Слишком много чести

— Золотарева, к доске! — после недолгого изучения журнала тишину, что так была мне необходима, нарушил громкий голос Марины Сергеевны — нашей учительницы по алгебре. Держу пари, она посмотрела в журнал просто для вида, и вызвать меня к доске было в ее планах еще с начала урока. Я нехотя оторвалась от решения уравнения в тетради и исподлобья взглянула на женщину, всем своим видом показывая нежелание. — Золотарева, ты что, плохо слышишь? — привычно сузив глаза, задала вопрос уже с ноткой иронии в голосе женщина, поправив сползающие очки на переносице. А это вообще возможно? Как ее можно не услышать? Даже если учительница будет в одной части школы, а я в другой, уверена, с ее до ужаса звонким голосом ей даже кричать не придется, чтобы я услышала! И только за что она меня так невзлюбила? Я ведь ей ничего плохого не сделала. Да что там, я вообще никогда и никому не делала ничего плохого. Никогда не грубила и не совершала поступков, о которых могла бы позже пожалеть. И причину ее неприязни ко мне я, как бы ни хотелось, разобрать не могла. И сейчас, вместо того, чтобы предпринять хоть что-нибудь, чтобы не идти к доске, я лишь негромко произнесла: — Нет, я прекрасно вас слышу, Марина Сергеевна. — Чего тогда сидишь? Иди решай! — так же раздраженно прикрикнула она, возвращаясь к заполнению своих бумаг. Вынужденно поднявшись, я медленно побрела к доске под пристальными взглядами одноклассников и после приступила к решению заданного мне номера. Как же все это надоело... Никто, наверное, даже и не подозревал, как я сильно завидовала своим одноклассникам, которые с легкостью могли огрызаться с учителем, получить двойку и, ничего не боявшись, заявиться домой, где их ждут родители, которые скажут лишь: "Ну ничего, исправишь". Которые не станут читать им нотации о том, что нужно упорно учиться, чтобы поступить в один из лучших университетов в городе, дабы не запятнать честь семьи. Которые будут любить их несмотря ни на что. Родители, которые за ужином вместо политики обсуждают, как у кого прошел день, смотрят вместе фильмы и просто наслаждаются обществом друг друга. Обычные, беззаботные, но, к сожалению, не мои папа и мама. Мои родные были сторонниками строгих правил и с самого детства учили меня хорошим манерам, учили тому, что нужно учиться и еще раз учиться, не позволяя сердцу брать верх над разумом. Это казалось мне безумно странным, но я просто не имела права сказать и слово против. Никогда не перечила родителям и казалась идеальным ребенком. Ведь несмотря на все их недостатки я любила их больше всего на свете. Семья — самое дорогое, что есть в моей жизни. Так было всегда и никогда мое мнение не изменится. Да и к тому же, они — родители, им веднее, что будет лучше для их ребенка. Когда прозвенел спасительный звонок, все одноклассники повскакивали со своих мест, игнорируя слова учительницы о том, что им следовало бы записать задание на дом. Осталась лишь я и староста нашего класса, что-то упорно пишущая в тетрадь. Записав задание на дом и собрав все свои принадлежности, я направилась к выходу из класса. — До свидания, Марина Сергеевна, — негромко попрощалась я, уже закрывая за собой дверь. — Золотарева, ну-ка стой! Ох, ну что еще... — Отнеси, пожалуйста, эти учебники в библиотеку, — попросила женщина, исказив лицо в подобии улыбки. — Конечно, — сквозь стиснутые зубы прошептала я.

***

Уже тогда, когда я практически дошла до этой злополучной библиотеки, кто-то случайно, а, может, и специально, толкнул меня, от чего высоченная стопка старых учебников полетела на пол. — Можно же поаккуратнее! — крикнула я вслед парню, что толкнул меня, собирая книги. — Видно, нельзя, — ухмыльнулся неожиданно появившийся рядом учитель физкультуры — Олег Викторович. — Давай помогу, — не дождавшись моего одобрения, он стал помогать мне собирать книги. — Спасибо, — негромко поблагодарила я его, расплываясь в улыбке. Когда все книги были сложены в стопку, учитель поднялся и, улыбнувшись, произнес: — У вас сейчас физкультура, подойдешь ко мне в кабинет, ладно? — Хорошо, — кивнула я, украдкой взглянув на преподавателя. Отнеся книги в библиотеку, я направилась прямиком в кабинет к учителю. Постучавшись, я вошла, спрашивая преподавателя, что же он от меня хотел. — Мне тут помощь с вашим журналом нужна. Не могла бы ты помочь? — объяснил он мне, кивнув на лежащий рядом журнал. — Конечно, — согласилась я, подходя к учительскому столу. Около пяти минут мне потребовалось, чтобы объяснить мужчине то, что было ему непонятно. Когда прозвенел звонок, я стала ждать разрешения уходить, но учитель его никак не давал. Позже в дверь кто-то постучал и, не дождавшись разрешения войти, прошествовал в кабинет. Это был незнакомый мне парень. Он подошел к учителю и, положив руку ему на плечо, произнес: — Ну что, Олежик, ты скоро? А то там твои спиногрызы заждались уже. Ох... — Сейчас приду. — А это что еще за милое существо? — лучезарно улыбнулся парень, переведя взгляд на меня. От столь неожиданного и слегка странного комплимента, направленного в мою сторону, я смутилась и сразу же устремила взгляд в пол, дабы никто не смог увидеть того, как покраснели мои щеки. Это происходило постоянно, когда кто-либо делал мне комплименты. Пусть и происходило это крайне редко. — Твоя ученица, — монотонно ответил Олег Викторович, продолжая что-то писать в журнале. Я услышала, как новый собеседник присвистнул, и не смогла скрыть улыбки. — Ну и как Вас зовут, милая леди? — он вопросительно взглянул на меня, чуть наклонив голову, чтобы видеть мои глаза. — Ульяна, — робко ответила я, никак не осмеливаясь посмотреть парню в глаза. — А меня Максим, — оглядывая меня, парень протянул руку. Я на секунду замешкалась, но позже все же пожала протянутую ладонь. — Так вы что, тоже преподаватель? — я вопросительно взглянула на новоиспеченного учителя. — Ну, по-крайней мере, постараюсь им быть, — вновь улыбнулся парень, взлохматив свои волосы. Когда он перевел свое внимание на учителя физкультуры и стал уговаривать его сыграть с ним в футбол, я нагло начала его осматривать. От меня не могла ускользнуть мысль о том, что парень был очень красив. Олег Викторович, конечно, тоже не промах, но многим уступал своему другу. Мой новый знакомый был довольно молодым — не старше двадцати пяти лет; высоким, с довольно хорошим телосложением; с каштановыми, короткими волосами; обладающий очень красивой улыбкой, красивыми глазами оттенка темного шоколада. Одет он был точь-в-точь как мои одноклассники: клетчатая рубашка, расстегнутая на несколько пуговиц, темные потертые джинсы и черные кроссовки. Мое разглядывание учителя прервал Олег Викоторович словами, что я свободна. Я негромко попрощалась с Максимом, вновь краснея уже от того, что называю его в мыслях так просто, будто друга, и ушла к своим одноклассникам. Даже представить не могу его в роли учителя...