Шторм

*** В тот день Аомине не думал, что ему не хочется жить. В тот момент, когда стальной голос на другом конце телефонной трубки сказал слова, ставшие своего рода прологом для нескончаемого ряда ночных кошмаров, ему не хотелось прыгать с мостов или приставлять ствол к виску. Ничего такого не было и поныне. - Я не знаю, почему было так. Я просто ничего не почувствовал, - сказал он и отвел взгляд к окну. – Полное опустошение. Там, за толстым стеклом, падал снег, больше напоминающий белый пепел. Улица была залита светом, хотя небо было грязно-серым с примесью голубого. Аомине подумал, что так, наверное, выглядит штормовое море. Кожа кресла на подлокотниках там, под ладонями, была вытертой и холодной. Пальцы беспокойно постукивали по поверхности; да что он, черт возьми, вообще здесь делает? Поддался на уговоры подруги, пришел сюда, а теперь сидит и выворачивает себя наизнанку перед человеком, которого все гордо именуют «врачевателем человеческих душ». Перед человеком, которого он даже не знает. У Аомине никогда не было привычки раскрываться перед кем-то, а глупым жалобам на жизнь он всегда предпочитал молчание в гордом одиночестве. Все его тревоги всегда оставались в голове, не имея права на выход наружу путем взрыва эмоций или чего-то такого. Аомине всегда считал подобное проявлением слабости, недостойным поведением для сильного человека, а он с детства привык считать себя сильным. Проще было пережить все свои невзгоды в себе, чем посвящать всех и каждого в свои не очень-то и серьезные переживания. - Я месяц не смотрел новости и не читал газет. Сацуки, моя подруга, говорила, что это потому, что мне проще проникаться неверием. Что, не находя подтверждения случившемуся, я все еще могу надеяться на то, что приду в себя. «Проблема в том, что со мной не произошло никаких тотальных изменений, чтобы приходить в себя. Мне не нужно было подавлять безумие, потому что я не сходил с ума от горя». - Мне не нужно было топить свои страхи на дне бутылки, как это принято делать в моменты сильного потрясения, потому что у меня не было страхов. Мне не было страшно, понимаете? Все, что произошло, могло произойти с любым, и я не вижу смысла выставлять себя страдальцем. И я говорю вам это сейчас не потому, что надеюсь на вашу поддержку и понимание, а потому, что я дал ей обещание сходить на прием. Я не нуждаюсь в помощи. В тот день слова, которые он услышал, приняв вызов назойливого телефона, клеймом скрепили его сознание. «Его больше нет» - конечно, первой мыслью было то, что это просто чья-то шутка, идиотская и совершенно не смешная. По мере того, как шло время, уверенность в этом подтачивалась сомнениями, а под утро и вовсе рухнула – тяжело и тихо. Тогда, вечером, они в очередной раз повздорили. Аомине даже не помнил, в чем была причина ссоры, но факт оставался фактом: «Я вернусь поздно», коротко сказал Кагами тогда, взял ключи от своего мотоцикла с тумбочки и небрежно захлопнул дверь. Он вышел в прохладный токийский вечер и вместо того, чтобы вернуться поздно, не вернулся вообще. В день, в который он умер, Аомине почти физически ощущал какое-то странное чувство, словно по нервам пропустили легкий электрический ток, хотя и предпочитал не замечать перемен. Как будто это могло помочь. С тех пор тишина в пустой квартире начала казаться оглушительно громкой, едва не звенящей. - Его друзья пару раз заходили ко мне, чтобы посочувствовать, убедить в том, что все нормализуется, и похлопать по плечу. Я никогда не навещал их, да и вряд ли буду. …и лишь изредка он приходит к нему во снах. Вот он, почти как живой – красноволосый, улыбающийся и едва не счастливый. Смотрит, прищурившись, и брови смешно сдвигаются к переносице. Запускает пальцы в чужую синюю макушку, взлохмачивает и смеется, почти по-настоящему. И Аомине безумно хочется прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что вот он перед ним, настоящий и теплый, живой… Но он знает, что ему не нужно касаться его руки, чтобы понять – мертв. - Я каждый чертов раз говорил ему, что все будет в порядке. «…и, наверное, эти слова, что все будет хорошо, могли бы послужить неплохим некрологом, выбитым на мраморе». Аомине отводит взгляд и смотрит в окно. Солнце все еще светит, снег все еще падает, а небо до сих пор напоминает штормовое море, которого он, вообще-то, никогда не видел. Да и вряд ли увидит. В тот день что-то исчезло в Аомине и больше никогда не возвращалось.