Призраки прошлого

Когда Томас позвонил из роддома, я не смог удержаться. – И кто у нас? Мальчик? Девочка? – как можно более ехидным тоном поинтересовался я. – Томми, мог бы заранее предупредить о пополнении в семействе. Прости, что я не заметил твоего интересного положения. – Не смешно, – попытался вклиниться Томас, но меня, что называется, понесло: – Не знал, что вампиры Белой Коллегии на такое способны. Не устаю удивляться фантазии Небывальщины. Кстати, надо будет подумать, куда поставить кроватку. Ты как отнесешься к воспитанию малыша духом? По-моему, из Боба выйдет замечательная нянька. Надо будет его обрадовать… – Идиот, – прошипел Томас. – Пошел к черту. Сам разберусь. Из телефона послышались короткие гудки. Хмурясь, я смотрел на трубку. Последние слова мой брат произнес с такой злостью и горечью, что шутить мне враз расхотелось. «Сам разберусь» – эта фраза говорила лишь об одном: у Томаса проблемы, а я над ним посмеялся, я не заткнул вовремя свой идиотский фонтан ехидства. Конечно, он разберется сам – не маленький, но если он вляпается, то виноват буду я. Надо было столько времени говорить, что помогу, если нужно, чтобы в одно мгновение все разрушить? Обругав себя, я набрал номер Томаса. Я слушал гудок за гудком, но мой брат так и не взял трубку. Упрямство – наша фамильная черта. Я нажал отбой и, схватив плащ, выскочил на улицу. *** Я нашел Томаса на втором этаже. Он сразу бросался в глаза. Нет, совсем не потому, что на него сложно было не обратить внимание из-за сверхъестественной красоты. Просто он вел себя иначе, чем все, кто был здесь. Он стоял перед огромным стеклом, за которым в кроватках лежали малыши. Перед этим окном собралось много народа. Мужчины и женщины со счастливыми глазами. Они прижимались друг к другу, целовались, восхищенно обсуждали, как их ребенок чавкает во сне губками и морщит носик. Здесь царила безграничная радость. Мамы, папы, бабушки, дедушки – все они смотрели не только на своих детей и внуков, они смотрели в будущее, и это будущее виделось им всем прекрасным. Всем, кроме Томаса. Он стоял в тени у края окна. Его руки были скрещены на груди, а на лице не было ни капли радости. Его взгляд, безотрывно устремленный на детей за стеклом, был мрачен и угрюм. Время от времени кто-нибудь из счастливых родственников украдкой косился на него. В их глазах на секунду отражалось непонимание – действительно, как можно было смотреть на эти сопящие носики и чмокающие губки и не умиляться? Они старались побыстрее отвернуться, чтобы возвратиться в свой счастливый мир. – Томас, – осторожно позвал я. Он молчал, продолжая рассматривать детей. – Среди них есть твой? – предположил я, пытаясь угадать, в чем причина такой мрачности Томаса. Спросил – и напрягся, потому что знал, что бы значил положительный ответ. Но мой брат покачал головой. Хоть в этом отношении меня немного отпустило. – Тогда что не так? – поинтересовался я. Он еще немного постоял молча и, когда я уже не ждал его ответа, вдруг просто сказал: – Прислушайся. Я нахмурился. Да, прислушиваться в роддоме было к чему – детский плач, радостные разговоры родственников, поздравления новоиспеченных родителей. Но здесь не было ничего необычного. Ничего, что могло бы до такой степени расстроить Томаса. Расстроить, разозлить – и напугать. За всей его угрюмостью я чувствовал страх. – Ничего такого не слышу, – ответил я. Томас повернулся ко мне, и я вздрогнул – его взгляд полоснул мне по сердцу. Что-то происходило, и я не понимал что. – Прислушайся, – повторил он. – Прислушайся к ним. Он качнул головой в сторону детей за стеклом. – Ничего не… – запротестовал я, но Томас вдруг возмутился: – Черт, Гарри! Не ушами прислушайся! Блин-тарарам, тут я понял его. Другой слух. Он есть у каждого чародея. Он чем-то сродни Истинному Зрению, только не так жесток по отношению к волшебнику, который им пользуется. Это что-то типа чутья на проявления магии. Оно есть не только у чародеев, но и у других существ. – Если не можешь прислушаться, посмотри на них. Посмотри, – выделил он это слово, подтверждая мою догадку. Я набрал побольше воздуха и открыл Истинное Зрение. Говорят, что бесконечно можно смотреть на огонь, воду и то, как работают другие люди. Шутка. На самом деле любой чародей вам скажет, что бесконечно Истинным Зрением можно смотреть лишь на детей. То, что ты увидишь таким способом, останется с тобой навсегда, а когда смотришь на детей – ХОЧЕТСЯ, чтобы это осталось с тобой навсегда. Такого невинного и безграничного света ты больше не увидишь никогда и нигде. Девственная и совершенная энергия чистоты, спокойствия и абсолютного доверия. Я видел, как к малышам тянутся нити-взгляды надежды, любви, самопожертвования. Это было так прекрасно, что хотелось плакать. Может быть, слезы и текли по моему лицу, не знаю, мне было все равно, потому что эта картина была совершенна. Была БЫ совершенна. В этой эйфории я сначала даже не осознал, что вижу. Это напомнило мне легкое дуновение, которое можно почувствовать из-под щели внизу двери, проходя мимо. Я бы и не заметил его, если бы ветерок не был таким ледяным. Я присмотрелся. Малыши-светящися дверцы в будущее лежали в своих кроватках, но двое из них были проходами в кое-что иное – черное, холодное, бездушное и с голодными серебряными глазами. Пока это была лишь узкая, еле заметная щель, но бездушные щупальца, испытывающие только страсть и похоть, я не мог не узнать. Стоило лишь повернуться к Томасу, чтобы увидеть, что будет с этими детьми, когда Голод сорвет дверь с петель и завладеет их жизнью. Сначала мне показалось, что я вижу эти червоточины только у двоих, потом обнаружил еще одного, второго, третьего… – Шестеро, – выдохнул я, отключая Зрение. – Угу, – подтвердил Томас. – У Белых что, демографический взрыв? Томас шагнул ко мне и злым голосом прошипел: – Гарри, ты мне, конечно, брат, но еще раз съязвишь, и я тебе врежу. Я отвел глаза. – Ладно, извини. Просто когда я встречаюсь с чем-то подобным… В смысле, когда дело касается детей… В общем, я не знаю, что делать, когда в разборки сверхъестественных сил оказываются втянуты дети. Когда вы пьете жизнь или кровь из взрослых – это одно, но тут… Перед моими глазами опять встало абсолютное сияние доверия и чистоты, которое я видел, когда воспользовался Зрением. Я покачал головой. И тут вдруг понял, что упускал раньше. – Подожди, я не чувствую тут присутствия вампиров Белой Коллегии. Кроме тебя, конечно. У них же должны быть родители. Томас кивнул. Потом качнул подбородком в сторону мужчины и женщины, которые стояли около стекла и восторженными глазами смотрели на спящего малыша – одного из тех, у кого я чувствовал намек на Голод. – Как я понял, – пояснил Томас, - они твердо уверены, что это их ребенок. Их собственный ребенок. – Может быть, так думает только отец, – у меня в голове включился сыщик. Все-таки я не зря зовусь чародеем-детективом. – Возможно, у матери была интрижка с кем-то из ваших на стороне, а теперь она не хочет, чтобы муж знал, что ребенок от другого? Мой брат пожал плечами, потом покачал головой. - Я тут проверил кое-что, - он показал мне свою руку: на указательном пальце шли волдыри, будто от ожога. – Она его любит. Серьезно и по-настоящему. Никто из Белой Коллегии не смог бы к ней притронуться, не то что ребенка сделать. Сыщик внутри меня не сдавался: - Может быть, она полюбила его сейчас? Уже после того, как забеременела от инкуба? - Может быть, - ответил Томас. – Я не спорил бы, если бы сейчас не смотрел на шестерых детей от белых вампиров. Предполагаешь, что каждая из этих женщин начала любить мужа только после встречи с инкубом и беременности? Мы не свахи, Гарри. От нас вряд ли можно научиться любить. Меня тоска берет, Гарри, если ты действительно так плохо думаешь о силе человеческих чувств. Я в задумчивости пожевал нижнюю губу. - Что, все дети рождены в счастливых браках, где мама с папой любят друг друга? – видимо, я действительно не очень хорошо думал о человечестве. Томас горько усмехнулся: - Мда, Гарри, общение с фейри не идет тебе на пользу. Ладно. Только у одной девочки мать-одиночка. Отца она не указала. Я могу попытаться выяснить подробности, но попозже: маме все-таки стоит дать отдохнуть после родов. Пятеро детей родились в браках. Об отношениях в двух парах ничего хорошего не скажу. Думаю, там женщины вполне могли бы наставить мужу рога и в этом не признаться. Да и мужья там такие, что… - Томас хмыкнул, - в общем, жен не осудишь. А вот три оставшиеся пары – там с любовью все в порядке. Таких стоит вносить в черные списки, чтобы вампиры Белой Коллегии на них случайно не нарвались. Если я просто мимо проходил и случайно коснулся рукой – у меня ожог, то что будет, если кто-то по дурости поцелует? - Стейк средней прожарки будет, - буркнул я. – Слушай, но ведь тут на самом деле нет особой проблемы. - Нет особой проблемы? – переспросил Томас. - Ну да, - кивнул я. – Сам посмотри. Они же – всего лишь дети. Ты можешь дать гарантию, что в семнадцать лет они не влюбятся и не убьют демона в себе? - А ты можешь дать гарантию, что они влюбятся ВСЕ? – парировал Томас. – Можешь абсолютно уверенно сказать, что ни один из них лет в восемнадцать-девятнадцать не проснется среди ночи от одуряющего желания – настолько сильного и острого, что разум отключится? Разум, совесть, правила – ничто из этого не будет иметь значения в ту ночь. А потом на рассвете он проснется около мертвой девушки, на лице которой навечно замрет счастливая улыбка, и не будет знать, что делать. И как так вышло. И как дальше с этим жить... ТЫ можешь гарантировать, что ни с одним из них этого не случится? - Не все же такие идиоты, как ты, - сказал я прежде, чем понял, что именно и кому говорю. Я мысленно дал себе хорошего пинка, но было уже поздно. Томас, который сегодня и до этих моих слов не отличался радостностью, теперь просто стал мрачной тенью самого себя. Видимо, призрак этой счастливой мертвой девушки из прошлого время от времени являлся ему среди ночи в кошмарах. А сколько их еще было – этих призраков прошлого?.. - Извини, - тихо произнес я. – Но, Томас, нам с ними сейчас действительно нечего делать. Можешь, конечно, попробовать объяснить все их родителям, но, во-первых, тебе вряд ли поверят, а во-вторых, ты спровоцируешь кучу семейных скандалов и тестов на отцовство. Так что, разумнее будет просто подождать и надеяться, что эти шестеро влюбятся прежде, чем Голод озвереет. Проблемы-то нет пока, в общем. - Есть проблема, Гарри, - Томас прищурился. – Есть. Ты просто ее не понимаешь. - Так объясни, - я начал понемногу заводиться, потому что терпеть не мог, когда чего-то не понимал. Или когда другие считали, что я не могу чего-то понять. - Все эти дети родились вне вампирских семей, Гарри, - начал Томас после короткой паузы. – Если они не влюбятся, если Голод не умрет годам к девятнадцати, то им никто не объяснит, что происходит. Наверное, ты никогда не видел дикого «белого» вампира? Он ждал ответа, и я качнул головой. - А я видел, - хмуро произнес Томас. – Это жутко, Гарри. Ваши сексуальные маньяки – это мальчики с маленькой пиписькой по сравнению с той тварью, которая получится из такого инкуба. Наверное, у меня на лице что-то такое отразилось, потому что мой брат понял, что я все еще не вижу смысла в его страхе. - Власть, Гарри, - Томас улыбнулся. – Энергия, которую мы выкачиваем из людей, - это не просто еда и не просто способ поддерживать свою жизнь. Ваша энергия дает нам особые силы. Я двигаюсь быстрее обычного человека, прыгаю выше, я сильнее и выносливее любого из твоей расы. Я не беру слишком много, но думаю, что если бы энергии было больше, могло бы открыться что-то еще. Вспомни моего отца. Он веками убивал женщин. Даже сейчас, когда он не может восполнить свои запасы, он все равно сильнее любого вампира Белой Коллегии. Но даже моего отца в его лучшие годы сдерживали некоторые правила и нежелание привлекать внимание. Дикого «белого» не будет ничего сдерживать. Наконец, я начал понимать… - Он будет получать все больше и больше, - продолжал Томас. – Он будет желать все больше и больше. Энергия будет давать ему власть над людьми. - Может быть, это ты слишком плохо думаешь о человечестве? – сказал я, стараясь не поддаваться мрачности моего брата. – Этих детей будет растить не твой отец и серпентарий вокруг него. Их будут растить любящие люди. После первого раза они могут понять, что их поступок ужасен! - И что тогда? – Томас продолжал мрачно улыбаться. – И что тогда, Гарри? Они перережут себе вены в ванной? Сдадутся в полицию? Сядут за решетку и дальше пойдет волна необъяснимых смертей в тюрьме? Или они расскажут все родителям, и те повезут их по врачам? Пара медсестер умрет, пока доктора будут пытаться разобраться в происходящем. Это начнет привлекать внимание прессы, общественности. Думаешь, Белая Коллегия это допустит? Вассалы моего отца вырежут всех, кто был хоть как-то связан с этими детьми. По тому, как Томас подробно рассказывает, я понял, что дикий вампир в его жизни встречался не один и не два раза, а гораздо больше. - Эти дети, Гарри, они смертники, - он отвернулся от стекла. – Из них выживут немногие. Я нагнал его уже на лестнице. - Когда ты звонил мне, - сказал я, - то думал, что ты хочешь, чтобы я помог. Ты говорил, что сам разберешься. Но тут не с чем разбираться, Томас. Не думаю, что ты хочешь убить всех этих детей заранее. Эта ситуация грустная и гадкая, но мы можем только смотреть. - Нет, - Томас остановился и взглянул на меня. Против воли я отшатнулся. Блин-тарарам, Томас… Я видел такое выражение в глазах вампиров раньше - у лорда Рейта, у Бьянки, у Мавры… Понимаю, что всегда обманываю себя, но мне не хочется думать о Томасе как об убийце. Блин-и-тысячу-раз-тарарам! - Ты можешь кое-что сделать, Гарри, - продолжил мой брат. – Найди инкуба, который зачал этих детей. - Что?.. – похоже, сегодня я туго соображал. – Ты думаешь, что… - Да, - лорд Рейт проступил в глазах Томаса ярче. – Я думаю, что у всех этих детей один отец. Я хочу знать, кто он. Я стоял в нерешительности. Вампир Белой Коллегии, выпустивший силу инкубов за пределы семей, - какое мне дело до него? Томас очень красочно нарисовал картину того, что будет, когда дети вырастут. Если он собирается убить этого инкуба, то я могу только порадоваться, что в мире станет меньше зла, хотя бы на одну тварь. Но как же мне не хотелось, чтобы приговор в исполнение приводил именно Томас. - Гарри, я найду его и так, - продолжил он. – Только, боюсь, это займет много времени, а гарантировать, что он не строгает каждый день по ребенку, я не могу. Блин, блин, блин и даже без тарарама… Сегодня Томас побил все рекорды по части того, чтобы меня напугать. Да, среди вампиров Белая Коллегия была ближе всех к людям, но ближе – совсем не значило, что инкубы – люди. И все-таки я не мог заставить себя относиться к Томасу не как к человеку. - Хорошо, - наконец ответил я. – Только хочу быть рядом, когда ты его найдешь. Томас улыбнулся чуть шире и покачал головой.