***
землю засыпало. если эту зиму переживем, значит, не все потеряно. в моих трамваях холодные, липкие поручни и совсем мало места. сегодня я ехал один. абсолютное одиночество. как поначалу вверено. ты можешь снять передо мной все маски. все равно из одного мы слеплены теста. деревья в объятия просятся. черные ставни прогнивших жилых не стремятся ударить. после семнадцати ни одна волна не заходит за берег. только сосны шуршат и лукавят, склоняются. осенний запах проплакавших листьев и гари. чужой взгляд не облепит больше. все чаще роднее стены - они не смеются над бледностью, над выжатыми ветром слезами. искусственно теплое отопление. что может быть теплее? нет чужих рук, ковыряющих спину ножом. во всем виноваты мы сами. ты сам вложил нож, ты сам обрек себя на удар. уж лучше родные стены. канистры с любовью скупают на рынках. сырая совесть, насквозь промокла. я бы жалел, да не за что. и человека не за что помнить. есть обстоятельства. рукопожатия, песни. через три года ты голодающим волком. снова искать себе жертву? а не ты ли создал зону комфорта? выбирайся оттуда, слышишь? выбирайся ко мне поскорее. напьемся чаю, наедимся печенья и ляжем смотреть в потолок. там самое главное прячется, когда есть с кем смотреть мечтательное веселье. если есть тот, кого хочется целовать не в мягкие губы, а в незащищенный висок. несмотря на то, с кем ты сейчас, не учитывая время и место, ты все равно любишь того, кто подбежал к тебе лишь спросить дорогу куда-то. ты полюбишь того, кто ударит в больное сердце. тот, кто останется там, не наложив на рану ни бинт, ни вату.