Дом

Ли недолго возится с ключами, открывает дверь в свою квартиру и пропускает Ричарда вперед, тому от этого немного неловко. Он растерянно озирается в темноте незнакомого коридора, переминается у порога - Ли за его спиной хлопает дверью, щелкает выключателем: простое, привычное вдруг звучит так незнакомо. – Давай я отнесу твои вещи в комнату, а потом всё тут покажу, – Ли подхватывает небольшой чемодан Ричарда – он не то чтобы хотел брать к Ли много вещей. У Ли в квартире одновременно просторно и уютно, заметно, что это место – не просто безликая, номинальная точка-константа в постоянной беготне, а настоящий дом. Чемодан Ли относит в свою спальню. – Я помогу тебе разложить вещи, – говорит он. Ричард вспоминает, как долго не решался разобрать свой багаж по приезду в Новую Зеландию: боялся, что всё пойдет не так, что не справится с ролью, что Питер пожалеет о своём выборе. Сейчас ему это кажется глупым и странным, и он продолжает мысль: в конце концов, Ли относится к их отношениям так же серьезно, как и он сам. Сомневаться в чём-то сейчас по меньшей мере смешно. Они развешивают рубашки Ричарда в шкафу, а ещё Ли, оказывается, специально освободил для него несколько ящиков в комоде. – Сделать тосты? – спрашивает Ли. – Или можем заказать еду на дом, думаю, тебе сейчас не особенно хочется идти куда-то, чтобы поесть... – Тосты подойдут, – отвечает Ричард. Он сидит за небольшим кухонным столом, подперев щеку рукой, и внимательно наблюдает за тем, как Ли обжаривает ломтики хлеба – говорит, так вкуснее, чем с тостером. К ним приходит Карл, пёс Ли: виляет хвостом, обнюхивает ричардову коленку, а тот улыбается и чешет его за ухом. Тосты – идеально хрустящие, Карл сосредоточенно разглядывает "ужин" Ричарда, видимо, рассчитывая заполучить кусочек. – Не ведись на его уловки, – смеется Ли. – Смотри, у него же полно еды, – он указывает ногой на миску с кормом. Карл смотрит на свою миску и, разочарованный, покидает кухню. Вечер начинает размазывать по Нью-Йорку первую синеву, а Ричарда клонит в сон – ему в этот раз не удалось уснуть во время полёта, и виной тому вовсе не самоедство и раздумья, мысленного говорит себе Ричард, они же всё действительно решили; а вот кресло в самолете всё-таки было жутко неудобным. – Ли, можно мне полотенце? – спрашивает Ричард перед тем, как отправиться в душ; Ли сидит в кресле с ноутбуком, что-то печатает. – Возьмешь сам? Они все в ванной, в таком высоком шкафу, – Ричард кивает. – Кстати, я тебе купил зубную щётку, если что. Она тоже в ванной, увидишь. – Спасибо, – Ричард едва заметно улыбается – зубную щетку, ну надо же. А он ведь с собой и вправду взять не додумался, только одноразовую маленькую в самолёт. Ричарду на самом деле очень хочется принять ванну, но он осознает, что попросту уснет и, возможно, бесславно погибнет посреди лопающихся пенных пузырьков (а потом ещё газетный заголовок: "Британский актер Ричард Армитидж утонул в ванной Ли Пейса", великолепно). Гель для душа Ли пахнет легко, пряно – какими-то травами, и Ричард узнаёт этот запах, потому что это - запах Ли. Когда они только начали встречаться – это, собственно, случилось на съемках в Новой Зеландии, Ричарду отчего-то казалось, что Ли – часть этих полей, озёр и гор, будто бы он соткан из душистой травы и прозрачной воды родников. И тут такая простая штука – самый обычный гель для душа – напоминает обо всех этих ощущениях. Погруженный в раздумья, Ричард случайно намыливает голову шампунем во второй раз, чертыхается и твердо решает, что почту точно можно будет проверить и завтра – лучше лечь спать прямо сейчас. В гостиной Ли по-прежнему сидит с ноутбуком, но сейчас он ещё и тихонько напевает что-то, отстукивает ритм пальцами. Ричард знает эту его привычку – любви к пению в душе он за Ли не замечал, а вот задумавшись он, сам того не замечая, вполне мог начать мурлыкать себе под нос какую-то мелодию. Ричард тихо подходит к Ли со спины, дотрагивается до его плеча, и в этот момент все силы будто бы резко покидают его, словно тут – болото, тягучая вода, зыбучий песок, и Ричард всё никак не может оторваться, и он наклоняется – то ли целует в макушку, то ли просто зарывается носом Ли в волосы. Он откладывает в сторону ноутбук, улыбается, Ричард не видит, но чувствует это. Ли откидывается назад, обнимает Ричарда, как какой-нибудь ленивец своими лапищами дерево, и пытается извернуться так, чтобы поцеловать. – Вообще-то, – Ричард смотрит на него сверху вниз, – я хотел попросить у тебя постельное бельё. – Ричард, – Ли глядит на него осуждающе, щурит глаза и смешно сводит брови к переносице, – вот только не говори мне сейчас, что ты собирался лечь на диване. Ричард молчит, легко, почти что беззвучно смеется. – Нет, мы, конечно, можем, – Ли встает в кресле на колени, чтобы повернуться к Ричарду лицом, – только диваны за тысячу долларов годятся для чего угодно, кроме того, чтобы на них спать. Мягкий свет от торшера золотит кожу Ли, Ричард обнимает его, проводит руками по спине. За воротом широкой футболки виднеются веснушки – эти странные веснушки Ли на спине и на ключицах. У Ли веснушки, за окном глухо мерцают огни, а Ричарду кажется, что время вокруг них замерло, или что они замерли посреди бури, в её эпицентре, в той самой точке покоя внутри суеты, но это – так хорошо. Ричад чувствует, будто с него сползает, соскальзывает серая тень, растворяется в редкой Нью-Йоркской темени, и Ричард отпускает себя, он вздыхает с облегчением, он до невозможности рад ощутить это. – Я скучал по тебе, – наконец говорит Ли. Ричард берет лицо Ли в ладони – это пока незнакомая, слишком нежная, слишком интимная ласка, и это – лучшее, что он может сделать. Вечер за спиной у Ли рассыпается, как стеклышки в калейдоскопе.