделе, повезло же, - заинтересованно следя за выражением лица Тсузуку, спросил Рёга, опускаясь рядом с ним на пол. В руках первого лежал дорогой серебряный браслет, представляющий из себя сплетение многочисленных звезд. - Очень, - честно ответил получатель подарка. Такой красоты он не видел давно, и его ни капли не смущало то, что украшение походило на женское. Звезды – это то, что связывает их в разлуке, так что в выборе подарка его любимый не прогадал. - Ты сделал все это для меня... Но ведь рано еще, до праздников неделя, - краснея от смущения, Тсузуку позволил Рёге застегнуть украшение на своем запястье. - Новый год мы встретим в компании пьяных коллег, сам ведь вчера напомнил мне об этом. Поэтому я решил устроить небольшой праздник преждевременно. Только для нас. Неизвестно откуда юноша, придумавший все это, достал еще и новогодние колпаки, дополняя картину, и тут же напялил их на головы. Его гость пьяно хихикнул, наталкивая на мысль, что вскоре кому-то придется бежать в магазин за шампанским и конфетами. - Ты так старался для меня, столько всячины откопал в своей квартире за одну ночь, умудрившись при этом не разбудить меня... А у меня даже подарка для тебя нет, - уже не так весело вздохнул Тсузуку, вертя в руках скользкую ленту. - Ты можешь подарить мне себя. Большего и не надо, - вполне серьезно ответил Рёга, подвигаясь к парню поближе и накрывая его руку своей рукой. И вновь все начиналось с нежных прикосновений, а переросло в огненную страсть, срывающую крышу. Они целовались, как ненормальные, катаясь по полу, поочередно перенимая инициативу и срывая с себя последнюю одежду. Где-то беспрестанно звонил телефон Тсузуку, но они этого не замечали, не замечали абсолютно ничего, кроме друг друга, и ни о чем не думали, кроме как о своих чувствах. Различие со вчерашними поцелуями заключалось лишь в том, что впереди их ждали исключительно положительные эмоции и глупые разговоры о праздниках. О тортах, о семьях, о друзьях и влюбленных, о выпивке и хмельных ласках, о снеге, блистающем под солнцем, и о ночном небе, которое сияло звездами только для тех двоих, кто на самом деле были одним целым.