Морозным узором

Ты когда-то улыбалась, смотря мне в глаза. Когда-то шептала мое имя с придыханием, не веря нашей откровенной близости. Ты... когда-то ты любила меня. Люси снимает чайник с плиты, достает растворимый кофе из верхнего кухонного шкафа, заваривает его, открывает недавно купленные печеньки, и красиво разложив свой завтрак на подносе, идет в свою спальню. В комнате тихо: сегодня неожиданных гостей не наблюдается, а потому можно спокойно расслабиться. Она ставит поднос на небольшой столик в середине комнаты, придвигает к себе поближе недавно купленную книгу и увлекается чтением, попутно поедая печенье и запивая его кофе. Напиток горький, почти что черного цвета, абсолютно без сахара. И Хартфелия морщится от неприятного вкуса, от настойчивого яркого запаха, от которого чуть ли наизнанку не выворачивает, но покорно пьет дальше. Потому что это все, что осталось ей от нее. Это все, что осталось ей от ее любимой Джувии. Водяная волшебница очень любила этот крепкий напиток, обосновывая это тем, что: "Он помогает как можно быстрее проснуться и вернуться в реальность из мира грез". Локсар всегда любила мечтать, но спускаться на землю тоже было нужно, а потому она всегда пила кофе. И никогда - любимый зеленый чай Люси. Но сейчас это было неважно. Потому что Джувии рядом нет. Потому что она счастлива не здесь, а что более важно - не с ней. И никогда уже не будет. - Джувия? Что случилось, ты такая бледная всю неделю ходишь. Расскажи мне, я пойму, - Хартфелия садится рядом с девушкой, привычным жестом обнимая ее за плечи, но Локсар вдруг вздрагивает и отодвигается. - Джувия? - Люси-сан, я... Простите, Джувия уходит. Насовсем. - Что? О чем ты говоришь, глупенькая? Куда уходишь? Виноватые, полные слез глаза были ей ответом. Она поняла. Она отпустила. Она разбила свое сердце сама. Вины Джувии здесь не было. Люси допивает кофе и садится на свою кровать. На окне морозным узором нарисована красивая витиеватая картина, и Хартфелия помимо своей воли может разглядеть на ней упрямые темно-синие глаза, красивые мягкие локоны и чуть заметную улыбку на нежных губах. Девушка сбрасывает с себя наваждение и смотрит сквозь узор на улицу, где все уже замело снегом: прямо под окном носятся ребятишки, играя в снежки, взрослые в магазинах покупают подарки на новогодние праздники, а где-то там, вдалеке, в гильдии, слышится веселый смех ее друзей. Люси начинает вырисовывать на окне свои узоры, заставляя лед медленно таять, замораживая кончики пальцев. Холод мелкими иголками проникает под кожу, выбивая из груди дыхание, вызывая желание немедленно убрать руку от окна, но блондинка упрямо не делает этого - ждет. Ждет, что сейчас в комнату ворвется Джувия, и схватив ее ладошки, начнет немедленно их растирать, глупо ругая Хартфелию, словно непокорное дите. Она ждет, ведь такими холодными днями она обычно грела ее руки своим теплым дыханием... А теперь ее нет. Люси наконец убирает ладошку от окна и сама дует на замерзшие пальцы. И, впервые после месяца тяжелого расставания - плачет. Навзрыд. Громко. Никого не стесняясь, она просто сидит и ревет, как маленькая девочка. Потому что вот она - реальность. Вот она - глупая действительность. Надежды на возвращение былого - всего лишь несбыточные мечты. Только ее, Люси, мечты. Джувия-то сейчас счастлива. Блондинка плачет, сжав подушку, смотря в потолок. И понимает: кофе-то подействовало. Наконец вырвало ее из той ужасно глупой пелены желаний, сломало стеклянную стену на тысячи осколков, обнажая душу под холодный и ужасно колючий ветер реальности. Но Хартфелия понимает, что так надо. Потому что без этого она не сможет двигаться вперед. Уже сейчас на душе чуть легче. Давно надо было выплакаться. Девушка еще недолго лежит, смотря в потолок, а затем садится, вновь вырисовывая узоры на ледяном окне. А когда пальцы замерзают, она сама согревает их своим теплом. Потому что так надо. Потому что она отпустила. Теперь уже - навсегда.