Полутона

Проснувшись среди ночи, Алберт перевернулся, ища рукой горячее тело любимого, но нащупал лишь пустоту. С губ сорвался тихий вздох, полный отчаяния. Ричард снова ушел, ища на стороне то, что не мог дать ему любящий, но не способный до конца удовлетворить его, покровитель. Одевшись, молодой граф спустился в подземелье особняка, еще на лестнице услышав свист плети и глухие стоны. Затушив свечу, приблизился к обитой железом двери, чтобы заглянуть в зарешеченное окошко. — Кричи! Кричи, шлюха. Плеть прошлась по спине закованного в цепи парня, и тот послушно вскрикнул, прогибаясь. Стройное смуглое тело натянулось тетивой, готовой спустить стрелу. На спине уже достаточное количество следов, но его истязателю мало и удары сыпались снова и снова… Отбросив орудие в сторону, он собирал в кулак вьющиеся волосы пленника, оттягивая голову назад, и впился в покрасневшие искусанные губы варварским поцелуем. Протянув руку к столику, взял с него металлический фаллос, блестящий от жира в свете пламени свечей. Приставив к анусу, загнал по самую рукоять, одновременно отпуская пленника и тот снова прогнулся, исторгнув из груди крик боли и с глухим стоном обмякнув. Пальцы Алберта до побеления стиснули прут решетки. Зрелище было жестоко и отвратительно, но он не мог отвести глаз. Только стиснул челюсти, чтобы подавить собственный стон, когда большой твердый фаллос начал двигаться. Некоторое время парень висел на цепях, покорно принимая в себя металл, а потом начал подмахивать бедрами, подаваясь навстречу… Усилием воли сделав шаг от окна, граф прижался спиной к стене и медленно сполз по ней, закрывая лицо руками. Это было так горько, сознавать, что никогда не сможешь дать любимому то, что ему необходимо для полного счастья. И бояться, что однажды он уйдет к тому, кто даст. За дверью послышался новый крик и четкий приказ: — Соси тварь. Вскочив, молодой человек бегом бросился прочь, вытирая слезы и забыв подсвечник у стены. Любимый вернулся через два часа, почти бесшумно пройдя в опочивальню графа, поставил подсвечник на стол и присел на край кровати. Ласковая рука скользнула по волосам нежного и утонченного юноши, утешая. — Я ведь просил тебя не приходить туда, — напомнил глубокий, уставший голос. Дик вздохнул, словно чувствуя себя виноватым за то, какой он есть. — Не надо тебе это видеть… — Как тебе может это нравиться? Сев, Алберт осторожно обнял любимого, чтобы не доставить новой боли, коснувшись свежих следов от плети. Спрятал у него на плече горящее от стыда лицо. Он действительно не мог понять, какое удовольствие Ричард находит в унижении и боли. Как его могут заводить оскорбления и жестокость. Любимый вздохнул, погладив по спине: — До тебя я не знал, что бывает иначе, — тихо сказал он, пытаясь объяснить. – Мне пришлось привыкнуть и получать удовольствие, которое было доступно. Понимаешь, человек такое существо, которое способно привыкнуть даже к плохому, со временем начиная считать это нормой. И теперь мне этого не хватает. Прости. Приподняв за подбородок личико Алберта, смуглый брюнет, поцеловал любовника и господина, выражая всю ту благодарность и нежность, которую к нему испытывал. — Ты освободил меня из рабства, но я все еще раб… — с горечью констатировал он. – Раб собственного тела и его желаний. Алберт вздохнул, мягко привлекая любимого к себе, зарываясь длинными пальцами в волосы, гладил, пытаясь утешить. Целовал нежно, везде, где мог достать губами. И вскоре тот затих в его объятьях, утомленный и удовлетворенный… другим. — Но знаешь, — сказал вдруг Дик тихо. — Если бы твоим рабом, то мне и свободы не надо. Граф не ответил, слова любимого только добавили горечи. — Помнишь нашу первую встречу? Алберт кивнул, и тот продолжил: — Я ждал очередного избалованного аристократа, который, устав развлекаться со служаночками, пришел в бордель в поисках новых, острых ощущений, но мне явился нежный ангел во плоти. Никогда не забуду твое испуганное личико, когда обнаженный и закованный в цепи раб опустился на колени, протянув тебе стек… И как тебя только занесло к нам? — рука Дика скользнула по шее графа, спускаясь ниже, погладила по груди, без страсти, но с бесконечной нежностью. — Меня друзья затащили, — тихо ответил Алберт, неохотно включаясь в беседу. Он не любил вспоминать это место, обитель разврата, жестокости и боли. Слабо усмехнулся. — Они считают меня слишком добрым и мягким, для того чтобы не стать жертвой акул высшего света теперь, когда отца больше нет… Хотели привить мне капельку жестокости, и чтобы почувствовал власть. — Но ты так и не смог поднять на меня руку… В ту ночь ты учил раба целоваться и дарил ему ласку, которой он не знал, — с улыбкой вспомнил любимый, целуя Алберта в макушку. — Помню, я тогда позавидовал твоим слугам. — А у меня просто для наказаний есть экзекутор, — виновато смутился граф. Ему не было нужды делать больно лично. — Это другое, — заверил Дик. Кто, как не он, знал — тем, кто приходил в его комнату, нравилось причинять боль. Они хотели не наказать, а раздавить человека и получить от этого удовольствие. — Я ждал потом твоих визитов, так ждал. Но вовсе не хотел украсть твое сердце… — он отстранился, виновато погладив аристократа по щеке. — Прости меня, прости… Алберт накрыл уста любимого пальцами, призывая к молчанию, пока его сердце, в самом деле, не разорвалось. — Я ни о чем не жалею, — прошептал он. Касаясь губами чужих губ, выдохнул в них. — Не жалей и ты. Умоляю… — Вот так, хорошая шлюшка… — приговаривал экзекутор, зарывшись пальцами в волосы Ричарда, который старательно удовлетворял его ртом. Вдруг, хрипло застонав, надавил парню на затылок, насаживая на свой член и, когда отстранился, из уголка губ того потекла струйка спермы. – Ты заслужил награду. Алберт стиснул пальцами прутья решетки, опустив голову. Ревновал ли он любимого к собственному экзекутору, согласившемуся на роль истязателя, сложно сказать, скорее испытывал нечто сродни зависти в купе с бесконечным сожалением. С другой стороны двери послышался свист плети и тихие вскрики, но граф больше не стал смотреть. Выскочив в главный коридор, напугал юную служанку, которая, вскрикнув, уронила тяжелый поднос с посудой. — Простите, господин… — испуганно пролепетала она, бросаясь собирать осколки. Удачный момент, чтобы попробовать. Что стоит поднять руку и ударить нерасторопную девчонку по щеке. Всего лишь пощечина — не столько больно, сколько поучительно. Девушка подняла на господина виноватый и преданный взгляд и, вместо того, чтобы ударить, ладонь погладила ее по скуле. — Осторожнее с осколками. — Вы так добры, господин. Добр. Да, слишком добр, чтобы любимый был с ним полностью счастлив… Мысли отдавали горькой полынью, но прогнать их и смириться с нынешним положением дел, не получалось. Так ли сильна любовь, если он не может принять часть сущности любимого человека? Ту, которая делает его тем, какой он есть и каким граф полюбил раба. Нет, он этого так не оставит. Приказав подать карету, он переоделся и отправился в клуб, где в это время только и можно было застать юного баронета. Выслушав просьбу друга, тот глотнул вина и тихо засмеялся: — С ума сойти. Неужели наш Дикки тебе уже наскучил? Или, окруженный заботой и лаской, он потерял квалификацию и не способен удовлетворить клиента по первому классу? Алберт потемнел лицом: — Не говори о нем, как о шлюхе, — попросил он. Баронет засмеялся: — А кто же он? Шлюха и… Пощечина обожгла щеку друга, оставляя легкий красноватый след. — Молчи! Спохватившись, юный граф прикусил губу. Поругаться с другом он бы не хотел, но и слушать, как оскорбляют любимого... Смутился, заметив, как в их сторону обернулись, ожидая, чем закончится маленькая ссора приятелей: миром или дуэлью. Сам Алберт ждал того же — реакции Винсента. Но тот лишь снова рассмеялся: — А я всегда говорил, что в тебе есть потенциал, — заметил он, потирая щеку, и понизил голос, чтобы разговор остался между ними. — Значит, тебе нужен мальчик, которому действительно нравится то, что вытворяют с рабами клиенты отцовского заведения? Хм… А знаешь, тебе повезло, один такой там действительно есть. Поехали. Поставив бокал на поднос проходящего мимо слуги, баронет потянул друга к выходу. — Прости, — тихо молвил Алберт, когда карета уже несла их по вечерним улицам к борделю. Винсент примирительно махнул рукой, чтобы не признавать своей неправоты и не прощать графа за заслуженную пощечину. А через пять минут инцидент и вовсе был оставлен в прошлом. И это нравилось Алберту в их отношениях: какими бы недостатками не обладал каждый из них, какие бы конфликты между ними не вспыхивали порой, это не могло разрушить их дружбы, связавшей таких разных, но в чем-то похожих молодых людей. У ступеней заведения Алберт чуть замешкался. Ему было там не по себе и очень жалко рабов, которым не посчастливилось уродиться красивыми. Он не смотрел по сторонам, пересекая огромную гостиную, выдержанную в красных тонах, и не прислушивался к звукам, доносящимся из-за запертых дверей. Звукам, которые он часто слышал в своей собственной темнице… — Нам сюда. Погоди, — Винсент постучался в ничем не примерную дверь. – Алан, солнышко, ты не занят? — Соскучились по моей заднице, господин? — послышался совсем юный голос, зашелестели одежды. Когда дверь открылась, на пороге появился одетый в полупрозрачное нижнее платье бледный парнишка с длинными рыжими волосами. — О, сегодня вы хотите крупно пошалить? — улыбнулся он, заметив, что визитер не один. Алберт невольно сделал шаг назад, но баронет удержал его, ухватив за локоть. — Увы, сладкий. Поиграем в другой раз. Моему другу нужна помощь… теоретического плана. Ну, я вас оставлю. Шлепнув рыжего по упругому заду, Винсент втолкнул друга в комнату, являющую собой смесь будуара с подвалом святой инквизиции, и закрыл дверь снаружи. Раб тихо засмеялся, с любопытством рассматривая застывшего на пороге аристократа. Вытянувшись бесстыже на широкой постели, похлопал рядом с собой. — Или господин боится меня? — надул он губы, точно девчонка. Прогнав оцепенение, Алберт решительно шагнул вперед и присел на край кровати, словно созданной для развлечений с несколькими партнерами. Впрочем, почему словно? Улыбнулся рабу, который вел себя так раскованно, что у него не оставалось сомнений, что это именно то, что он искал. — Н-нет. Просто у меня есть избранник и мне не нужен никто кроме него. Не обижайся, — гость ласково погладил парнишку по щеке. — Но есть проблема. Ему нравится, когда… — … его истязают, унижают и грубо имеют? — помог раб запнувшемуся господину. — Это вы выкупили Дика, верно? Граф вздохнул: — Да. Но не могу удовлетворить его. — Почему? — удивился Алан. Дотянувшись до костяного резного гребня, принялся расчесывать свои удивительные волосы, то ли чтобы чем-то занять себя, то ли соблазняя господина. — Не могу поднять ни на кого руку… — Хм… Алан ненадолго задумался, а потом неожиданно подался вперед и несильно ударил графа по щеке, на что тот почти машинально вернул пощечину обидчику, только силы было вложено не в пример больше. Прижав ладонь к горящей щеке, раб улыбнулся: — Не все так безнадежно, как казалось, — озвучил он вывод из своего эксперимента. — Зачем ты это сделал? Пальцы графа скользнули по щеке рыжего, точно прося прощения. — Вы не считаете насилие ради самозащиты злом, — продолжил парень вместо ответа. — Так и боль, когда она в удовольствие, не пытка, а острая приправа. Алберт нахмурился. Он понял, что хотел сказать ему раб, но это по-прежнему претило ему. — А как же унижение? — Здесь тоже все не однозначно… И если тебя не пытаются раздавить морально, а все происходит по взаимному желанию, то унижение превращается не более чем в акт доминирования, когда владеющий тобой партнер показывает, где твое место и утверждает свою власть над тобой. А если ты отдаешься ему, позволяя делать с собой такие вещи, значит, эта власть над тобой действительно есть, и ты признаешь ее. Беда господина в том, что его не научили видеть полутона. Наш мир не делится четко на черное и белое. Не все, что в тени, есть зло. Раб грациозно поднялся, оставив гребень на постели и, подойдя к одной из стоек, взял короткую плеть. Опустившись на колени перед аристократом, протянул ему: — Прошу вас, господин, сделайте мне приятно. — Я не смогу, — возразил Алберт, но подношение все же принял. — Не думайте о том, что делаете, — посоветовал Алан, подходя к стене и защелкивая на одном из тонких запястий кандалы, без слов предлагая господину сделать тоже самое со вторым. — Думайте о том, для чего вы это делаете. Вы хотите сделать мне приятно. Алберт прикрыл глаза и попытался представить, что вместо ударов плети мальчик будет чувствовать нежные касания его губ и ему это невероятно приятно. Застегивая браслет, скептически поинтересовался: — А без этого никак? Раб закатил глаза, словно пытаясь совладать с собой. Ему уже не терпелось получить удар плети, а тут приходилось учить азам неразумное дитя. — Так мы оба будем понимать, что я в абсолютной вашей власти, — чуть с придыханием объяснил Алан, предвкушая. — Абсолютной? — Да. Глубокий вздох, рука скользнула по шикарным волосам парнишки, поглаживая, прежде чем собрать их в кулак и неуверенно потянуть, запрокидывая его голову. — Да, вот так, — ободряюще выдохнул Алан. — Смелее… мм… Граф послушно сжал локоны сильнее, одновременно завладевая губами парнишки, даря нежный и мягкий поцелуй, точно извинение за причиняемую боль. Стоя почти вплотную к парню, он через одежду ощутил, как по телу того прокатилась дрожь возбуждения, в губы ему ворвался страстный выдох. В отличие от слов, идущих от ума, тело не могло лгать, реагируя соответственно своим ощущениям. И, так и не понимая по-прежнему, как такое может нравиться, Алберт уверовал, что может. Отстранившись, расстегнул легкие одежды раба, упавшие к их ногам. Скользнул пальцами по хрупкой спине подростка, хранящей старые следы, ласково и чуть виновато, прежде чем нанести свой первый удар плетью. Правильно бить он умел, отец учил его, а вот силы своей не знал и потому, когда Алан вскрикнул, прогибаясь в спине, бросился к нему. — Прости, я… По губам раба скользнула усмешка: — Вы бьете, как барышня, господин. Сильнее… Отступив на несколько шагов, граф снова ударил, и снова, внимательно следя за реакцией Алана, который на последнем ударе кончил, выгибаясь с криком, а после повисая на цепях. Расстегнув браслеты, Алберт подхватил парнишку на руки и устроил на кровати, скользнув ладонью по волосам. И вдруг тонкие руки обвили его шею. Подтянувшись, Алан нежно поцеловал графа в губы. Улыбнулся: — Вы сможете удовлетворить Дика, — заверил он. — Но я не смогу унизить. — Вы так же говорили и про боль, — резонно заметил Алан, не скрывая довольной усмешки. Раб был дерзкий, но видимо ему это прощали за его таланты, а может, терпели, потому как это был хороший предлог «наказать». — Назовите меня шлюхой. Ну же, назовите, зная, что для меня это комплимент. Алберт собрался и, прикрыв глаза, выдохнул: — Шлюха… — Громче, я не слышу, — промурлыкал раб, накрывая ладошкой его пах и поглаживая через ткань член, который был уже предательски твердым. Это все Алан виноват… — Шлюха, — повторил граф, и в этот раз в слове было уже больше уверенности и чувства. Раб остался доволен. Не переставая дразнить, поставил новую задачу: — А теперь в контексте. Граф зажмурился, сдавленно повторяя слова своего экзекутора: — Соси, шлюха. — Да, мой господин. Прежде чем Алберт успел очухаться, проворные пальцы потянули завязки его штанов. Взяв в руку корень мужской силы клиента, Алан извлек его из плена ткани. Мягкие губы обхватили головку, начиная посасывать в такт скользящей по стволу руке. — Что ты… делаешь?! Алберт запустил пальцы в волосы парня, намереваясь отстранить, но оказался не в силах отказаться от предложенной услуги. Парнишка усмехнулся, на миг, выпустив изо рта свой трофей: — Хочу познать вкус вашего семени. Да и не могу же я, право, отпустить гостя борделя не удовлетворенным?.. Умелый ротик и проворные пальчики, перебирающие яички и время от времени пробегающие по основанию ствола, сделали свое дело. Алберт был на грани. И в тот момент, когда пульсирующий, казалось, готовый разорваться член извергнул из себя семя, раб выпустил его изо рта, и граф кончил ему на лицо. Собрав сперму с кожи пальцами, Алан погрузил их в рот, облизывая, чем вогнал клиента в краску. — Мм… Вкуснее, разве что у Винсента, — при упоминании этого имени, губ раба коснулась светлая улыбка. Завязав штаны, Алберт бросил на паренька быстрый взгляд, смутившись собственной мысли, но все же озвучив ее: — Ты его любишь? Тот едва заметно вздрогнул и поднялся с колен, утирая лицо. Уходя от взгляда аристократа, вернулся к прерванному занятию, расчесывая волосы, укрывшие его наготу. — Нам нравится предаваться вместе разврату. И это все, что может между нами быть, — тихо, но твердо, ответил он. — Это он тебе так сказал? Винсент бывал таким жестоким с людьми, особенно низшего сословия… Алан вздохнул, прикрывая глаза: — Нет. Хозяин. Если кто-то из нас переступит черту, меня отправят в гарнизон, ублажать солдат, — голос раба сорвался. Но уже через секунду, на милое личико вернулась усмешка. — А они ничего не смыслят в истинном наслаждении. Животные… — Ну как он тебе? — спросил Винсент, когда они вернулись в карету. — Первоклассная шлюшка. А какой красавчик… и образованный. Отец забрал его за долги у сельского философа. — Он милый, — согласился Алберт, печально улыбнувшись, потому что мальчика было жаль. — И очень мне помог. Друг усмехнулся: — Так ты нашел, что искал? — Да. Вот только делиться этим с другом, граф намерен не был, отмалчиваясь всю дорогу до клуба, вернув Винсента туда, откуда забрал. Он пытался сохранить, запомнить то чувство и ощущения, что испытал с Аланом, чтобы перенести их на любимого. Едва переступив порог особняка, граф справился у слуги о местонахождении любимого. Узнав, что тот спустился в темницу не далее, как перед его приходом, не переодеваясь, поспешил туда. Сегодня он никому его не отдаст. Никогда не отдаст. Скрежет лебедки, распявшей закованного в цепи, обнаженного Дика, заглушил тихий скрип двери, но экзекутор все же услышал, обернувшись. Алберт приложил палец к губам, призывая к молчанию, и знаком велел завязать пленнику глаза, раздеваясь на ходу. Приказ был немедленно исполнен и любимый шумно выдохнул, в предвкушении. «Шлюха» — мысленно, но с чувством, назвал Алберт парня, настраиваясь. Просто шлюха, которая мечтает, чтобы над ее телом надругались. Так же молча, принимая правила игры, которую задумал господин, экзекутор подал Алберту плеть, предварительно смочив ее в чане с водой. От первого удара Ричард коротко вскрикнул, выгибаясь, насколько позволяли ему туго натянутые цепи, но граф не остановился. Припоминая любимому все ночи, что тот провел не с ним, в этом подвале, он наносил все новые, точно выверенные, чтобы не повредить кожу, удары. Лишь когда любимый обмяк, на грани беспамятства, опуская плеть. Очнулся Дик уже стоя на коленях, тихо застонав от того, что его волосы собрали в кулак, поднимая голову. — Кто вы? — тихо спросил он, очевидно не узнавая манеру постоянного любовника. Однако, вместо ответа, Алберт провел по его губам головкой своего члена, красноречиво заявляя о своих желаниях. Надавил на затылок, давая понять, что не потерпит неповиновения. И Ричард послушно впустил чужой член в горячую полость рта, сорвав с губ господина стон. Стал посасывать, постепенно беря все больше и помогая себе рукой, поглаживая яички графа и основание. Когда, желая большего, Алберт надавливал требовательно на затылок, послушно расслаблял глотку, пропуская член партнера в горло, а потом, напрягая его, чтобы доставить больше удовольствия. Из головы Алберта не выходила улыбка мальчика-раба, слизывающего с пальцев сперму господина. И, чувствуя, что вот-вот кончит, он подался назад, выскальзывая изо рта Ричарда, и семя выплеснулось тому на лицо. Он хотел посмотреть, так же понравится возлюбленному это унижение или этот раз станет последним, когда он использует сей знак своего доминирования. Слизнув капельки спермы языком, и воспользовавшись тем, что партнер отпустил его волосы, Дик сорвал с глаз повязку, нарушая правила. — Алберт?.. Граф вздрогнул, нерешительно поднимая на любимого взгляд и заливаясь краской. Решимость, с которой он вошел в подземелье, оставила его. Желание кинуться на колени рядом с любимым и целовать его, вымаливая прощение, сдерживало лишь чувство вины. Он бы никогда не простил того, кто сделал с ним такое… Но губ Ричарда коснулась счастливая улыбка: — Мой господин, — склонил он голову, в знак того, что признает над собой власть графа. Проснувшись поутру, Алберт повернулся и оказался лицом к лицу с любимым, которому больше не было нужды покидать своего господина. Вчерашний день казался невероятным сном, если бы не светящийся счастьем и задумчивый взгляд Ричарда, под которым его скулы тронул румянец. — Ты изменился ради меня, — тихо сказал тот, погладив графа по щеке и не скрывая своей любви. – Не жалеешь? Алберт покачал головой: — Нет. Я не менялся, — возразил он любимому. — Я прежний, просто один человек, открыл для меня мир полный иных красок и полутонов. Обняв его, вовлек в поцелуй, полный страсти и нежности. Надеясь в душе, что однажды и Алана ждет счастье с любимым.