Колокольчик

      Могильщик, что стоял, облокачиваясь на свою лопату, нахмурил густые брови, а его губы превратились в тонкую полоску. Он всем своим нутром чуял — сегодня случиться что-то из ряда вон выходящее, и это что-то совершенно точно принесет несчастье. Рабочий день мужчины уже подошел к концу, ярко-алые последние лучи прячущегося солнца жадно лизали почти черную землю, покрытую толстым слоем прелой листвы, и серые могильные камни, раскиданные тут и там. Казалось, могильщику надо радоваться концу рабочего дня и думать только о том, что скоро он будет дома и его жена подаст ему и его сыну вкусный теплый ужин. Хоть мужчина и привык доверять своему внутреннему чувству — оно его раньше еще не подводило — в этот раз он все списал, а, может и захотел списать, на усталость и разыгравшиеся от нее воображение.       Мужчина почувствовал, как его настойчиво начали теребить за штанину. Опустив взгляд вниз, он улыбнулся мальчику, испуганно жавшемуся к его ноге и не отрывающему глаз от ряда могил. Это был его сын — еще совсем маленький, по мнению матери, от которой он и перенял большинство черт. Уилл был почти полной копией своей матери — те же мягкие чуть волнистые темные волосы, большие синие глаза, маленький рост и хрупкое телосложение, так разительно отличавшее сына от отца. «Не надо было брать его сегодня с собой, он, все же, еще совсем ребенок» — в какой раз за день подумал мужчина, тоже окидывая взглядом надгробные камни.       — Не бойся, пока мы с тобой стоим здесь, мертвые останутся там, где им положено быть. — С этими словами могильщик улыбнулся и нежно потрепал сына по голове.       Мальчик поспешно кивнул, стараясь казаться смелым, но не отвел взгляда от последнего пристанища живых.       — Ладно, на этом работа закончена, пошли, твоя мать наверно уже заждалась нас.       Выдернув из влажной земли лопату и взвалив ее себе на плечо, мужчина повернулся спиной к кладбищу и принялся медленно взбираться вверх по извилистой и скользкой от недавнего дождя дороге, увлекая за собой сына. Внезапно до ушей могильщика донесся переливчатый звук — звук небольшого колокольчика. Вместе с длинными медными трубками, такие прикреплялись к гробам, чтобы те, кто был по ошибке заживо похоронен, мог известить о том, что он все еще жив. Сама же трубка помогала дышать тому несчастному человеку. Надо сказать, такое случалось довольно редко, чаще всего колокольчики шевелил просто сильный ветер, да иногда и дети, решившие таким образом поиграть в призраков. Предчувствие чего-то нехорошего вновь вернулось к мужчине и буквально сжало его внутренности сильной ледяной рукой. Звук колокольчика сейчас явно не сулил добра, и в этот раз могильщик принял неожиданное для него решение — не обращать на зов внимания и просто пойти дальше к городу, надеясь, что заунывный звон вскоре прекратиться.       Но в этот раз за мужчину все решил его маленький сын. Выдернув свою руку из руки отца, Уилл медленно, спотыкаясь, словно завороженный пошел на звук, ясно раздававшийся в тишине. Все дальше и дальше он уходил вглубь кладбища и совершенно не отзывался на громкие окрики. Могильщику ничего не оставалось делать, как пойти — почти побежать — за сыном. Вскоре, и его словно заворожил мелодичный и манящий за собой звук, он тоже стал одержим идеей найти источник звона, хоть до сих пор и убеждал себя, что это все беспризорные дети, которые часто играют на кладбище. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить. Внезапно остановившись посередине кладбища, мужчина в недоумении замер, а затем поочередно кинулся то в одну, то в другую сторону, повернулся вокруг своей оси, тщетно пытаясь определить, откуда идет этот все непрекращающийся звук или хотя бы не потерять из виду своего ребенка. Но тщетно. Вокруг были лишь надгробные камни, кучи почерневших и увядших цветов и разыгравшийся вдруг ветер. В прохладный сумеречный воздух поднялись громадные вихри из листьев, образовывая непроходимую стену, полностью закрывая обзор и сбивая с ног. Ветер заставлял их складываться в пугающие темные силуэты, которые постепенно надвигались, а затем через несколько секунд исчезали из виду, появлялись позади и кружили, кружили, кружили… Но был ли это ветер?       Задыхаясь, могильщик замер на месте, поняв тщетность попыток побороть этот ураган из листьев и странных образов, которые теперь что-то бормотали, вскрикивали, шептали. Мужчина начал тихо молиться, закрыл глаза, только чтобы не видеть всей этой чертовщины. Пара минут — все стало спокойно. Последнее, что он услышал, так это переливчатый звонкий девичий смех, раздавшийся будто бы совсем рядом с ухом.       Наконец, открыв глаза, могильщик с облегчением понял, что все прекратилось. Громко выдохнув и, борясь с дрожью в руках, закурил. Но вспомнив про своего сына, он вновь крутанулся вокруг себя, пытаясь разглядеть его. Внезапно совсем рядом раздался детский голос. Протиснувшись меж могил, мужчина обнаружил и своего маленького сына, и источник звона. Уилл же заворожено стоял рядом с могилой и теребил черную ленту, завязанную на надгробье.       На улице настала непроглядная ночь.       Из могилы громко доносился испуганный женский голос, который просил, буквально молил, чтобы ее откопали обратно, выпустили из этой ужасающей темноты.       — Успокойтесь, мисс. Как ваше имя? — спросил могильщик, тщетно пытающийся разглядеть имя на надгробье.       — Мое имя… имя… Я Аббигейл О’Бэйн! Прошу, помогите мне, выпустите меня, — жалобно просила девушка.       Не понимая, что его так смущает, отец мальчика нахмурился и, подвинувшись ближе к надгробью, поднес к нему пылающий уголек сигареты. То, что он увидел, повергло его в шок. Там не было ни имени, ни фамилии. Лишь полустертая надпись, сообщавшая о годах жизни. 10.07.1783 — 20.02.1810. Сигарета выпала и почти сразу же погасла. Могильный холод пробрал до костей. Но, не теряя самообладания, мужчина продолжил задавать вопросы:       — Вы появились на свет десятого июля 1783 года?       В ответ раздалась лишь тишина, но через некоторое время приглушенный голос дал утвердительный ответ, а затем вновь принялся умолять.       — Мисс, здесь указано, что вы умерли двадцатого февраля 1810 года.       — Нет! Нет! Я жива, это ошибка, всего лишь ошибка!       — Черт меня возьми, если ошибусь, но сейчас 1829, мисс…       Несколько секунд в воздухе властвовало гробовое молчание, а затем дикий вой, раздававшийся из могилы, прорезал ночной воздух и буквально поднял шквал из гниющих листьев, казалось, сотрясалась сама земля.       Мальчик неожиданно засмеялся. Сначала тихо, потом все громче и громче, его смех постепенно превращался в истерический визг. Громко бормоча проклятья, отец Уилла схватил вырывающегося с не дюжинной силой ребенка на руки, а затем сказал, почти прорычал, сбивая ногами колокольчик:       — Отправляйтесь-ка туда, откуда взялись, мисс. Не знаю, что вы такое, но людям вам путь заказан.       Не обращая внимания на дрожащие туманные силуэты, обступающие его, на штормовые порывы ветра, не дающие двигаться дальше, могильщик все дальше и дальше убегал от проклятого места.