Take me to a church

Дженсен устало потягивается. Они с Мишей сидят у него и смотрят какой-то нудный фильм, суть которого Дженсен не мог понять даже после двух часов просмотра. - Дженс, всё в порядке? - обеспокоено спрашивает Миша, вставая с своего места. Он подходит к креслу, на котором сидит Дженсен и кладет ладони на его плечи, чуть сжимая. - Всё в порядке, Миш, - Дженсен откидывает голову назад и говорит с вымученной улыбкой. Миша перемещает руки чуть выше, медленно разминает затекшую шею друга. - Если тебе не понравился фильм, то ты мог сразу сказать - я бы выключил. Мне, если честно, тоже не особо нравится, - он говорит это мягким и таким родным голосом, что Дженсен не может сдержать искренней улыбки. Миша тянется за пультом и выключает телевизор. Он возвращается за начатое дело - массаж. - Миш, - тихо произносит Дженсен, прикрыв от удовольствия глаза. - Миш, не надо - это лишнее. Коллинз будто игнорирует его слова, продолжая разминать шею друга. - Говоришь одно - думаешь другое, Дженс. Впрочем, ты всегда так делаешь, но со мной это не работает, пора бы признать. И действительно пора. Как бы Дженсен не старался строить из себя неприступную крепость, защищенную от чувств и эмоций, Миша с легкостью проникал в самое его сердце. Эклз искренне не понимал, как такое могло происходить, но он ничего не мог поделать. Миша был ангелом, а в человеческом реальном мире оружия от них, насколько он знает, нет. Остается лишь сдаться без боя, который, впрочем, и так не имел бы смысла. Теплые губы касаются позвоночника - Дженсена прошибает током. Ему кажется, что если к нему сейчас поднести лампочку, то она зажжется ярким светом. Почему Миша делает это не знал сам Миша. Захотелось. Кто посмеет его обвинить в этом? А если и посмеет, то видел ли он то, как прекрасен Эклз? Как прекрасны его губы, его зеленые глаза, его смех, его улыбка, его безупречное тело, его голос, его руки, когда он играет на гитаре? Обвинения сняты, господа присяжные? - Миш? - спросил Дженсен, когда Коллинз остановился, просто обнимая, прижимаясь щека к щеке. - Что? - спрашивает Коллинз, будто ничего не случилось. О да, Миша любит так делать, особенно на панелях или когда пьяный в стельку признается в любви и целует, на утро забывая. - Забудь. Ты всегда так делаешь, - закатывает глаза Эклз и встает с кресла. - Доброй ночи, Миша. Он направляется к двери, но крепкие руки резко толкают его в стену, сжимая запястья. - Уверен, что хочешь уйти? - шепотом спрашивает Миша, упираясь коленом в стену между ног Эклза. Дженсен не знает, что ему делать. Ситуация явно вышла из под их контроля. Оба понимали, что зайти дальше - абсурд; перевести в шутку - абсурд еще больший; сделать вид, что ничего не было - да вы серьезно вообще? Дженсен подается ближе, выдыхая в самые губы Миши, касаясь их своими, но не целуя: - А ты уверен, что хочешь, чтобы я остался? Дженсен принимает правила этой странной игры, в которую обычно они играют перед фанатами, но сегодня она лишь для них двоих. Да победит сильнейший. - Дразнить меня вздумал? - Миша сильнее вжимает запястья Дженсена в стену. Эклз улыбается, облизывает губы и снова рвется вперед, сталкиваясь с губами Миши своими, вовлекая в поцелуй. Через пару секунд он отстраняется, головой прислоняясь к стене. - Ты ведь не Кастиэль, а это не переулок, - Дженсен дразнит. - Что ты мне сделаешь? - Я могу заставить тебя молить о том, чтобы я трахнул тебя, - пожимая плечами отвечает Коллинз. - Не люблю молитвы, знаешь ли, я давно не был в церкви и не особо в это всё верю, - огрызается Дженсен. Миша хмыкает - Дженсен старается сделать вид, что ему всё равно на то, что сейчас происходит, но Миша слишком хорош в постели и слишком уперт, чтобы не достичь того, чего хочет сейчас. Он улыбается, а потом резко прижимается к Дженсену, крепко целуя, вжимаясь телом в тело. До боли, до желания сорвать всю одежду и кожу вместе с ней. Они целуются, будто сражаясь, будто показывая превосходство одного над другим. Коллинз переходит поцелуями к шее, целуя влажно и жестко, до засосов. Расстёгивает рубашку Дженсена почти не глядя - целует каждый открывающийся ему сантиметр кожи. Горячо. Когда пуговицы на рубашке Эклза кончаются, он чувствует облегчение, ведь теперь Миша целует самый низ живота. Осталось лишь сдернуть мешающие джинсы - он весь его. Но Миша не делает этого. Он снова целует его, гладит ладонями по груди, спине, а потом прислоняется губами к уху: - Все ещё не хочешь умолять меня? Дженсен стонет. Он пытался сдерживаться, но сейчас, когда он слышит этот требовательный и властный голос, больше терпеть уже невозможно. - Пожалуйста, Миш, - просит он в тот момент, когда язык Коллинза облизывает мочку уха. - Я прошу тебя. - Не так, - выдыхает Миша. Дженсен вздрагивает, поправляется: - Я умоляю тебя. - Умоляют на коленях, разве ты не знаешь? - хитро улыбается Миша и отходит от Дженсена к другой стене, отпуская его. Эклз словно с очень высокой температурой - голова безумно кружится, жарко и очень хочется тепла и уюта, в его случае - Мишу. Он подходит к нему и покорно встает на колени, расстёгивает пряжку на ремне. - Покажи мне немного уважения, Дженни, - шепчет Миша и зарывается пальцами в волосы Эклза. *** - Знаешь, я думаю, что нам стоит сходит в церковь, - улыбается Миша, поглаживая волосы любовника. Они лежат на кровати после секса. Расслабленные, уставшие, наконец-то насытившиеся друг другом. Дженсен смотрит ему в глаза с непониманием: - Зачем? - спрашивает он. Миша улыбается еще шире: - Отмолить наши грехи. Дженсен пододвигается ближе: - С каких пор любовь - грех? Целовать. Долго и сладко. Ничего в этом мире сейчас не важно.