— Я ошиблась. Он обращается с тобой с нежностью, которую я ранее не замечала.
Странно было слышать от Винн, что она поменяла свое мнение о моих… так называемых отношениях с Зевраном. Мне начинало казаться, что ее начальная инстинктивная реакция была верна. Я могла бы обманываться, делая вид, что мой привлекательный антиванец лишь в моем распоряжении, но, по крайней мере, поначалу чувствовала, что наш из ряда вон выходящий флирт – максимум отношений, которые могли бы у нас завязаться.
Зевран жил мгновением, не ожиданиями. Замечательная черта, если бы она не подразумевала отсутствия любых обязательств по отношению к различным вещам и людям, и не важно, на сколь короткий срок они пересекались. Но даже это меня устраивало. По мере продвижения к концу путешествия я только начала понимать, какое дело пытаюсь выполнить и насколько оно масштабное. И как малы шансы выжить.
Зевран во многих отношениях был сильным. Несмотря на то, что в первую нашу встречу ему надрала задницу женщина, он придерживался своеобразной дисциплины, которую было трудно заметить не наметанным глазом. При рассказах о том, как покупают и обучают Антиванских Воронов, я видела в его взгляде скованность. Его жизнь состояла сплошь из масок и миражей счастья – ничего правдивого, ничего похожего на мои воспоминания из эльфинажа.
Понятие дома для Зеврана было хрупким, неубедительным и фальшивым, как личности воспитавших его шлюх. Я легко могла представить его в комнате полной полураздетых женщин, но, понятное дело, предпочитала этого не делать. Однако воображение вырисовывало там его ухмылку, вызванную той или иной грязной мыслишкой.
Даже когда я наблюдала за ним краем глаза во время путешествия по землям Ферелдена, в его манере двигаться проглядывало что-то легкое и привлекательное. Зевран знал все подходы к людям, применял кнут и пряник (иногда оба сразу) и соответствующе разыгрывал карты.
Я понимала это, когда впервые взяла его за руку и повела в собственную палатку. Достаточно хорошо знала игру и убедилась, что подсознанию известна настоящая причина нашей близости. С Зевраном было легко, предсказуемо — отличный способ закончить тяжелый день. Он ничего не требовал, но всегда был готов поделиться теплом, не задавая вопросов.
И вот еще что… он не спрашивал. Не старался выведать ответы и не заострял внимания на том, что ни один из нас не мог изменить.
Любой Серый страж не просил бы о большем. Зевран был спутником, но не бременем. Любовником, но без обязательств. Мы ничего не скрывали, когда высказывали мнения, сражались с врагами или наслаждались в середине ночи теплом наших тел.
Когда Винн неделю назад или около того спросила меня, куда все идет, я просто ответила, что не понимаю, почему это должно к чему-то идти. С ним было весело, и меня развлекало его нахальство. Он проявлял малую тактичность, не требовал ничего взамен, и мне это сильно нравилось.
Но сейчас, как только она допустила, что, наверное, изменила мнение, что увидела нечто большее, я задумалась, а не поменял ли Зевран своего отношения.
Честно говоря, спустя неделю наших полуночных встреч я поняла, что больше не рискую получить его кинжал в спину. После этого я напрямую сообщила ему, что он волен уйти в любой момент, а я не стану удерживать его клятвой. Я не боялась за свою жизнь с его стороны и знала, что он скучает по дому – наверное, единственной вещи, что отвоевала кусочек в его сердце.
Но он не ушел.
Что изменилось?
— Я ошиблась. Он обращается с тобой с нежностью, которую я ранее не замечала.
Интонация, коей Винн произнесла «нежность», вызвала во мне нечто большее, чем обычное любопытство. Меня настолько озадачил термин, что следующим утром, проснувшись и обнаружив, что Зевран впервые остался со мной на ночь, разум начал разбираться в определении слова.
Лежа там, я пыталась разложить по полочкам его намерения. Зевран спал, расположив руку поверх моего живота, пальцами раскрытой ладони касаясь пупка и прижимаясь ко мне пахом. Чувственный даже во сне.
Но я чувствовала, что губами он касается моей шеи, а его дыхание ветерком пробегает по спине — видимо, пока мы спали, он уткнулся в меня носом. Но это не было пошло… как-то по-другому… как? Ласково? Нежно?
Я в замешательстве поморщилась. Потянувшись, медленно перевернулась на бок и свернулась калачиком, устроив голову у него на плече.
После этого его рука бессознательно обхватила мои ягодицы, а большой палец стал поглаживать кожу. Чувственно.
Но даже так он склонил голову, чтобы мне было удобнее лежать. Ласково.
Мое смущение не проходило. Неуверенно я прижалась губами к его коже и поцеловала в шею, просто чтобы увидеть реакцию.
Зевран одобрительно застонал и прижал меня крепче, но, с другой стороны, в этом не было никаких дальнейших обещаний, что мог подразумевать поцелуй, он просто…
обнял меня.
— Доброе утро, — не отступила я, ища любой намек, который подсказал бы о его мыслях. Откинула голову и увидела, как сонно моргают золотые глаза.
— Уже утро?
Чувственно, решила я. Он не собирался оставаться на всю ночь.
— Ага, — отозвалась, поглаживая под одеялом его обнаженную спину.
— Хм-м-м… — он медленно отодвинулся от меня и сел. Я легла обратно и роскошно растянулась под меховым одеялом на освободившемся месте.
От напряжения заныли мышцы, и я чуть застонала, вынуждая оглянуться на меня через плечо. Взглядом он смерил мое тело, и я почти воочию видела, как воображение дорисовывает ему то, что скрыто волчьими шкурами.
— Вот
теперь, — он прищурился и приподнял брови, как поступал обычно, когда замечал что-то привлекательное. — Утро похоже на очень доброе.
Зевран вернулся и накрыл меня собой; нас разделял только мех, но тяжесть его тела приятно давила на меня, а губы игриво дразнили мое ухо.
Поначалу я подумала, что все-таки получу свою дозу утренних развлечений, но через несколько минут он снова отстранился, стал быстро собирать вещи и облачаться в доспехи.
Я наблюдала за его сборами и в тайне наслаждалась тем, как его пальцы натягивают трофейные антиванские ботинки — подарок, что я для него «раздобыла».
— Прости, моя милая, но мне надо идти, — быстро произнес он, наклонился, торопливо поцеловал в щеку и выскользнул из палатки.
И все, взял и исчез. Лишь поцелуй в щеку. Возможно, Винн ошиблась в мнении, что между нами что-то зарождается. Зевран казался тем же мужчиной, что я пригласила в палатку неделю назад.
Беспокоило ли это меня? Я не знала. Удивилась, увидев его утром, но не ощутила недовольства. Если уж на то пошло,
смутило меня его поспешное бегство. Ему следовало бы верить мне, что совместная ночевка ничего не значит. Видимо, он слишком устал и уснул сразу после нашей ночи. Зевран должен был догадаться: я не жду, что он будет оставаться теперь каждый раз. Я не так легко влюблялась, как Лелиана, и не так легко обижалась, как Морриган.
Серость природы позволила предположить, что мне можно проваляться еще хотя бы час, что я и сделала, устроившись на нагретом Зевраном месте. В отличие от всех остальных он постоянно источал тепло. Мне даже стало интересно, он такой один или же все мужчины столь теплые, но у Зева кровь просто кипела. Так или иначе, я закрыла глаза, свернулась на его месте, вдыхая едва ощутимый запах его кожи, и легко заснула.
В следующий раз я проснулась под звуки различных шагов — остальные поднялись и уже занимались повседневными делами. Наконец-то я очнулась от неги теплого кокона и надела кожаную броню. Пробежалась пальцами по волосам, приглаживая их как можно сильнее, а потом выглянула из палатки.
При моем появлении Брего поднял тяжелую коричневую голову и приветственно гавкнул. Я улыбнулась и осмотрела лагерь в поисках остальных. Алистер неуверенно тыкал в едва задымившийся костер, волосы у него торчали под немыслимыми углами; Лелиана что-то напевала себе под нос и кормила Шмоплза, своего чересчур крупного нага из Орзаммара, которого ей «пришлось» взять; а Винн занималась обычным утренним ритуалом уборки как мать-наседка. Но вежливая наседка, которая понимала, когда лучше не посягать на личное пространство. Морриган стояла на другой стороне, как всегда созерцая и наблюдая; Огрен и Шейла разговаривали (у гнома заплетался язык. Уже напился? Или все еще пьяный? Никогда не понимала) с Боданом – нам нравилось звать его «домашним торговцем»… Но нигде не было видно нашего большого и довольно пугающего друга Стена.
Именно тогда в голову пришло, что по средам Стен и Зевран охотились за завтраком.
Я почувствовала себя неожиданно глупо, пытаясь найти скрытый смысл в действиях Зеврана. Покинув на рассвете палатку, я покачала головой от собственной дурости. Но все еще… не могла сдержать интереса…
***
Разочарованная, я весь день пыталась разгадать его чувства и что буду ощущать сама, если мы и правда двигаемся в… более эмоциональном направлении. В конце концов, главная причина, по которой я сошлась с Зевраном, заключалась в простоте его неприхотливой натуры. А новое… развитие событий все усложняло. И Винн, со своей стороны, позволяла замечать улыбку, думая, что видит нечто, подтверждающее ее точку зрения: Зевран меняется…
В результате через некоторое время я даже стала выглядывать ее намеки полуулыбками, когда она считала, что видит эмоцию сильнее ожидаемой. Я заметила искорку у нее в глазах, когда Зевран осторожно завел прядку моих волос за ухо, желая что-то прошептать. Было ли это тем, что Винн принимала за нежность? Подумала ли она так же, если бы знала, что мне сообщают о легкой возможности кражи в нескольких шагах впереди?
Я начала придирчивее следить за его действиями, и от меня не ускользнула ирония, что я выбрала Зеврана именно потому, что старалась избежать такого поведения.
В битвах он часто клал руку мне на шею и своевременно наклонял меня, а сам в это время принимал атаку моего противника. Наверно, в этом проглядывала забота, но я воспринимала его действия как тактику или даже эгоистичное побуждение в стиле «если я не смог ее убить, то не дам сделать это и
тебе».
Но грани между другом и любовником размылись. Они были надежными и четкими и подрагивали лишь в темнейшие часы ночи. Теперь же границы затуманились и смешались, становясь тем новым, что я не понимала. Что с нами стало? Зевран рассказывал мне истории из детства — являлось ли это проявлением дружбы или же желанием поделиться и быть понятым?
Опрометчиво выбранные слова Винн заставляли голову взрываться, и я только обрадовалась, когда мы добрались до долийцев. Мне требовалось погрузиться в другую обстановку и оставить все личные переживания там, где им следовало находиться.
Мы с Зевраном, Винн и Лелианой прорывались сквозь древнюю флору, и я затерялась в чувстве неотложного долга и повышенной бдительности. Другой источник адреналина позволил снова ощутить себя сильной, хищной, и я с рвением обследовала лес уголок за уголком.
Когда в сундуке, спрятанном в норе среди кустарника, я нашла долийские перчатки, в мыслях снова промелькнул Зевран. Он не смотрел, как я разбираю содержимое, но мне немедленно стало ясно, кому стоит отдать находку. Я вспомнила его рассказы о матери и паре ее перчаток, которые единственные остались от нее, пока их не обнаружили и не забрали.
Именно тогда я поняла, что
чувства к приятелю эльфу зашли дальше необходимого. Друг просто отдал бы перчатки, но только романтический партнер стал бы представлять его реакцию, улыбку и блеск в теплых медовых глазах.
Когда я вручила ему сокровище, мне в награду досталось все перечисленное и едва слышный шепот, что я запомнила сказанное о его матери. Но за его улыбкой скрывалось что-то еще, какая-то подавленность, и я задумалась, следовало ли вообще что-то говорить. Он ничего не сказал после «спасибо» — может, я сделала что-то не так? Мы не часто видели Зева «счастливым, но ностальгирующим», чтобы узнавать это состояние, и кроме меня таким его больше никто не узнал.
Он засунул перчатки в мешок и молчаливо встал, ожидая, когда я поведу их в лес. Я постаралась не нахмуриться, проходя мимо, и бесстрашно ступила в темные глубины дебрей Бреселиана.
***
Эта загадка билась в голове даже тогда, когда мы сидели в лагере долийцев после того, как целый день сражались с оборотнями. Местный сказитель, Сарел, пригласил нас остаться и выслушать историю, пока долийцы готовят нам в благодарность еду.
Я любезно поблагодарила его за приглашение и учтиво присела на резную деревянную лавку; остальные последовали моему примеру. Лелиана особенно жаждала услышать сказание, а Винн была не прочь отдохнуть.
Зевран тоже присоединился и сел рядом со мной на землю. Мне была приятна его близость, и нравилось, что он не стесняется заявлять о своем положении. Рядом на скамье едва заметно улыбнулась Винн, и я чуть это не пропустила. Чуть.
Сарел начал с рассказа об эльфах древности, и то ли виной тому его голос, то ли обычная усталость или же какая-то содержащаяся в эльфийских традициях магия, но я быстро расслабилась; огонь согревал все тело, а не только обращенную к нему половину. Словно бы слова просачивались в меня и успокаивали, и впервые за долгое время я ощутила покой.
Мои кожаные доспехи не предполагали штанов в отличии от тех, что носила Лелиана, поэтому я должна была бы замерзнуть на ночном воздухе, но ничего подобного.
Пятнадцать минут мы слушали историю, погружаясь в спокойную беспечность, а потом случилось это. Я увидела одну из граней Зеврана, о которой даже не подозревала. В голове кратко промелькнула мысль: понимает ли он, что делает?
Он прислонился к моей левой ноге, обхватывая ее поцелованной солнцем рукой и пальцами касаясь внутренней стороны бедра. Наверное, прикосновению следовало быть чувственным, но оно таковым не являлось. Какое-то чутье подсказывало, что Зевран лишь хотел до меня дотронуться, не ради реакции, а просто ради успокоения.
Ногу почти не прикрывали тонкие кожаные полосы юбки, и через пару мгновений он прижался щекой к обнаженной коже, лениво смотря в огонь. Странно, что он даже не взглянул на меня, не подмигнул хитро, не зашептал непристойные недосказанности. Честно говоря, я не знала, как реагировать.
Сарел продолжил рассказ, словно такие признаки близости были привычны или даже ожидаемы от моего Зеврана, да и сам Зев не передумал, не пересел, наполовину уложив голову мне на колени, а пальцами едва задевая кожу.
Я наклонилась, заглядывая ему в глаза: те остекленели, веки были полуприкрыты от тона старца, а взгляд устремился в пустоту, что плясала в рыжем пламени.
Осторожно, даже неуверенно, я подняла одетую в перчатки без пальцев руку и аккуратно зачесала светлые волосы, что спадали на открытое ухо Зеврана. В ответ он слегка наклонился… и прижался губами к моей ноге. В неторопливом, преднамеренном и крайне ласковом поцелуе. Мягкие губы, поддразнивающие кожу, не вызвали страсть. Нет, они вызвали
бабочек.
Я не единожды слышала, как женщины ссылаются на «бабочек в животе», а теперь у меня появились собственные, и целый рой жестко бился внутри — эти ощущения было непросто описать. И так же спокойно, как поцеловал, Зевран снова улегся головой мне на колени.
И тут я поняла: изменение произошло во мне. Я больше не определяла Зеврана как «удобного» и как того, «с кем можно хорошо провести время». Я видела в нем кого-то еще, но не знала, кого и что с этим делать. И на мгновение я испугалась, сидя там, любовно поглаживая пальцем краешек загорелого остроконечного уха. Новая эмоция вызвала улыбку, но та растаяла под весом сомнений.
Мне не следовало рассматривать его в таком ключе. Вот почему я выбрала его — чтобы избежать подобного рода… осложнений.
— Меня с детства учили пользоваться моментом.
Помню, первый раз мне показалось, те слова отдавали холодом, но сейчас я начинала их понимать. Зевран не говорил, что может исчезнуть в любой момент; он пытался сказать, что понимает, что в будущем мне придется принимать трудные решения и куда бы они меня ни завели, какими бы опасными или нравственно сложными они ни были, он останется со мной насколько возможно долго. И не пожалеет о проведенном вместе времени, не зависимо от того, как все закончится.
Я улыбнулась, взглянула на своего убийцу и провела пальцем по всему уху, бережно погладила по лицу, обводя антиванскую татуировку, тянущуюся от виска к подбородку.
А позднее, лежа с ним в лагере после наполненного неторопливостью и страстью часа, я не сдержалась и целовала, целовала его долгое время после, как наши сердца вернулись к прежнему ритму. И он позволял, прижимая меня всеми способами, что составляли Зеврана, чувственного, но искреннего.
Мы никогда не заговаривали о том, что изменилось, или когда это случилось, когда мы перестали использовать друг друга для снятия стресса и посчитали себя спутниками. Говорить о таком было не в нашем стиле. Я довольствовалась тем, что шло своим чередом, и наслаждалась тем, что есть, как и он сам.
Давно я не была так
довольна своей жизнью…
