Стайлз боится открывать глаза. Как в детстве, когда еще верилось, что если сильно зажмуриться, то страшное тебя минует, и монстры тебя не увидят. Лучше, конечно, накрыться одеялом с головой, для верности… Вот только Стайлз уже не в том возрасте и отлично знает, что это ни-хре-на не работает. Да и одеяла у них нет. У них вообще больше ничего нет. Почему? Как это произошло? Никто не знает. Но никто особо и не удивился, когда город ни с того, ни с сего накрыло черной тучей, клубящейся, словно дышащей, а по улицам поползли полупрозрачные твари. А чему тут удивляться? Это же Бейкон Хиллс.
Стайлз вздыхает и трет глаза ладонью, все еще собираясь с силами, чтобы открыть их. Это лишь передышка. Времени нет. За ними идут. Нужно выбраться из города, но даже оборотни измотаны бесконечной беготней, что уж говорить о людях.
Стайлз открывает глаза, выныривая из блаженной темноты в другую — опасную и пугающую. Лидия судорожно всхлипывает и зябко жмется к Дереку, тот крепче прижимает ее к себе и хмурится даже во сне. Скотт навалился на Айзека, словно пытаясь прикрыть его собой. В тусклом зеленом свете неоновой палочки (реакция почти закончилась — скоро и эта погаснет) взгляд цепляется за переплетенные пальцы волчат. Стайлз закусывает губу и отворачивается. За друзей он рад, но ему-то все равно больно. Лидия — это Лидия, она навсегда останется королевой его сердца. Айзек… Иногда Стайлз просто ненавидит оборотней. За то, что они знают о его слабости. Слышат, как сбивается с ритма его сердце, стоит лишь появиться Айзеку. Влюбиться в пару лучшего друга. Молодец, Стилински. Снова отличился.
Свет слабеет окончательно. Стайлз негромко чертыхается и лезет в рюкзак за новой палочкой. Согнуть, разогнуть, потрясти. Голубоватое свечение заставляет тьму отползти обратно, недовольно шурша. Он пересчитывает запасы — еще четыре осталось. Примерно сорок часов света. Хорошо, что призраки или кто они там не реагируют на неон. Уснуть не получается — в нем слишком много таблеток и энергетика, которых тоже осталось совсем чуть-чуть. Стилински сползает с дивана и, подсвечивая себе палочкой, обходит вокруг, проверяя целостность нарисованной солью окружности. Кто же знал, что его сериалозависимость может пригодиться. Призраки не любят соль. Выяснилось это, правда, совершенно случайно, но сейчас их маленькая группа в относительной безопасности.
Респект Винчестерам.
Лидия снова всхлипывает. Пару часов назад они все едва не оглохли от крика банши. Девушку потом еле успокоили — у нее случилась истерика. Не удивительно. Предрекать гибель тех, кто тебе дорог — не особо веселое занятие. Интересно, чей это дом? Впрочем, какая разница. Сегодня снова кто-то умрет, и этого не изменить.
Стайлз вздрагивает и едва не роняет светильник, когда мимо проскальзывает тень. Он закрывает рот ладонью и отступает назад, к центру круга, крепче сжимая единственный источник света. Нечто неясное колышется маревом в паре шагов от линии — у призраков нет формы, но это не мешает им высасывать людей за доли секунды до состояния праха. Кажется, он видел что-то подобное в кино про пришельцев. Но те были вроде из электричества, а эти вообще непонятно из чего. Обернувшись, Стайлз снова вздрагивает и все-таки роняет светильник. С другой стороны дивана за линией стоит Она.
— Твою мать, — бормочет подросток, вытирая вспотевшие ладони о джинсы и поднимает неоновую палочку, а после быстро пересекает круг и замирает перед Ней. Впервые Она появилась пару дней назад, когда их еще было намного больше, но почему-то никто, кроме Стайлза, Ее не видел. Он бы списал все на глюки от усталости и передоза аддерала, но Она приходит постоянно, а он еще не готов признаться себе в том, что окончательно слетел с катушек.
— Что тебе нужно? — в сотый раз спрашивает Стилински, попутно пытаясь вспомнить, кого Она ему напоминает — то ли Эрику, то ли маму. Она не отвечает. Никогда. Просто стоит и смотрит на него своими мерцающими глазами, так похожими на человеческие. И это жутко.
— Что ты за мной таскаешься? — шипит Стайлз, нервно перетаптываясь с ноги на ногу, а после тянет открытую ладонь, растопырив пальцы, к изящному женскому силуэту, но замирает, остановив руку в дюйме от линии. Подростка прошибает холодный пот — Она зеркалит жест, впечатывая кисть в невидимую преграду напротив его руки. Стилински шарахается в сторону и срывается на крик, глухо воет в чью-то ладонь, зажавшую ему рот, и бьется в крепкой хватке.
— Рехнулся? — рычит на ухо Айзек, оттаскивая его к дивану. Стайлз затихает, вздрагивая изредка, и шепчет сбивчиво: «Она нас видит… Видит! Понимаешь? Она видит нас».
— Там никого нет, Стилински.
В голосе волчонка ни насмешки, ни агрессии, только усталость.
— Все, уймись, — Айзек мягко целует Стайлза в висок и еще какое-то время укачивает в объятиях, как ребенка, пока того не перестает трясти. Стайлз почти неосознанно гладит его руку, а Лейхи если и замечает, то вида не подает. — Тебе нужно поспать, — ворчит волчонок, — пока у тебя совсем крыша не съехала.
— Я в порядке. Правда…
Айзек ослабляет хватку, выпуская его, хотя они оба знают, что Стайлз врет.
— Ложись спать, Стилински, — просит оборотень и уходит на диван, где беспокойно ворочается Скотт, который тут же затихает, стоит лишь вернуться Лейхи. Стайлз слушает собственное дыхание и впервые в жизни люто завидует МакКоллу, а после возвращается туда, где остался светильник.
— Эй! — тихо зовет он, и Она возвращается, возникая прямо перед ним за полосой соли, появляясь из тьмы и снова заставляя его вздрогнуть.
— Нужно вывести их из города.
Бледные бескровные губы не шевелятся, но он отчетливо слышит ответ. И приходит понимание. Она не поможет. Она лишь проекция, созданная его сознанием. Он может сам. Вся эта сверхъестественная хрень липнет к нему по одной причине — ее притягивает сила. Его сила.
Стайлз закрывает глаза. Зажмуривается до боли. Он больше не позволит никому умереть. Носок кроссовка раздвигает соль, нарушая целостность круга. Ресницы вздрагивают несколько секунд, прежде чем распахнуться, и Стайлз едва не слепнет от солнечного света. Ни туч, ни тьмы, ни призраков. Небо чистое, нежно-голубое. Он подскакивает, судорожно крутит головой, оглядываясь. Лес за городом, определенно. Остальные лежат вповалку и только теперь начинают шевелиться, просыпаясь. Лидия. Скотт. Дерек. Айзек…
— Айзек? Где Айзек? Нет-нет-нет, — стонет Стилински, сдавливая виски ладонями, мечется по опушке, спотыкаясь о какие-то ветки под ногами, в отчаянных и бессмысленных поисках. Кудряшки нигде нет.
— Только не Айзек, — умоляет Стайлз неизвестно кого.
Ответом ему тишина. Равнодушно теплый ветер ласково треплет отросшие темные пряди и сушит слезы.
— Стайлз, проснись! Тише, все хорошо, — Скотт обнимает его за плечи и мягко встряхивает, повторяя, — все хорошо. Я с тобой.
— Почему Айзек? — бормочет Стайлз, всхлипывая.
— Кто такой Айзек? — Скотт трет щетину на скошенной челюсти кулаком и сонно жмурится. — Тебе опять приснился кошмар.
— Ты любил его, — пытается возразить Стайлз.
— Я всегда любил только тебя, бро. С детского сада, — качает головой МакКолл и укрывает друга одеялом, укладывая рядом с собой. Стайлз затихает, но не может сомкнуть глаз до утра.
***
Скотт уходит рано — у него тренировки. Восходящая звезда спортивной команды университета, как-никак. Наспех выпивает полстакана сока, целует Стайлза, прижав того к косяку, и убегает, натягивая на ходу форменную куртку. Он больше не истинный альфа. Он просто сильный. Стайлз закрывает за ним двери и зарывается в бесконечные вкладки браузера, обкладывается картами и книгами. Он все еще ищет Бейкон Хиллс.
Он все еще ищет Айзека.
— Еще чаю?
Лидия оглаживает круглый животик по шелку свободного платья, нежно-зеленого, идеально оттеняющего ее волосы и цвет глаз. Прекрасна. Стайлз улыбается и качает головой. Она больше не слышит голосов, но все так же хорошеет с каждым днем, и сейчас, будучи на последних месяцах. Беременность ее ни капельки не портит. Стайлз поправляет ей подушку и выпучивает глаза, когда она прижимает его ладонь к своему животу, и он отчетливо чувствует толчок под рукой.
— Стилински, твою мать. Почему каждый раз, когда я обнаруживаю тебя в своем доме, ты обязательно лапаешь мою жену? — рычит Хейл, и это, наверное, самая длинная фраза за неделю, которую он сказал.
— Отвали, хмуроволк, — Стайлз показывает язык, совершенно не заботясь о том, как по-детски это выглядит. Он и раньше-то не особо боялся Хейла вопреки любой логике, а теперь и вовсе. Тот больше не отращивает клыки-когти, хотя и не стал менее опасным.
— Хмуроволк? — Дерек выгибает бровь.
Он не помнит. Никто из них не помнит.
— Ты похож на волка, — объясняет Стайлз, — такого здорового и вечно хмурого волка.
Хейл прищуривается и сверлит нахального подростка тем самым взглядом «заткнись-или-я-вырву-тебе-горло». Лидия смеется. Их вечные перепалки ее забавляют.
— Ты тоже его не помнишь? — шепотом спрашивает Стайлз, собирая посуду с низкого чайного столика, пока Лидия дремлет в кресле.
— Кого? — уточняет Хейл, заботливо укрывая жену пледом, а после уходит вместе со Стилински на кухню и помогает тому сгрузить чашки в раковину.
— Айзека? — Стайлз смотрит пытливо, пытаясь запомнить каждую кроху эмоций на лице бывшего волка.
— Опять кошмары? — вопросом на вопрос.
— Не говори Скотту, — просит Стайлз, мрачнея на глазах.
— Не скажу, — Дерек качает головой и поджимает губы. Ему не нравится оказываться в центре каких-то заговоров, и он просит, почти мягко: — Чтобы ты там не задумал опять, завязывай с этим, Стайлз.
Стайлз кивает, соглашаясь, и хлопает Хейла по плечу на прощание. Дерек усмехается, но во взгляде, которым он провожает Стилински, слишком явное беспокойство для того, кому должно быть все равно, и пора бы признать самому себе, наверное, что чертов мелкий засранец не только друг его жены, но и его тоже.
Скотт уезжает на выходные на игру в другой штат. Стайлз с ним не едет. Он закидывает за плечи рюкзак и берет байк друга. Ему кажется… нет, он почти уверен, что что-то нашел. В рюкзаке лежит карта, на которой красным маркером нарисован круг. Но поездка оказывается безрезультатной. Вернее… Стайлз действительно нашел — он отлично помнит эти места — и лес, и обрыв, и озеро, но города там нет. Просто нет. Он сидит на холме, где должен стоять старый особняк Хейлов, и морщится, глотая выдохшуюся колу. Наверное, самое время признать — ничего не было, и гребанный Бейкон Хиллс существует только в его воображении. Хмуроволк прав — пора завязывать. Стайлз напоследок оглядывает долину с обрыва, прощаясь, и едет домой. Вернувшийся раньше Скотт не задает вопросов, что для него уже само по себе верх тактичности, просто обнимает и уводит в спальню. Засыпая, Стайлз пугается, поймав себя на мысли, что хочет снова открыть глаза в другой темноте — в той, жуткой и опасной, в той, где еще был Айзек. И он крепче жмется к Скотту, словно замерз и никак не может согреться. МакКолл обнимает, не просыпаясь, и становится спокойнее на душе.
***
Дождь холодный, пронизывающий до костей, и каждая чертова капля, скатывающаяся за воротник, выжигает след на позвоночнике. Это тебе не Калифорния. В излюбленной студенческой кофейне пустынно. Ледяной ливень с самого утра — университетский городок словно вымер. Стайлз бы тоже не вылез из постели, если бы не семинар по английской литературе. Скотт вот никуда не пошел и сейчас еще валяется под одеялом. Наглая волчья морда. Стилински улыбается, скидывая ему очередное смс, полное зависти и угроз. МакКолл присылает в ответ злорадный смайлик. Целых три злорадных смайлика. Стайлз хмыкает и идет забирать свой большой карамельный латте, а после долго смотрит на залитое водой стекло, грея руки о чашку — нормальную керамическую чашку, а не бумажный термостакан — ему, как единственному посетителю за утро сделали такой подарок.
Дождь заканчивается на третьем латте. В крови столько карамели, что кажется неизбежным слипание клеток. Или еще чего-нибудь. И пока кофейня не начинает заполняться голосами и хлопаньем дверей, приносящим запах озона с улицы и звон колокольчика, Стайлз никуда не торопится.
— Хей! Ты забыл учебник.
Стайлз оборачивается на оклик, невольно сглатывает и пятится, поскальзываясь на мокрой дорожке, но крепкая хватка не дает ему вымочить задницу в луже.
— Порядок?
В лазури глаз беззлобная усмешка. Кривая улыбка обжигает памятью. В мягких кудрях запуталось солнце.
Айзек.
— Мы знакомы? — длинные пальцы перебирают по корешку книги и прячутся в серый карман кардигана, стоит Стайлзу забрать свое. От случайного касания прошивает током. Стайлз судорожно вздыхает и отступает на шаг.
— Нет, — решительно качает головой Стилински, — я бы тебя запомнил.
И уходит, бросая уже через плечо: «Спасибо за книгу, чувак». Стайлз оборачивается через пару шагов, чтобы поймать задумчивый льдистый взгляд и ощутить, как что-то, что не давало свободно дышать, рушится внутри, погребая под грудой обломков неуверенность и беспокойство, грызущие столько времени.
— Я люблю тебя, бро! — заявляет Стайлз, накидываясь на Скотта с порога.
— Воу-воу! Что на тебя нашло? — смеется МакКолл, уворачиваясь от холодных мокрых губ, тычущихся ему в шею, но быстро сдается.
Через пару часов, перебирая темные пряди волос спящего друга, Стайлз все-таки отвечает на его вопрос. Два слова. Беззвучным шепотом. В улыбке легкая примесь грусти. Стайлз закрывает глаза, погружаясь в темноту — в этот раз без опаски. Ему больше нет нужды возвращаться в тот пугающий жуткий мир, чтобы снова и снова терять тех, кого он любит. Кошмаров больше не будет.
Возможно, он и придумал Бейкон Хиллс, но Айзек…
Айзек существует.
