Ребята не промах

Они начинают на улочках Италии, юные и отчаянные. Их шаги эхом отдаются в узких переулках, когда они уходят, выполнив задание. Ямамото теряется, гадая, в какую сторону повернуть, пока Гокудера не шипит, чтобы он следовал за ним. Ямамото так и поступает. Он старается не выпускать из вида тень своего напарника, когда та вытягивается впереди, скрывая выбоины на асфальте, не выпускать из вида Гокудеру, который прижимает рану на боку бледной, дрожащей рукой. Хотя Ямамото и сам ранен, и ему тяжело бежать быстро. «Не лучшее начало», - произносит Реборн вместо приветствия, серьезно глядя на них из-под полей своей черной шляпы. Вздохнув, он отворачивается и жестом просит их идти следом. Ямамото и Гокудера плетутся позади, все так же тяжело дыша. Как только они оказываются в безопасности, Гокудера грубо хватает Ямамото за руку, с неодобрением изучает длинный порез на ней. Потом толкает в плечо и, не сказав ни слова, уходит, как будто он один во всем виноват. Это их первое задание. X - Дальше будет полегче, - обещает им Дино, замечая неуверенность в улыбке Ямамото и его небрежно перевязанные раны. - Правда. Ямамото улыбается, потому что не знает, что еще ему делать. Его не покидает неприятное ощущение, которое ему не слишком нравится; оно было с ним и вчера, не давало спать, будило каждый раз, стоило только сомкнуть глаза. До самого утра он беспокойно ворочался под одеялом, сначала считая овец, а потом минуты до завтрака. Порой он посматривал на Шигуре Кинтоки, стоящий в ножнах в углу, вытертый насухо, ничем не привлекающий к себе внимания. Потом утыкался лицом в подушку, зажмурившись и сжав губы. Теперь он все утро ждет Гокудеру, который, может быть, сумеет его понять и как-то подбодрить. Таким простачкам не под силу постигнуть встречающиеся на их пути сложности. Это первое, что приходит Гокудере в голову, когда он трет глаза и моргает, глядя на измученное лицо Ямамото, на котором нет и следа сна. Гокудера едва заметно хмурится, но не говорит ни слова, не объясняет, с чего вдруг сел напротив, хотя раньше всегда предпочитал уединяться в гостиной. Ямамото натянуто улыбается ему. - Хорошо выспался? - спрашивает. И сидит, не шевелясь, вглядывается в его лицо. Гокудера гадает, когда это он успел научиться видеть сквозь Ямамото. Делает вывод, что ему это не по душе, и вместо того, чтобы смотреть на Ямамото, смотрит в чашку со своим кофе. - Прекрасно, - врет он. Но потом в комнату заходит Ури, победно вскинув голову и гордо мурлыча, и Гокудера сидит, не поднимая взгляда от своих рук, пока кошка снова не выскальзывает за дверь. Ямамото видит его насквозь. X Ямамото кажется, проблема Гокудеры все еще — все еще — неумение работать в команде. Во время совместных тренировок он всегда берет все на себя, и Ямамото больше ничего не остается, кроме как быть на подхвате. Это все, что Гокудера ему позволяет. Ямамото для него тот, о ком приходится постоянно беспокоиться, и он уверен, что такое положение дел в порядке вещей. Поэтому каждый свежий шрам на теле Ямамото для него словно немой упрек, как будто он один виноват в них, а сам Ямамото вовсе ни при чем. Это преграда, которая всегда стоит между ними, всегда их разделяет. Гокудера словно нарочно напрашивается, чтобы ему вбили в голову, что так у них ничего не выйдет, заставили уяснить это раз и навсегда, или хотя бы до тех пор, пока он снова все не позабудет. Реборн бесстрастно наблюдает за их спором, как ни в чем не бывало прихлебывает чай и ни во что не вмешивается. В выражении его лица смутно читается облегчение, когда Ямамото не выдерживает и говорит: «Прекрати играться с собственной жизнью». Не закрывайся от меня. Он просит об этом не в первый раз, прошлый еще свеж у них в памяти. Может быть, поэтому Гокудера молча шагает обратно к стартовой позиции, и теперь уже ждет там, пока Ямамото к нему не присоединится. X Проходит месяц с тех пор, как они покинули Японию. Ямамото привыкает к жесткой кровати, подгоревшим завтракам, теряет счет пропущенным звонкам и смс-кам — на экране его телефона в имени абонента постоянно высвечивается «папа», «папа», «папа», «папа», «папа», и куча вопросов о том, как там, в Италии, и когда теперь ждать его дома. Ямамото кажется, что лето в Италии холоднее, но это не мешает ему каждое утро вставать пораньше, чтобы пробежаться или поиграть в мяч с Цуной. Иногда он замечает, как Гокудера выходит во двор с книжкой. Иногда даже набирается наглости выйти в сад вслед за ним, растянуться рядом на траве и лежать тихонько, потому что иначе Гокудера начнет ворчать. Порой Ямамото по глупости пытается втянуть его в разговор. Сегодня как раз такой день. Скука и любопытство не дают ему покоя, заставляют заговорить с Гокудерой. Мысль о том, что Гокудера может остаться один в своей родной стране, пугает Ямамото точно также, как испугало выражение лица Гокудеры, когда Реборн ни с того ни с сего объявил им о грядущей поездке в Европу. Сам Ямамото, конечно же, скучает по дому, и Цуна тоже постоянно разговаривает по телефону со своей мамой, а Ламбо и И-пин цепляются при этом за его штанины. Но Гокудере хуже всего. Он с трудом выносит великолепную кухню, знакомые пейзажи вокруг. Весь первый месяц в Италии он почти не выходил из своей комнаты. Цуна был слишком занят постоянными встречами и совещаниями, чтобы заметить что-либо, кроме бледных рук Гокудеры, отставляющих тарелки в стороны, хмурого выражения его лица, темных кругов под глазами. А Ямамото видел, как паника охватывала его на улицах Рима, слышал, как учащалось, становясь сбивчивым, дыхание, чувствовал, как напрягается спина, прижатая к его собственной. Один раз он даже вцепился в манжету рубашки Ямамото, но тот не сказал ни слова, просто сделал вид, что ничего не заметил. - Вот черт, - сплевывает Гокудера вместо приветствия, когда Ямамото легкой походкой выходит в сад через заднюю дверь. Он поднимает глаза и смотрит на него, прищурившись. - Почему это вечно ты? Он вздыхает, убирает за ухо прядь волос. Она падает обратно, скрывая его лицо, когда он склоняется над книгой. К Ямамото возвращается дар речи. И снова пропадает, когда он замечает, как длинные пальцы Гокудеры рассеянно дергают за стебелек ромашки. В горле пересыхает. Он усаживается рядом, зарабатывая этим хмурый взгляд в свой адрес, который его только веселит. - Когда Цуна вернется, - начинает Ямамото; да, это грязный трюк, но книжка вдруг совершенно перестает интересовать Гокудеру, - нужно будет нам всем собраться здесь и сыграть в мяч. Вместе. По недовольному выражению лица Гокудеры он понимает, что его предложение сейчас натолкнется на отказ, но продолжает говорить, испытывая головокружение от хождения по краю. - Ему это понравится. Гокудера сначала молчит, морщится. Потом снова вздыхает. Всем известно, что способность уступать не входит в число его главных достоинств, но Ямамото продолжает испытывать ее на прочность. Гокудера потратил уйму времени в библиотеке Намимори, помогая ему готовиться к экзаменам; неохотно перевязывал его раны; провел не один год, терпя его присутствие рядом. «Ради Десятого», - всегда говорил он, барабаня пальцами по обложкам учебников, отрывая зубами бинты. Теперь он позволяет Ямамото сидеть рядом с ним, хотя никто, перед кем стоило бы притворяться, их не видит. «Это успех», - думает Ямамото. Даже у него в голове это звучит совершенно нелепо. X Третье задание проходит не так гладко, как хотелось бы. Они работают вместе точно так же, как и на тренировке — в настоящей драке это впервые. То, что они еще не успели как следует сработаться, становится заметно сразу же, но, в конце концов, у них все получается. Получается достаточно хорошо, чтобы Ямамото мог быть уверен: теперь еще не меньше недели его будет мутить всякий раз при виде поцарапанного Шигуре Кинтоки. Он с трудом стоит на ногах, и когда Гокудера впивается пальцами ему в плечо, чтобы не упасть, дополнительная нагрузка едва не приводит к катастрофе. «Проклятье», - шипит Гокудера. Он держит правую ногу на весу, не опирается на нее. По его бедру и по голени течет кровь. Ямамото с трудом понимает, что происходит, перед ним все словно в тумане, мысли бестолково роятся в голове. Он нечаянно спотыкается, чуть не падая, и чувствует страх Гокудеры, когда тот сильнее сжимает его руку. «Ямамото», - резко выдыхает он, и только тогда Ямамото вспоминает, как переставлять ноги. Ухабистая дорога, ведущая домой, в их положении далеко не лучший выбор, но Гокудера не хочет слышать возражений, говорит, что так быстрее. А потом матерится Ямамото в ухо, когда, как и ожидалось, от ходьбы боль становится совсем невыносимой. Он так вымотан, что с трудом отрывает ноги от земли. Ямамото взял бы его, перекинул через плечо и прямо так дотащил до дома, но он и сам не в лучшем состоянии. Поэтому когда он слышит очередное «твою мать», он только закусывает губу и пытается запастись терпением. Сила воли дает небольшой сбой, когда он опускает руку на талию Гокудеры, будто собираясь подхватить его на руки. Всю дорогу он едва ли не тащит его на себе, и когда они оказываются на месте, предлагает проводить до самой его комнаты. Гокудера вспыхивает, распахивает глаза, протестующе мычит, и Ямамото не может сдержать смех. Ромарио начинает обрабатывать их раны, прежде чем он успевает сказать, что помощь не требуется. Ромарио и Гокудера разговаривают друг с другом по-итальянски. Ямамото доволен, что уже может разобрать кое-что — в основном ругательства, и то, о чем можно догадаться интуитивно. Гокудера ловит на себе его взгляд и легонько бьет ладонью по незажившей еще руке. Ямамото различает в потоке незнакомой речи «idiota» и тихонько смеется. Закончив с ногой Гокудеры, Ромарио принимается за Ямамото. Но сидящий рядом Гокудера не отодвигается. Вместо этого он искоса разглядывает новые шрамы на теле друга с напускным безразличием. «Мне не больно», - говорит Ямамото, сам не зная, зачем, пока Гокудера, хмурясь, следит за тем, как ему начинают промывать раны спиртом. Спирт щиплет, жжется. В первое мгновение внезапная жалящая боль заставляет Ямамото с силой сжать руку в кулак. - Да мне плевать, - слышится в ответ неразборчивое ворчание. Но Гокудера все равно продолжает смотреть и морщиться. Боль, скручивающая живот Ямамото, проходит не так скоро, как он рассчитывал; Гокудера уже спит, привалившись к его плечу, когда он решается высказать вслух свое беспокойство. Улыбнувшись, он говорит Ромарио: - Кажется, меня сейчас вывернет. Телохранитель Дино убирает аптечку, даже не удостаивая его взглядом. Костюм на нем уже не такой идеально выглаженный, как был утром, начищенные туфли утратили блеск. - Не переживай, пацан, - говорит он на отрывочном, полузабытом японском. - Это пройдет. Но это не проходит. В конце концов, когда до завтрака остается всего ничего, Ямамото тоже проваливается в сон здесь же, на диване. X Это их последний день в Италии. Напевая себе под нос, Ямамото собирает вещи раньше, чем надо бы. Когда все готово, он садится на свой забитый чемодан, и обводит довольным взглядом опустевшую комнату для гостей. С его губ не сходит безмятежная улыбка. В ожидании, пока не проснутся остальные, он коротает время, болтая с отцом по телефону. Они обсуждают, что приготовить завтра на обед, радуются, как удачно вышло, что он успеет вернуться прямо к бейсбольной игре. Вскоре стучится Цуна, кричит из-за двери: «Завтрак!». Его голос звучит также, как все их голоса в последнее время — устало. Следует короткая пауза; Ямамото как в тумане разглядывает появившиеся на экране слова «вызов завершен», неожиданно чувствуя себя до безумия счастливым. - Ямамото? - снова зовет Цуна. - Ты еще спишь? Он моргает. Кричит: - Минутку! Шаркающие шаги Цуны начинают удаляться. Какое-то время Ямамото только стоит беспомощно, думая об отце и о своих новых грехах. Эти грехи оставляют кровавые следы на его одежде, когда он недостаточно тщательно перевязывает раны. К счастью, никаких заметных отметин у него не осталось; хотя теперь, наверное, придется быстрее бежать обратно к себе в комнату после душа, или дождаться, пока шрамы на груди окончательно не поблекнут, прежде чем решиться на это. Ступеньки на лестнице, а затем и половицы у двери скрипят под чьими-то шагами. Кто-то коротко барабанит в дверь. - Придурок, еда остынет, будешь жрать холодную. В отличие от Цуны, Гокудеру не заботит, что кто-то, возможно, хочет побыть один. Он резко распахивает дверь, потом смотрит на Ямамото, раздраженно и чуть снисходительно. - Ну? - выплевывает он после очередной паузы. - Чего, черт возьми, ты ждешь? - Ха-ха, прости, Гокудера, - улыбается Ямамото, подходя ближе. - Славная у тебя пижамка. На его пижамных штанах рисунок со следами звериных лапок. Ямамото невероятно везет, что у Гокудеры слишком хорошее настроение, чтобы двинуть ему в живот со всей силы. X Семейный завтрак впервые за все время этого путешествия. Наверное, должно было получиться мило. Не задумываясь, Ямамото воображал, как все отлично проведут время, прекрасно ладя между собой, болтая о разных вещах; обсуждая на удивление сносную готовку Дино, или новую, в десять раз страшнее предыдущей, стрижку Занзаса. Он воображал, как все будут смеяться. Смеяться без остановки. Но на деле все происходит иначе, кажется немного нереальным, и непонятно даже, к лучшему это, или к худшему. Никто ни о чем не болтает. Единственный звук — это скреб ложек и вилок по тарелкам. Иногда напряжение нарушает выкрик не выдерживающего Рёхея «ЭТИ СТОЛОВЫЕ ПРИБОРЫ ЭКСТРИМАЛЬНО СТРАННЫЕ», и следующее за ним замечание со стороны Хибари: «Сбавь децибелы, иначе забью до смерти». Но вряд ли он осуществит свою угрозу, ведь и ему самому приспособиться к вилкам так же сложно, как и Рёхею. В конце концов, оба опускаются еще ниже примитивного акта тыканья в еду вилками, чтобы подцепить кусочек и поднести его ко рту, и начинают есть руками и оладьи, и бекон, и даже свои дурацкие хлопья без молока. На всякий случай Гокудера бросает выразительный взгляд на Ямамото, словно предупреждая: «Только попробуй последовать их примеру». Поэтому Ямамото пробует подражать тому, как ловко Гокудера орудует вилкой, поглощая тофу — Гокудера всегда ест тофу, — внимательно наблюдая за его действиями. Очень внимательно. Очень. Через какое-то время он понимает, что на самом деле откровенно пялится на рот своего друга. - Что? - срывается с губ Гокудеры три минуты спустя, когда он уже не в состоянии это терпеть. Ямамото кажется, что сейчас эти губы стали намного розовее, чем были вчера, или когда-либо раньше. Но раздраженный окрик приводит его в себя. Ямамото нерешительно улыбается Гокудере и принимается заново учиться, как нужно обращаться с вилкой. Все присутствующие обмениваются выразительными взглядами. Потом за столом снова воцаряется молчание. - Н-да, - говорит Рёхей, со скучающим видом болтая в стакане свой апельсиновый сок. – Эта отстойная неловкая пауза что-то затянулась. Цуна, покрасневший, как вареный рак, не сводит глаз с Ямамото. - О боже, - выдыхает он. Гокудеру это ужасает, и он со злостью пинает Ямамото ногой. - Так, давайте только без этого заигрывания под столом, - примирительно произносит Дино, но тут же взрывается от хохота, когда Гокудера и Цуна одновременно поворачиваются к нему с одинаковыми выражениями восхищения и ужаса на лицах. Хибари только зевает. Рёхей поворачивается к Ямамото, говорит: «Чувак». Хром улыбается про себя, прихлебывая чай маленькими глоточками. Ламбо все еще дремлет, уронив голову в пустую, к счастью, миску, а взгляд Бьянки не оставляет сомнений, что ей очень хочется броситься на Ямамото через весь стол и придушить его голыми руками. Она смотрит на него спокойно, не моргая, поверх солнечных очков. Произносит одними губами: «Голыми руками придушу». Ямамото улыбается ей так, будто ничего не понимает. Потом делает глоток молока, в этот раз стараясь не слишком откровенно глазеть, когда, на мгновение подняв глаза, обнаруживает, что Гокудера с задумчивым видом держит ложку во рту. Их взгляды на мгновение встречаются, и Ямамото снова улыбается. Ему нравится, что Гокудера от этого сразу вспыхивает. Завтрак действительно кажется каким-то нереальным. X В аэропорту Дино обнимает их на прощанье — всех, кроме Хибари, конечно, который одаривает его мрачным взглядом в качестве предупреждения. Хибари просто пожимает Дино руку, что само по себе требует от него немалых усилий. Потом Дино, как образцовый старший братишка, протягивает Цуне пакетик на случай, если ему снова станет плохо во время перелета. - Не переживайте ни о чем, - повторяет он всю дорогу до выхода на посадку. Там он их покидает. Они толпятся вместе, все, по сути, еще дети - Бьянки отошла пять минут назад, чтобы купить Ламбо шоколадку. - Ты, - цедит Хибари, кивая на своего «босса» с нескрываемой неприязнью, и переводит взгляд с пакетика на посеревшее лицо Цуны, - со мной рядом сидеть не будешь. Он вырывает из рук у Хром ее билет и проходит вперед, впечатывая стюардессу в стену, когда она в четвертый раз напоминает ему ласковым голосом, что посадку на их рейс еще не объявили. Цуна становится белым, как полотно. Он нервничает, крепко сжимает ладонь И-пин в своей, и рвется туда, куда скрылась Бьянки — ну сколько можно ходить за шоколадкой? Нужно узнать, когда будет следующий рейс. Вежливый женский голос объявляет что-то по громкой связи, но никто не понимает, что именно. Все поворачиваются к Гокудере. - Посадку объявили, - переводит он на японский. Проверяет, не идет ли еще его сестра. Он кажется хмурым, но не более, чем обычно. - Я подожду минут пять, Десятый. - Гокудера-кун, - слабо пищит Цуна, но Ямамото, улыбающийся и уверенный, что все будет в порядке, кладет руки ему на плечи. - Пойдем, Цуна, Гокудера обо всем позаботится. И они уходят, оставляя Гокудеру одного посреди заполненного людьми терминала. X Самолет уже почти готов к взлету, когда последние опоздавшие пассажиры проскальзывают на борт в сопровождении выглядящих рассеянными сотрудников аэропорта. - Все в порядке, ребята, - неубедительно уверяет один из них. Ямамото замечает, как Гокудера прячет динамитные шашки обратно в сумку, мрачно поглядывая на говорящего. - Они?! Они, да?! - отчаянно кричит Цуна позади него. Ямамото отвечает утвердительно и чуть ли не физически ощущает облегчение, охватившее друга. Первые три часа полет проходит нормально. Ямамото, которому надоело играть в Нинтендо ДС, барабанит пальцами по ручке кресла, пока в конце прохода не появляется Гокудера. Он явно на что-то злится и жестом просит подойти к нему. Не без труда обойдя ноги сидящего рядом пассажира, Ямамото выходит в проход и встречает раздраженный взгляд широкой улыбкой. - Что случилось? - Меняемся местами. - А? - моргает Ямамото. - Чертова корова. Чтоб его. Давай, двигай копытами, мы меняемся. - Бледные пальцы нервно теребят края карманов. В зеленых, распахнутых неестественно широко глазах тоска. Губы крепко сжаты. Ямамото уже видел такое раньше. - Здесь нельзя курить. Гокудера одаривает его самым сердитым за последнее время взглядом исподлобья и практически толкает на нежеланное место. X Дома. Ямамото болтает с отцом, удобно устроившись на диване, пока дневной свет не перестает падать на ковер, уступая место тянущимся из окна теням. Они погружают комнату во тьму, и единственным источником света начинает служить неясное синеватое свечение экрана телевизора. Едва ли не пол-Намимори бродят по городу в отвратительном настроении из-за таблички «закрыто», висящей на обычно всегда гостеприимно распахнутых дверях Такесуши. Но Ямамото кажется, что иногда не вредно побыть эгоистом. Поэтому, несмотря на то, что завтра ему в школу, он весь вечер играет с отцом в карты за журнальным столиком, и настроение у него — лучше некуда. - Сотри эту глупую ухмылку с физиономии, - шипит сквозь зубы Гокудера утром, прежде чем улыбнуться Цуёши Ямамото и вежливо с ним поздороваться. Он даже кланяется, подражая самому Цуёши. Ямамото это отчего-то страшно веселит, и потому перестать улыбаться становится еще сложнее. X Большая часть месяца проходит в уже знакомой обстановке. Ямамото разрывается между работой в Такесуши и торчанием у Цуны дома. Несколько раз ему начинает не хватать бейсбола так сильно, что он обнаруживает себя в парке Намимори сжимающим зонтик, словно это бейсбольная бита. Чуть реже он набирается смелости собрать нескольких ребят из своей старой школьной команды, чтобы сыграть с ними. В такие дни он возвращается домой грязный, но с улыбкой до ушей. Отца это радует больше, чем когда он поздно возвращается от Цуны, задумчивый и молчаливый. А может быть, Ямамото это только кажется. После таких случаев он всегда старается сидеть ровнее на диване дома у Цуны, держать чашку с чаем аккуратнее, разговаривать с семьей осторожнее. Он никогда не сможет найти нужных слов, чтобы извиниться. По его мнению, это слишком напоминает вранье, и вскоре он совсем отказывается от бейсбола – это не испытание силы воли и даже не его собственный выбор. Реборн снова начинает поручать им разные задания. И Ямамото сложнее беспечно играть на поле теперь, когда в голове у него война, когда он знает, что стал слишком стар для этого в свои двадцать один, как бы нелепо это ни звучало. Настоящая преданность: Гокудера бросает курить после одной мимоходом брошенной Иемицу фразы. По крайней мере, перед Десятым. Ямамото теперь единственный, кто видит, как он затягивается после работы. В такие моменты он выглядит так не похоже на себя, совсем по-взрослому. Его тень зловеще падает на Ямамото. Но сигаретный дым, скрывающий черты лица, как ни странно, напротив, всегда напоминает ему, кто находится с ним рядом. X - Царапина, - оправдывается Ямамото. Улыбается немного криво. Гокудера смотрит на него пристальным, ничего не выражающим взглядом. Ткань его рубашки насквозь пропиталась кровью Ямамото. - Один раз, - тихо обращается Гокудера к доктору Шамалу. Он наверняка уверен, что Ямамото этого не слышит. И его можно понять, потому что хранитель дождя раз за разом бессильно роняет голову на грудь. И все же он остается в сознании достаточно долго, чтобы до него донеслись следующие слова Гокудеры: - Только в этот раз. Даю слово. Он даже успевает расслышать, как начинает вздыхать Шамал, и почувствовать, как чья-то жесткая ладонь прижимается к ноющим от боли ребрам... ...Но потом его вырубает. X После этого Гокудера не разговаривает с ним целых две недели. Девятая попытка разговорить его удается Ямамото лучше, чем предыдущие: хранитель урагана хотя бы перестает делать вид, что его здесь нет. А потом бьет в лицо кулаком. Рукой, на которой на каждом пальце по кольцу. - Вечно достаешь меня разговорами о том, как важна командная работа, а потом сам делаешь такую глупость? - рычит он. Ямамото занят тем, что пытается устоять на ногах: удар не столько сильный, сколько неожиданный. Он знает по предыдущему опыту, что это Гокудера его еще пожалел. У него даже кровь из носа не хлещет. Ямамото старается держать голову прямо и в то же время не забывать делать вид, что внимательно слушает Гокудеру. Это проще сказать, чем сделать. Когда ему удается рассмотреть Гокудеру как следует, становится понятно, что тот в ярости, и то, что эта ярость копилась в нем две недели, скорее всего, тоже работает не в его пользу. Как и то, что Ямамото вспоминает вдруг кое-что совершенно не относящееся к делу, и переводит взгляд на рот Гокудеры. - Без всякой на то причины, ты внезапно влезаешь в мою — в мою! - драку, и теперь я должен чувствовать себя паршиво из-за того, что ты выглядишь хуже некуда. Ямамото находит забавным, что это в какой-то мере оправданно — если сложить все удары, которыми успел одарить его Гокудера за последние восемь лет, то станет понятно, откуда у него такая неровная форма носа. - Я, э... - начинает он, но кровь вдруг все-таки вырывается резким толчком, течет вниз по подбородку. - Прости, я... Понятия не имею, что сказать. Ямамото никогда бы не подумал, что может оказаться в ситуации, когда из них двоих именно он, а не Гокудера, подвергнет свою жизнь неоправданному риску. То, как сильно Гокудере удалось повзрослеть всего за месяц с небольшим, даже немного пугает. - Кретин, - помолчав немного, говорит Гокудера. Потом хмурится, но Ямамото уже понимает, что прощен. - Буду осторожнее в следующий раз, - с трудом произносит он, сильнее запрокидывая голову. - Только попробуй мне не быть, - бормочет Гокудера в ответ. Потом берет его за запястье и ведет в ванную, чтобы смыть кровь, продолжая едва слышно сыпать проклятиями. X Их последнее совместное задание проходит почти идеально. Они тяжело дышат в унисон. Когда их взгляды встречаются, Гокудера кажется Ямамото невероятно живым. Потом пламя на его коробочках и на кольце медленно стихает, вновь погружая черты лица в тень. Привычная кофта с капюшоном сминается, когда он падает, без сил, на грудь Ямамото. Того мгновенно охватывает паника, он встряхивает Гокудеру за плечи, ищет в лице признаки сознания. Гокудера медленно моргает, и он с облегчением переводит дух, утопая в морской зелени знакомых глаз. - О черт, - стонет Гокудера, едва не воя от боли. Его розовые-розовые губы нечаянно касаются уха Ямамото. - Нога. Снова. Черт. Он позволяет Ямамото притянуть его к себе, предупреждающе стонет, когда тот прижимает его слишком сильно. Закатав ему штанину, Ямамото легонько трогает израненную, не успевшую еще зажить лодыжку. Гокудера шипит от боли. Уродливая мешанина синяков - фиолетово-черных отметин - выглядит неестественной на бледной коже. Гокудера принимается уверять его, что может идти сам, повторяет это снова и снова, но Ямамото только качает головой. - Работа в команде, - напоминает он с улыбкой, поддразнивая. Гокудера закуривает и нарочно выпускает сигаретный дым ему в лицо, явно не убежденный этим доводом. Им требуется на двадцать минут больше, чтобы добраться домой. Гокудера тяжело хромает. Ямамото помогает ему идти и молчит всю дорогу. Этим вечером он впервые по-настоящему испугался. X Гокудера, должно быть, тоже чувствует это. Он даже поддается на уговоры Цуны и Бьянки и берет несколько выходных, чтобы отдохнуть, поваляться под одеялом на диване вместе с ноутбуком. Ямамото, Цуна и Рёхей навещают его вечером в пятницу, захватив с собой несколько фильмов из видеопроката. Клише: к титрам Ямамото и Гокудера остаются одни, потому что Цуну мама позвала домой, а Рёхею нужно было забрать сестру от Ханы. Выбранный фильм, похоже, попал в точку: он о войне, с кучей субтитров, кучей сцен, которые Ямамото предпочел бы не видеть после прошлой ночи. Когда умирает последний солдат, Гокудера вжимает его в диванные подушки, приникает ртом к ключицам. - Придурок, - выдыхает он без конца. Эти выдохи холодят кожу Ямамото в тех местах, на которые пришлись поцелуи; и становятся громче, когда руки Гокудеры задевают бинты. Внутри Ямамото нарастает беспричинный страх. Он не хочет смотреть на шрамы Гокудеры, и не хочет, чтобы Гокудера видел его собственные. Его дыхание становится сбивчивым, затрудненным, когда он проводит пальцами по ране на ноге Гокудеры. Это все, что он способен чувствовать. Не поцелуй, не ласку. Только то, как засохшая кровь отпечатывается в линиях его ладони. Потом он просыпается. Дышит с трудом. Страх по-прежнему с ним. Клише. На целых сорок секунд Ямамото удается забыть все, что ему снилось: герои, цвета. Красный на кончиках пальцев. Цвет морской зелени. Он приходит к выводу, что с возрастом становится все глупее. К этому времени Гокудера уже давно уснул, свернувшись рядом. X Следующий день для Ямамото длится бесконечно. Все было бы не так страшно, если бы Гокудера не предпочел надеть обтягивающую футболку с черепом, которая открывала взгляду слишком многое, обнажая узкую полоску голого живота. Или если бы Ямамото собрал волю в кулак и смог сказать своему другу что-то помимо «ээээээ». - Если я смог, сможешь и ты, - тихо говорит ему Цуна, когда они прогуливаются по улицам Намимори, и кивает головой на Кёко. Ямамото улыбается, пожимает плечами. - Посмотрим. X Первые не совместные задания проходят не слишком гладко. Ямамото, шатаясь, идет по улице, проходит мимо собственного дома. Колотит в соседнюю дверь. У него кружится голова, под ребрами все ноет от боли. Когда Гокудера открывает ему, боль сразу отступает. Прежде чем кто-то из них успевает что-либо сказать, он притягивает Гокудеру к себе и впервые целует — в лоб. Каждая клеточка тела Гокудеры тут же напрягается. Ямамото чувствует это, касаясь его руками, подбородком. Грудью, когда Гокудера придвигается ближе, совсем немного. - Ты же сказал, что будешь осторожнее. Гокудера легонько дотрагивается до его раны. Это прикосновение так невесомо, что Ямамото не может с уверенностью сказать, не показалось ли ему. Его силы воли не хватает, чтобы отстраниться и посмотреть. Мысленно он делает себе заметку: «Не давать больше дурацких обещаний». И снова прижимается губами к виску Гокудеры, наслаждаясь миром и покоем. Гокудера проводит пальцем по лезвию Шигуре Кинтоки, болтающемуся за спиной у Ямамото, и реальность снова возвращается к нему. - Идиот. Дверь захлопывается перед его носом. X Ямамото старается не слишком испытывать удачу. Только по мелочам, просто чтобы Гокудера знал, а сам он мог не сойти с ума окончательно, веря, что это не плод его воображения. Он не манипулятор, не сторонник этих игр, ему просто нужна уверенность. Легонько царапнуть кожу на запястье, нежно, может быть, пытаясь успокоить. Это придает уверенности. Сказать что-то тихонько, и таким дешевым способом вызвать на скулах легкий румянец. Это придает уверенности. А когда ему вдруг начинает казаться, что Гокудера совершенно ничего не замечает, это вызывает тревогу и беспокойство. Ямамото думал, что давно вырос из этого, нелепая влюбленность, бесконечные гадания, да или нет. Окончательная уверенность приходит в середине ночи. Ситуация не самая романтичная: Гокудера валяется рядом с ним у него в комнате, пачкая простыни своей кровью, приникает горячим ртом к подбородку Ямамото, щеке, губам. Такое впечатление, что он злится. Ямамото уже видел их раньше, все эти признаки надвигающегося урагана. - Придурок, - выдыхает Гокудера снова и снова. Теплый. Живой. Звук его голоса и то, как его губы ненароком касаются кожи, когда он произносит эти слова, разрядами электричества пробегают по загорелой спине Ямамото. Ямамото хочет сказать, что ему тоже страшно, но не знает, как. Единственное, что в его силах - это отвечать на поцелуи. X Ямамото хочется, чтобы их первый поцелуй был другим. Он уговаривает Гокудеру прогуляться вдвоем, тянет его к храму Намимори. Наверное, чтобы соблюсти традицию. Ему хочется, чтобы было как у всех, чтобы было больше нежности, чем Гокудера готов позволить. - Я, - начинает он, как начинали герои в тысяче знакомых ему фильмов. - Даже не думай проделывать со мной такое, - предостерегает Гокудера, совершенно не впечатленный этим душевным порывом. Поэтому Ямамото толкает его на траву и проделывает кое-что другое. X Следующие два месяца - это колледж, семья и встречи урывками, пока все это для них еще внове. Ямамото переполняет ощущение легкости, когда он идет к дому Гокудеры быстрой походкой, где тот хватает его за руку и тянет в прихожую. Они валяют дурака, наслаждаются друг другом до тех пор, пока Гокудера не уговаривает Ямамото позаниматься немного. Или Ямамото не уговаривает Гокудеру поесть. Или Цуна не заходит к ним, и его робкий стук в дверь не заставляет их инстинктивно отпрянуть друг от друга, нервно рассмеявшись от притока адреналина. Цуна теперь из принципа старается заходить почаще. А фингал под глазом, судя по всему, поставил ему Реборн, когда он высказал ему все, что думает, о семье и отношениях в ней, или, скорее, о том, что от них осталось. Ямамото нарушает другое данное себе самому обещание — уговаривает босса сыграть в бейсбол и в футбол. Шок от того, насколько хорошо у него это теперь получается, заставляет самого Ямамото впервые ошибаться на поле, но это, наверное, справедливо. Во всяком случае, он перестает переживать по этому поводу, когда Гокудера снова начинает курить при любой возможности. Ямамото всегда вдыхает дым от его сигарет, столько, сколько влезет в легкие; это знакомое ощущение, которое всегда его захватывало. Задания — другая история. По крайней мере, их можно терпеть. Гокудера постоянно занят учебой, но когда Ямамото хромает или морщится от боли, он всегда это замечает. Проводит по бинтам большим пальцем. - Ты же обещал, что будешь осторожен. Ямамото, обнимая его, старается не думать о растрепанных бинтах под ладонями, не прислушиваться к короткому стону, когда он прижимает его к себе слишком сильно. - Прости, - говорит он, не зная, что тут еще можно сказать. X Когда строительство секретной базы закончено, все уже знают про них, посмеиваются. В этом, скорее всего, вина Гокудеры. Это он как-то раз, вернувшись с Рёхеем с какого-то концерта слегка поддатым, притянул Ямамото к себе и засунул язык ему в рот на глазах у всех. Ямамото помнит, как кружилась голова, и от нехватки кислорода, и от острого наслаждения, даже кончики пальцев на ногах онемели. Он помнит, как Хибари как ни в чем не бывало пробубнил: «Наконец-то», и как все остальные начали наперебой рассказывать, что уже давно догадались. Ему слегка срывает крышу от того, как легко, оказывается, делить кровать на двоих, или сделать один шаг вправо, чтобы Гокудера тоже мог почистить зубы перед зеркалом вместе с ним. Он часто кладет руку Гокудере на плечи, когда они находятся на деловой встрече, смотрят кино или просто болтают с друзьями. Гокудера так же часто бросает на него взгляд, красноречиво говорящий «этой руке лучше не сползать ниже». Наверное, это уже превратилось в рефлекс после многих неудачных попыток эксгибиционизма, о которых они оба предпочли бы не вспоминать. Оказывается, это так просто, обмениваться поцелуями над кофе и отчетами, желая друг другу доброго утра. Ямамото говорит об этом вслух, стараясь лучше подобрать слова. - Черт, ну и дурак же ты, - отвечает Гокудера, пряча покрасневшее лицо за своей кружкой. Свободной рукой он гладит Ури. Кошка мурлычет, тычется носом в его ладонь. Ямамото садится рядом и кладет руку Гокудере на плечи. X Проходит год, два. Покончив с заданием, Ямамото закидывает катану за спину. Широко улыбается, кладет подбородок на плечо Гокудере. Краем глаза замечает хмуро сдвинутые брови. - Пойдем, выпьем? - предлагает он. Гокудера пожимает плечами и достает сигарету. Когда они уходят прочь, Ямамото обвивает рукой его талию, стараясь заставить сердце биться не слишком быстро, стараясь не смотреть на хаос, который они оставляют позади. Теперь это уже не так сложно. Гокудера рассеянно вертит кольцо у себя на пальце, поправляет очки. Ямамото спотыкается на ровном месте. Гокудера ловит на себе его взгляд и тихо фыркает. - Платишь ты. Тишина позади словно подползает ближе. Она кажется зловещей. Холодная, мертвенно бледная рука в любой момент может вынырнуть из темноты, схватить его за ногу и утянуть в то место, которого они, возможно, и заслуживают. То, что ночь такая теплая, удивляет Ямамото. Гокудера на мгновение касается губами его скулы, успокаивая. Ямамото притягивает его ближе, смеясь, зарывается носом в волосы. Гокудера вздыхает: - Idiota. Потом с силой сжимает его ладонь в своей, и тихо произносит: - Ты хорошо справился. Избирательный слух. Ямамото отвечает: - Ты мне тоже сразу понравился. Гокудера смущенно отталкивает его; Ямамото замечает, как он прячет улыбку.