Here comes the rain again.

В Киото вот уже третий день дожди, которые Акира на дух не переносит. Хотя бы потому, что ездить в такую погоду – не самый разумный вариант, как и вообще высовываться из дома. Можно, конечно, заняться домашкой, а то и вовсе разобрать вещи в комнате, забить чем-то голову, не думать. Но, как назло, мысли лезут настойчиво и кучно, не дают отвлекаться, не дают даже ложку в руках удержать. К вечеру хоть и начинает смеркаться, но дождь не перестает. Под конец дня от звука бьющихся в окно капель, что всюду преследует, у Мидосуджи создается четкое ощущение, что капли бьются не в окно, а в его черепную коробку, пробили там трещины и просочились в мозг. Ядовитые капли, сеющие смуту и тошноту, заставляющие вспоминать-вспоминать-вспоминать. Даже если вовсе не хочешь помнить. Однако, с воспоминаниями приходит опустошенное спокойствие, неизвестно, насколько способное затянуться, но заставляющее сесть к окну поближе. Сидеть, рассматривать сырые дорожки на стекле, наблюдать за гонкой капель. Акира жмурится и, кусая собственные губы, крепко цепляется длинными пальцами за плечи. Это все лишнее, это все мешает и тормозит его. Лужи от длительного выпадения осадков будут сохнуть еще дольше, чем шли дожди, будут снова прерывать его тренировки. Его единственную спасительную соломинку они бессовестно сломают и растопчут, оставят Акиру наедине с собой. На следующий день дождь, как и ожидалось, не кончается, да и не утихает вовсе. На полу перед юношей кипа тетрадей и книг, на листах этих тетрадей – размашистый почерк и каракули. Мидосуджи судорожно выдыхает, когда, якобы случайно, касается кончиками пальцев искусанных губ. А потом с размаху бьется лбом о подоконник и яростно вопит, чуть ли не слюной капает, до чего омерзителен он, дождь и чертов Ишигаки. Последний, кстати, настойчиво названивает уже вторые сутки, что-то весело бормочет и смеется. После этих разговоров у Акиры просыпается рвотный рефлекс и он прощается со скудным ужином. Очевидно, у Котаро не идут дожди. – У Котаро вообще ничего не идет, – почему-то вслух шипит Ас, прижимая ледяную ладонь к ушибленному лбу. У меня, Акира, все хорошо, говорит он. Друзья у меня тут, Акира, погода чудная, с клубом по три раза на дню тренируемся. А у Акиры, между тем, от недосыпа лопаются сосуды в глазах. И теперь все боятся его еще больше, а он этих всех – еще отвратительнее считает. Благодарит только высшие силы, что никто из подобных идиотов не умеет залезать в голову. Иногда, правда, умеет в нее залезать Ишигаки. Только теперь не реальный, а голос в трубке, а то и вовсе болезненно-тягучее воспоминание о горячих губах и поляне за школой. И, клянется Мидосуджи, он эту поляну когда-нибудь сожжет. Дожди прекращаются через неделю, их сменяют первые крупинки снега. Легкие и незаметные, они тонут в огромных лужах, тают на холодных щеках подростка, когда тот решает высунуть нос из дома. Тонут, а заодно тянут с собой, утопиться. Потому что в новостях обещают новый сезон дождей.