Первая жатва: Пенни

Солнце ярко сияло над головой, рассыпая свои щедрые лучи вокруг. Ветер трепал куцый шарфик, так и норовя его сорвать, и Пенни приходилось раз за разом его придеживать. – Ну вот наконец-то и добрались! – Мэри справа сладко потянулась, запрокинув голову в прелестной соломенной шляпке назад и жмурясь от солнца. – Ах, дом, милый дом! Как же хорошо вернуться! Здесь и воздух чище, и птички поют слаще. Пенни осуждающе на нее покосилась, но промолчала. Сложно было сказать, сколько точно Мэри лет – особенно если верить всему, что та успела понарассказывать с начала их знакомства, – но одно Пенни знала точно: добропорядочные женщины в таком возрасте уже давно имеют пару-тройку детей, а не разгуливают вот так, понарядившись в яркие платья и ведя себя, словно это им лет десять. Правда, Мэри говорила что-то про то, что им не положено заводить семьи и вообще как-либо активно контактировать с живыми людьми. На счет последнего, впрочем, Пенни тоже сомневалась: такую яркую во всех – в том числе и не лучших – смыслах личность, как Мэри, сложно было не заметить. Она тоже подняла голову, засмотревшись на солнце. Интересно, как там Дин с мальчишками? Он же никогда не мог с ними справиться без ее помощи, а сейчас, бедняга, остался один-одинешенек. Как бы они ему на голову не вылезли да не натворили чего... Мэри смерила ее проницательным взглядом – в тени шляпки светло-серые глаза казались пронзительно-голубыми. – Опять о семье думаешь? – она нахмурила тонкие брови и досадливо тцыкнула. – Я же говорила тебе, забудь о них! Теперь они для тебя мертвы так же, как ты – для них. Пенни смерила ее в ответ мрачным взглядом. Конечно же, такие легкомысленные особи, как эта Мэри, просто не могли понять всей важности семьи для нормальной женщины. Пенни даже помнила, что было какое-то слово, довольно обидно звучащее, на «с», которым эти женщины назывались, но оно напрочь вылетело из головы. «Впрочем, – подумала Пенни, в очередной раз поправляя шарфик, – приличным дамам такое наверняка помнить не стоит». Мэри тем временем покопалась в своем небольшом саквояже и достала оттуда какую-то довольно потрепанную бумажку. Протянула вперед, снова солнечно улыбаясь. – Вот! – радостно возвестила она, словно бумажка была чем-то на удивление приятным. – Лучше займись своей работой! Пенни недовольно нахмурилась. Работа – вот что было еще паршивым в ее нынешнем состоянии, если она правильно поняла все то, что говорила Мэри. Теперь вместо того, чтобы добропорядочно заниматься домашними делами, растить детей и ждать с работы мужа, ей придется работать. Так, словно она сама превратилась в мужчину. В голове опять мелькнуло то длинное омерзительное словечко на «с», но Пенни так и не смогла его вспомнить. – Ты все запомнила из того, что я тебе объясняла? – Мэри пристально смотрела на нее из-под шляпы, ветер трепал подол ее яркого платья. – Не нужно ничего рассказывать или объяснять, просто убедись, тот ли это человек, и коснись его, освобождая душу. Как сделал с тобой Том. Просто прикосновение. Пенни посмотрела на бумажку, затем на Мэри, затем снова на бумажку. Тихо вздохнула и, помедлив всего мгновение, кивнула. Нацарапанный корявым размашистым почерком адрес привел ее на самый край небольшого городишка. Узенькие домики здесь боязливо жались друг к другу, в проулках притаились полумрак и грязь. Пенни невольно вздохнула: дома она всегда приветствовала чистоту и порядок, да и жили они с мужем и детьми пускай и небогато, но в приличном районе. Здесь же, похоже, собрались последние бедняки, и Пенни не особо радовало то, что М. Дж. Смит, имя которого красовалось на бумажке в самом верху, тоже к ним принадлежал. Нужный дом стоял на углу, сиротливо пялясь на улицу темными окнами. Лишь на втором этаже в одном из них была приоткрыта створка, и оттуда доносились обрывистые звуки граммофона. «Ну, хотя бы человек культурный, – опять вздохнула Пенни, пряча бумажку в карман пальто. – По крайней мере, похоже на это». Она подошла к двери, нерешительно замерла на несколько мгновений, постучала – и только после вдруг поняла, что не знает, что говорить, когда ей откроют. Спрашивать прямо в лоб имя было бы невежливо, да и наверняка просто подозрительно. Если бы к ней вот так вот постучался какой-то незнакомец и начал требовать ответить на подобные вопросы, она бы даже не стала открывать, а вместо этого немедленно вызвала полицию. Так что мешало так же поступить этому самому М. Дж. Смиту? Тем более, раз он жил в таком неблагополучном районе, наверняка не стал бы открывать первому встречному. Время шло, а дверь все так же оставалась запертой. Солнце медленно клонилось к закату, и его лучи скользили по истертой бронзовой ручке. Из окна на втором этаже доносились обрывки музыки: оперная дива пела арию про то, какой волшебный сон о рыцаре, плывущем на запряженной лебедем лодке, ей сегодня приснился. Пенни подождала еще немного и постучала снова, в этот раз громче. Через мгновение музыка стихла, а еще через несколько скрипнула где-то в глубине дома лестница. Пенни вдохнула и невольно сжала кулаки. Промелькнула мысль представиться почтальоном – тогда и имя можно было бы спросить, – но Пенни тут же себя одернула: ну право, какой же из солидной женщины почтальон? Лестница проскрипела ровно двенадцать раз, а затем неторопливые шаги приблизились к двери. – Кто там? – казалось, обладателю голоса лет двести. Хотя нет, скорее, обладательнице: в дребезжащем звучании слышались явно женские нотки. Пенни сглотнула и сжала бумажку в кармане пальто. – Я... Здравствуйте, меня зовут Пенни. Мне нужно с вами поговорить. Вы ведь Эм Джей Смит, верно? За дверью повисла подозрительная пауза, затем скрипнули половицы – так, словно старушка переступила с ноги на ногу, не зная, что ей делать. – А что вам, собственно, надо? – наконец выдала она, и доверия в ее голосе стало еще меньше, если это вообще было возможно. Пенни уставилась на ручку – солнечный луч задорно подмигивал ей оттуда рыжей искрой. Нужно было придумать что-то убедительное, что-то такое, чтобы старушка согласилась открыть дверь: за провал Мэри грозилась страшными карами от вышестоящих, и у Пенни, к сожалению, не было причин не верить ей в этом. Что-то убедительное. Что-то, чему поверила бы она сама. – Меня прислал пастор, – сорвалось с ее губ прежде, чем Пенни успела подумать, что говорит. За дверью опять повисла тишина, а затем медленно повернулся в замочной скважине ключ. – Надо было сразу сказать, что ты та самая новенькая от Патрика, которая должна помочь мне с уборкой, – скрипела старушка, меняя пластинку на граммофоне. – А то слоняются здесь вечно всякие проходимцы, пытаются под видом почтальона в дом вломиться. Ух, как я раньше их метлой гоняла! Старушку звали Мэри Джейн Смит, и жила она в этом доме одна. Это было видно с первого взгляда: относительно прилично выглядели только совмещенная гостиная-спальня на втором этаже, да еще небольшой угол возле плиты на кухне, все остальное покрылось толстым слоем пыли и поросло паутиной. Пенни только досадливо покачала головой: было бы у нее время, она бы отдраяла здесь все дочиста – чай, руки к труду по дому у нее всегда лежали. Но сейчас самым важным была эта ее новая работа, а значит, дому суждено было и дальше страдать от пыли и грязи. Тем временем Мэри Джейн уже успела поставить новую пластинку, и грустный женский голос запел что-то о превратностях любви. Пенни помнила эту арию – незадолго перед тем, как отправиться в путешествие на самом большом в мире пароходе, ходила с мужем в театр как раз на эту оперу, – но название совершенно вылетело из головы. Она выжала смоченную в ведре тряпку и, тихонько подпевая мелодию себе под нос, взялась протирать полки. – ...Эта предыдущая, Ника, была сущей лентяйкой! – тем временем скрипела, устроившись в кресле-качалке, Мэри Джейн. – Говорила пастору, что идет помогать мне, а сама с Джоном с соседней улицы постоянно гуляла. Бессовестная девица! Казалось, ее совершенно не волновало, слушал ли ее кто-то: Мэри Джейн сердито раскачивалась, хмурила брови и активно жестикулировала, раз за разом норовя задеть приставленную к столу клюку – и ни разу даже не взглянула в сторону Пенни. Пластинка сделала очередный оборот, и женский голос утих. Теперь его сменил мужской, вещая что-то про жестокие испытания. Пенни закончила вытирать полки и перешла к комоду. Тот оказался заставлен всевозможными фотографиями. Помещенные в резные деревянные и вычурные металлические рамочки, на Пенни с глянцевой поверности глядели множество котов. – О, это мои миленькие любимцы! – Мэри Джейн наконец обернулась к ней, и ее сморщенные губы растянулись в довольной улыбке. – Мои малыши, я им столько своего времени посвятила! Эх, сколько их у меня было, проказников... Пенни смотрела на котов – рыжих, серых, черных, пятнистых. На маленьких котенков и здоровых, раскормленных кошаков, явно весивших побольше, чем прочая дворняга. – Это Карлайл! – Мэри Джейн гордо ткнула скрюченным пальцем в фото белого пушистого кота. – Мой самый первый. Прожил дольше всех, почти тринадцать лет. Был, кстати, самым воспитанным. Вот что значит аристократия. Пенни смутно понимала, как кот может быть аристократом, однако спорить не стала: под равномерный скрип старушки убиралось как-то даже на удивление приятнее. – Вот эти двое – Эсми и Элис, – продолжала тем временем Мэри Джейн, тыкая поочередно пальцем в другие фотографии. – Такие милые кошечки были, просто загляденье. Эсми очень любила лечь вечерком на колени и мурлыкать весь вечер, Элис меньше давалась на руки, но посмотри, какая же она красавица! Такой замечательной трехцветной шкурки у породистых кошек на выставках не сыщешь! Пенни приостановилась на мгновение, сверяя время. На огромных бронзовых часах в углу комнаты было за четверть семь, а значит, еще несколько минут, и Мэри Джейн должна умереть. А ведь ей еще надо было успеть забрать ее душу. – Джаспер был следующим, – скрипела дальше, ничего не замечая, Мэри Джейн. – Ох и было же от него проблем! Он так любил лазать по шторам! И как я его только не пыталась отучить – все было бесполезно. А ближе к старости он еще и кресла начал драть, совершенно не знала, что с ним делать... Пенни переставила очередную фотографию, чтобы протереть остаток комода, и невольно замерла. С небольшой фотокарточки на нее смотрела счастливая семья. Почтенный мужчина – уже даже почти дедушка по виду – приобнимал за плечи жену, сидящую рядом с ним на узком диванчике, за ними стояла молодая пара, девушка держала на руках младенца. – А, это моя семья. Сгорели в пожаре в восемьдесят пятом, – сухо и как-то нехотя обронила Мэри Джейн и почти сразу снова расцвела: – Ты лучше рядом посмотри, там фотография Эммета и Розали. Правда ведь красавцы? – Несомненно, – тихо отозвалась Пенни. Она поставила последнюю фотографию на место, и отошла сполоснуть тряпку. Когда кресло-качалка с Мэри Джейн оказалось рядом, она легко коснулась укутанного в вязанную шаль плеча. Призрачное сияние, сорвавшееся с ее пальцев, растеклось по скрюченному старостью телу и пропало. Мэри Джейн ничего не заметила: она продолжала рассказывать про своего любимца, последнего, Эдварда: хвасталась, каким он был сильным, как драл уши всем местным кошакам – и как потом в один день ушел гулять и так и не вернулся. – Наверняка к соседской Белле сбежал, – бурчала Мэри Джейн, подвигая к себе вазочку с орехами. – Страшненькая же кошечка была, а все коты в округе за нее дрались. Видать, пахла по-особенному... Пенни не смотрела на нее. Она бросила тряпку в ведро, сполоснула руки и молча выпрямилась. Взглянула на часы в углу. Минутная стрелка сдвинулась на одно деление, замерев всего за шаг до цифры десять. За спиной послышался надсадный хрип. – О, ты просто отлично справилась! – Мэри сияла солнечной улыбкой. На ней было новое платье, какого-то современного, совершенно не женственного покроя – и когда она только успела переодеться? Пенни просто пожала плечами, протирая подоконник: здесь, как и повсюду, собралось слишком много пыли и грязи, а пыль и грязь она терпеть не могла. Вообще, это могло даже показаться забавным: Мэри отправила ее забрать душу Мэри. – Даже в «огни» за старушкой не пошла! – эта, живая (немертвая?) Мэри легко присела на краешек свободного стула. – У меня совсем из головы вылетело тебя предупредить, что нам туда нельзя. Пенни невольно замерла. Да, она сразу поняла, что имела в виду Мэри: вряд ли что-то, кроме того пляшущего голубоватого сияния, могло называться огнями. Впрочем, даже зная, что туда можно идти, Пенни бы все равно не смогла это сделать. Из голубоватых всполохов, беззвучно появившихся в конце коридора, на нее смотрели, улыбаясь, почтенный мужчина и молодая пара с младенцем на руках. Мэри закинула ногу на ногу, оглядываясь по сторонам. – А знаешь, – доверительно сообщила она через минуту, – ты неплохую себе квартирку отхватила. Я бы даже сюда переселилась сама, не живи я в центре. Пенни бросила на нее недоуменный взгляд: – Прости, что ты имеешь в виду? – Ну... – Мэри сделала какой-то неопределенный жест руками. – Тебе же нужно будет где-то жить. А если на этот дом никто не будет претендовать, ты вполне себе можешь здесь остаться. Пенни окинула взглядом спальню-гостинну. Посмотрела на грамофон, на заставленный фотографиями комод, на часы в углу. Вспомнила то, что видела, пока поднималась на второй этаж за Мэри Джейн, вздохнула. Если она здесь все же останется, ее ждет большая уборка.