Вор

      Равноденствие праздновали всегда с размахом. Ярмарки, бродячие артисты, лепестки белых роз, которые то и дело кидали с балконов весело смеющиеся матроны, показывая, что в их доме есть дочь на выданье... Смех, слёзы, крики - веселые и не очень, - сладости и, конечно же, Ночная Охота. Ночью города преображались до неузнаваемости. Вечером, за пару часов до захода солнца, все уходили с улиц, кроме совсем уже стариков. Им оставляли угощения, подарки, кто какие мог. А те, в свою очередь, убирали улицы для того, что должно было происходить уже после заката. Таковы традиции.       Все свободные юноши и девушки, чьи сердца ещё не бились ни с кем в унисон, наносили на лица, ладони и грудь светящуюся краску, которую готовили сразу же, как возвращались домой, растирая особый минерал и смешивая его со сливочным маслом и пчелиным воском.              А позднее, когда последний луч солнца догорал на небосводе и вечерняя заря ещё полыхала алым, они выходили из своих домов, словно из укрытий. И начиналась Она. Били барабаны, отстукивая единый ритм, вгоняя юнцов в подобие транса, когда не остаётся морали и нравственности, но и до свального греха ещё далеко. И не видя лиц друг друга толком, но ощущая жар тел и горячее, возбуждённое дыхание, они бежали. Кто куда. Кто парами, кто один, крича, словно дикие звери. Ворота города в такую ночь всегда были открыты, потому что держать молодое, крепкое существо взаперти невозможно. Они были вольны делать что угодно, входить в любой дом, если двери его были распахнуты, оставляли отпечатки своих ладоней на стенах, целовались и любили друг друга, образуя пары, благословленные взошедшей луной и обласканные лучами Нового Солнца наутро. И было не важно, кого ты выбрал: этот выбор мог быть отнюдь не на всю жизнь. Важно было лишь одно: ты выбрал. И тебя выбрали.       Это было знаком того, что жизнь твоя продолжается, что ты снискал милость светил и их благословление. Были и такие, кто пары не находил. Такие просто шатались по улицам до рассвета, не смея поднять глаз, зная, что надеяться уже, в общем-то, не на что. И лучше пока что не выходить вовсе на следующий такой праздник, ведь тогда можно и вовсе прогневать светила, остаться навсегда одиноким и никому не нужным. Что уж говорить, я был одним из таких вот неудачников. Не то чтобы я был уродом каким, или ещё что. Скорее всего, такие вот развлечения не для меня. Я никогда не понимал до конца подобной традиции, хотя когда пришло моё время, то ровно так же, как и остальные, соблюдая правила обряда, вышел на Ночную Охоту. И не встретил там никого, кто бы приглянулся бы мне. Я заинтересовал некоторых, но коротким кивком головы дал понять, что ничего не получится. И посему шатался до самого утра один, по опустевшим уже городским улицам, не разделяя общего веселья.       Вот и в этот год мне предстояло вновь участвовать в Охоте. Не то чтобы я этого хотел. Но традиции, вне зависимости от того, нравятся они мне или нет, надобно чтить и неуклонно им следовать. Так учили меня, так я буду учить своих детей, если они будут. Это тот якорь, который не тянет ко дну, но даёт равновесие нам, людям, рождённым под Солнцем и Луной.

***

      В этом году всё украшали ночные фиалки. Белые, источающие терпкий, чуть сладковатый аромат цветы нравились мне своей простотой и отсутствием вычурности, какая встречалась у орхидей. Я ходил по торговым рядам, улыбался погожему деньку и рассматривал прилавки, жуя яблоко. Тому, что на меня налетел кто-то, идущий навстречу, я даже не удивился. Мало ли, толчея тут была изрядная, особенно у некоторых палаток. Всё, что я успел, это чуть приобнять растяпу. И этого хватило, чтобы почувствовать, как быстро исчезает мой кошелёк из кармана.       Я, малость растерявшись, взглянул на того, кого поймал в невольные объятия. Достаточно крепкий парень, коротко стриженные серые, именно что "мышиные" волосы, под стать им блёклые глаза... Думаю, даже за большие деньги редкий художник согласился бы нарисовать его портрет: слишком много бы ушло белил на то, чтобы передать всю его блёклость и мышиную невзрачность серости. Вор с силой оттолкнул меня и побежал, маневрируя между людьми и прилавками, стараясь затеряться в толпе. Ну а я... Я побежал за ним, словно на верёвку привязанный. И я бы не сказал, что меня вела жадность или желание накостылять наглецу.       Просто я что-то почувствовал. Именно к этому воришке. Невзрачному, зашуганному, обыкновенному. Только в сказках в нищенку влюбляется принц. В обычной жизни всё куда прозаичнее. Хотя... Это просто была моя Охота. Не ночная, а при свете Солнца. Но что если именно оно благословило меня, если не сыскал я милости у Луны? Что если всё именно так? Эти мысли в совокупности с переживаниями можно растянуть страниц на десять личного дневника. Но мне потребовалось время от вдоха до выдоха, чтобы всё осознать.       И я петлял по улицам нашего города, уже менее нарядным и более тёмным и узким, стараясь не сбить дыхание и сдерживать отдышку, не обращая внимания на резь в боку и то, что язык прилип к нёбу. Может, Солнце действительно помогало мне, а может, это просто случайность. Воришка споткнулся обо что-то и с громким и не очень цензурным криком растянулся на каменной брусчатке переулка, через который он с такой уверенностью бежал. Мне оставалось лишь чуть ускориться и из последних сил нагнать его. Тот дышал шумно, на лбу испарина, а взгляд - затравленный. Но - о светила! - я бы никогда не назвал этого человека серым. Он был как ртуть. Живым. Подвижным. - Бить будешь? Или убьёшь сразу? - Он усмехается недобро и скалит зубы. Неровно растущие клыки создают впечатление того, что он имеет какое-то родство с волками, по крайней мере. - Кошелек отдашь? - Шумно выдыхаю и подхожу к нему, даже не делающему попыток подняться. - Нет. - Ну, значит, забирай. - Пожимаю плечами и хмыкаю, чтобы замаскировать смешок, абсолютно тут неуместный. - Я в благотворительность не верю. - Он подозрительно щурится и смотрит мне в глаза. - Ну тогда я даже не знаю. Может, я могу попросить что-то взамен? - Я не продаюсь. - Так тебе никто и не платил! Сам деньги взял, значит, отработать нужно. Ну же! Воровать - самое последнее дело.       Этот растяпа расхохотался, подтягиваясь на руках и садясь, чуть подползя к стене дома, чтобы можно было на неё опереться спиной и чтобы со спины на него никто не напал. Умно. - Я что-то не то сказал? - интересуюсь, подходя чуть ближе. - Я вор, а не шлюха. Ищи кого поглупее, дядя. И посмазливее. - А если я попрошу тебя провести со мной сегодняшнюю Охоту? - Да ты головой ударился. На меня хорошенько посмотри, терпила, а потом предлагай такое! - Да я не слепец. Но не могу понять твоего отказа, или у тебя уже... - Нет. Просто "нет", и всё. - Он поднимается с брусчатки и кидает в меня моим же кошельком. - В расчёте, дядя!       И собирается бежать опять. Ха! Не на того напал!       Я не то, чтобы прыгаю с разбегу, но близко к этому. От несколько неожиданного толчка в спину, воришка отлетает к стене дома, к которой я его тут же прижимаю, ставя руки по обе стороны от его головы. - Да ты чокнутый! - Он пытается вырваться. Видно, я совсем его напугал. - Возможно. - Улыбаюсь ему самой безумной из своих улыбок и, резко нагнувшись к нему, - он был ниже меня на полголовы - целую его тонкие бескровные губы. И понимаю, абсолютно чётко и ясно: он тот, кто мне нужен. Он тот, кого я ждал в ту Ночную Охоту, но, видно, светила не сочли нужным тогда пересечь наши с ним дороги. А сейчас вот... Да. Именно так. Он обмяк и сразу прекратил отбиваться, но и не отвечал на поцелуй. Он... Он плакал. А я продолжал его целовать, с трудом вдыхая словно загустевший воздух через нос, аккуратно и с толикой нежности вытирая с его щёк слезинки большими пальцами, заключив его лицо в свои ладони. Через какое-то время он, словно решившись на что-то, ответил мне. Не пылко и не робко. Без страсти, но и не самоотверженно. Позволяя, определяя своё к этому отношение, раздумывая над чем-то. Я улыбнулся и разорвал поцелуй, вновь смотря в его глаза. - Свен. Это мое имя. Я резчик по дереву, живу в квартале Золотых Холмов в маленьком домике с мастерской. Хочешь, научу тебя всему, что умею сам? Дам кров и еду? И... - О, Солнце и Луна, что я несу?! - Нет, не так... Ты просто пойдёшь со мной. В мой дом. Потому что я не смогу тебя отпустить. И дом будет Нашим. Не моим. Нашим. И я... - Дядя, что ты несёшь? - Вор совсем уже скептически смотрел на меня, чуть кусая нижнюю губу, от чего она стала нежно-розовой.

***

И я поцеловал его ещё раз. И ещё. И ещё... Пока он вновь не стал отвечать. А потом я спросил опять: - Пойдёшь ли ты со мной? В наш дом? Рука об руку? - Вы сумасшедший. И вам не за ворами гоняться, а голову у шептунов лечить! - Он смотрел на меня хмуро и не верил ни единому моему слову. - Я прошу тебя. Будь со мной с этого дня. Не убегай, поверь мне. - Я не верю. - Пожимает плечами и отворачивается от меня.       А я отстраняюсь и с грустью смотрю на него. И понимаю, какой я идиот. И всё это должно было быть не так. И встретиться мы должны были по-другому. И слова не нужны тут. Во всяком случае, не такие. - Я тебя чувствую. Шэл.       А вот тут он не выдержал и дал мне в солнечное сплетение. Хорошо так. Меня согнуло так, что я рухнул на злосчастную брусчатку, даже не заметив того, как ударился о неё же головой. Просто я не мог сделать даже самого маленького глоточка воздуха, глаза слезились, было как-то особенно хреново от того, что я, вроде бы взрослый мужик, пропустил такой гадский удар от мальчишки, по сути. - Откуда. Ты. Знаешь. Имя? - отчеканил воришка, крепко взял меня за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову.       А потом он и вовсе заставил меня распрямиться, лечь на спину и вдохнуть, несмотря на боль в груди и спазмы. - Ну ты и... - Откуда?! - рявкнул он, и его глаза точно нельзя было назвать блёклыми в этот момент. - Почувствовал. Просто почувствовал. - Я стараюсь через силу улыбнуться ему. - Пошли со мной? - Ты не боишься, что я прикончу тебя тут? - Нет. - Я с трудом вдыхаю опять, но попыток даже пошевелиться и изменить позу не делаю. - С чего это вдруг? Ты действительно сумасшедший! - Нет. Я чувствую, что ты не причинишь вреда. - Псих! - Он пошарил в кармане штанов и вытащил оттуда складной нож. Тот тихо щёлкнул, раскрываясь, и холодное лезвие прошлось по моей шее. - Решил меня всё же убить? - Да. Таким как ты не место в мире. - Он опять скалится. А я ему улыбаюсь и, чуть прикрыв глаза, прошу: - Только поцелуй меня перед тем, как сделаешь это.       И он мог отказаться, мог послать меня в тартарары. Мог просто вонзить мне нож в горло, пуская на холодный камень горячую кровь. Мог много чего. Но он поцеловал. Значит, нас всё же свело Солнце. Или Луна. Да всё равно кто или что! Он... Он целовал меня! Теперь - сам. Обстоятельно и методично, словно опять пытаясь что-то сам себе доказать. И, наверное, безуспешно. Нож зазвенел сталью клинка о камни брусчатки, а я почувствовал тепло объятья, пусть и мимолётного, похожего на этакое поглаживание. И я распахнул глаза, глядя прямо в его душу. Шэл. Да. Именно так его зовут. Шэл отстранился от меня, внимательно наблюдая за тем, как я облизывал губы после поцелуя. - Пошли домой уже. Ну? - Мягко улыбаюсь ему и медленно тяну руку, чтобы коснуться впалой щеки. - Ты идиот. Я тебя чуть не убил! - кричит он, резко отстраняясь от моей руки. - Прошу тебя, Шэл. Пошли до... - Да пошли, пошли, сумасшедший! Обнесу твой дом, будешь знать, как воров в гости зазывать! - начал он бурчать, поднимаясь на ноги и подавая мне руку, чтобы я тоже мог встать.       Собственно, когда я встал, я не отпустил его руки и чуть потянул на себя, чтобы поцеловать ещё раз. Коротко, но звонко, прерывая недовольное бормотание. Будто мы знакомы уже тысячу лет, как минимум, половину из этого срока прожили вместе рука об руку, и подобные ссоры у нас в норме вещей. А ещё, не знаю почему, но я чувствовал себя сейчас и охотником, и, одновременно с этим, грёбаной добычей. Но на душе было легко и хотелось творить глупости. Наверное, я и взаправду немного сбрендил, но Шэл шёл рядом, позволяя держать себя за руку и вести в свой дом, который должен... - нет, не так! - который Станет нашим домом. Что бы кто ни говорил.       А пока мы ещё не вышли на оживлённую улицу, можно опять притянуть его к себе и опять поцеловать. Вот так вот просто. Пусть привыкает.