Смертный

Субъективная реальность Генри Тауншенда

      Мы все смертны. Кто-то верит, что после смерти человеческая душа обретает покой и исчезает в забвении. Кто-то верит в перерождение; кто-то – в загробную жизнь; кто-то – в цветущие райские сады и кипящие смолы Ада. По любому из этих сценариев жизнь конечна. Что там, по ту сторону, что же, чёрт, после, знает только он.       Салливан сидел на ступенях изуродованного здания. Он был похож на Христа с картинки: в блаженно-пьяных его глазах застыло какое-то странно наивное выражение.       – Я получил это от мисс Гелвин очень… очень давно, – его голос созвучен с холодом. Я крепче сжал пистолет, нацеленный ему в лицо: казалось, Салливан его даже не видит, казалось, он смотрит насквозь. – Тогда она была младше меня. И была так счастлива, держась за руку своей матери…       То, что я чувствовал в ту минуту, трудно описать. Я плохо слышал его, потому что пытался совладать с ужасом, охватившим меня, мучительно боролся с дрожью в теле. Пистолет жалил намокшие ладони. Это было ужасно. Этот мир – всего лишь препарированный труп прежнего: отвратительный и непристойно уродливый. А Салливан – его сосредоточие, его воплощение, его создатель. Представьте, что перед вами сидит Бог или, быть может, грёбаный Дьявол, и спокойно втирает вам что-то про какое-то «очень давно». Представили? Вот именно. Я старался не закончить своё существование прямо там.       – Возьми. Это тебе, – он протянул мне что-то. Но когда он смотрел на меня, я только и мог, что сжимать пистолет и ловить взглядом отметку прицела. Тогда он положил что-то на ступеньки и сделал вид, будто меня попросту нет. Салливан отвёл взгляд, и мне стало легче дышать. Моя голова снова стала доступна для мыслей: я понял, что если бы он хотел убить меня, то уже сделал бы это.       Я осторожно приблизился, чтобы рассмотреть подарок Салливана…       Кукла.       Это была чёртова кукла! Грязная тряпичная игрушка с глазами-пуговицами – это то, что я меньше всего ожидал получить от него. Я поднял куклу и долго смотрел на неё.       – Что это?       Ключ? Подсказка? Что же?!       – Кукла, Генри, – он по-прежнему смотрел перед собой.       Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, почему игрушка так удивила меня: в мире Салливана нет места детству, последние его лучи заточены где-то за стенами Водной тюрьмы. Маленький Уолтер, которого я встречал, – даже тот всего лишь расплывчатое видение, призрак.       Помню, что мне стало очень тоскливо: так бывает, если вдруг наткнёшься на свою старую детскую фотографию. Так бывает, когда понимаешь, что что-то ушло безвозвратно. Передо мной сидел человек, который никогда этого не поймёт. Не важно, почему он хочет расстаться с куклой, важно – почему она ему дорога.       Я опустился на ступени рядом с ним. Салливан – убийца, зверь: я видел пятна крови на его одежде, он весь пропах смертью. Ничто не оправдает совершённых им злодеяний. Но глупая кукла напомнила мне, что он грезит наяву, что люди для него – армия игрушечных солдатиков. Человеческие жизни – средство достижения его самой заветной мечты. И пусть его кукольный домик совсем не похож на другие – его сделали таким люди. Уолтер – очень большой и очень-очень неправильный ребёнок.       Я осторожно коснулся его рукава. Кукла – напоминание о том, что мир иногда бывает добрым, вот что я понял. Мое прикосновение – вовсе не попытка что-то исправить, но… Мне хотелось объявить перемирие, хотя бы ненадолго расслабиться и задышать спокойнее. Мы сидели плечом к плечу в полном молчании: я мог закончить всё это, убив его, и он тоже мог оборвать моё существование. Однако никто не спешил.