Наперекосяк

*понятно, что даты гонок смещены, иначе вся затея бессмысленна )) Девчонки в команде говорят, что влюбиться в Симона Фуркада – нестыдно и незазорно. Вроде как недостижимый идеал мужской красоты, характера. В биатлонной среде так и есть: многие мечтают о Симоне, а если кто-то и нет – таким просто больше нравится Эмиль Свенсен. Девушкам постарше это не мешает обзаводиться более «реальными» бойфрендами, а молодые, отъявленные и амбициозные, грезят о них, главных красавчиках. Каждая верит, что станет им единственной, самой верной, заботливой и хозяйственной, даже сейчас, несмотря на то, что у Свенсена есть постоянная пассия, без пяти минут жена. Во всяком случае, Саманта может считаться его невестой. Биатлонистки, конечно, не фанатки – на рожон не лезут. Но в том и преимущество: одна среда, одна профессия и гораздо больше вариантов, возможностей и «случайных» встреч. Тут уж кто, во что горазд. Наивные барышни: не понимают, что нельзя с таким подходом рассчитывать на что-то серьезное… Меня всегда бесили восторженные, влюбленные дуры. Долгое время, однако, мое окружение преимущественно из таких и состояло: юные девахи жаждут любви, списывая все на буйство гормонов, но спорт высоких достижений и вынужденные с ним ограничения, в том числе и свободное время, которое отсутствует в принципе, делало их просто одержимыми. Все сборы в юниорской команде проходили под девизом «кто со сколькими успел погулять мальчиками»… Это был тихий ужас. Серьезно, я чуть не бросила свой любимый биатлон из-за таких ненормальных девиц! К счастью, в свои двадцать два я год как во взрослой сборной. Где, разумеется, разговоры о сильном поле не прекратились, но стали более-менее сносными. И не обязательными для всех! Главными темами всегда были биатлон, результаты, тренировочные планы, спортивные диеты. Честно говоря, только среди этих девушек я почувствовала себя самой собой, ощутила командный дух, вспомнила, что вообще-то умею веселиться, расслабляться, люблю поболтать. С новой командой мне не приходилось тратить время на оправдания, почему меня не интересуют парни-обаяшки вроде Свенсена. Я поладила с каждой из девчонок, кто старше и, напротив, ровесницы, которые оказались даже серьезнее меня (Франци и Лаура), удивилась, что близко не общалась с ними по юниоркам (меня, оказывается, просто неудачно заносило не в те компании!). В общем, с постоянными отборами, напряженным олимпийским сезоном, у меня и времени не было задумываться о личной жизни, засматриваться на знаменитых биатлонистов и перед кем-либо робеть и млеть. Новый же сезон принес долгожданный покой и возможность выступать в свое удовольствие. Что уже дало свои отличные, для моего уровня, плоды. Естественно, накануне Рождества было не до результатов. Последний старт года выпал на двадцать четвертое декабря. Под занавес уходящего года, в этом бешеном кубковом ритме я и сама была не прочь пообщаться, о чем угодно, лишь бы не о биатлоне. Усталость накатила дикая, несмотря на отсутствие напряжения и давления в мою сторону. Бремя лидерства на мне не висело, и я позволила себе мысленно отпустить гонку на удачу, а не заниматься уморительным тактическим просчетом. В конце концов, я уже отобралась в масс-старт, осталось просто делать свое дело. И мне повезло: одиннадцатое место – достойный результат, далеко неслабый. Гонка проходила днем, так что некоторые девочки из нашей команды рискнули вылететь домой тем же вечером. А у меня… вдруг все пошло наперекосяк. Тоскливо оказаться на Рождество не дома, не с семьей. Но это… не в первый раз со мной, в биатлонной-то карьере. Правда, тяжело почувствовать праздник в отеле. Я смиренно иду в общую столовую, поглощаю безвкусный, однообразный ужин. Тренеры обещали шампанского… Хорошо, но ведь это позже, а сейчас? К черту все. Я накупила в магазине газировку, чипсов, шоколада и гамбургеров. Заперлась в номере, где осталась одна, вкусила всех этих вкусностей и… разревелась. Сижу в крошках на кровати, рыдаю, как дура, размазывая по щекам шоколад. Посматриваю на горячий гамбургер, облизываю потрескавшиеся губы, и понимаю, как жалко сейчас выгляжу. До чего глупо! Обжираться едой, которую нам официально никто и не запрещает, запивать все пузырящейся сладкой водичкой, ненавидимой мной, лишь бы не чувствовать одиночества и горечи! Пора перестать заниматься чушью. Я надела привычный комбинезон, поярче накрасилась, обвешалась какой-то мишурой, отыскала на дне спортивной сумки серьги – белое золото в форме змеек, с цепочкой вместо застежки. Все, можно, наконец, и на улицу выйти. Однако не ушла я и дальше отеля, как зацепилась рукавом куртки за какой-то куст, неудачно дернула рукой, что задела ухо. Сережка выскользнула и упала в снег. Улицы освещены, но слабо и недостаточно, чтобы сразу ее рассмотреть! Вместо того, чтобы напиться шампанского в компании оставшихся биатлонисток, я ползаю на коленках в свежевыпавшем снеге. Прекрасно, Ванесса! Я почти нахожу треклятую серьгу, протирая штаны в области коленок, когда задом на кого-то натыкаюсь. Виноватая, кривая улыбка – все, что могу сейчас из себя выдавить, когда, оборачиваясь, подымаюсь. И каменею: передо мной Симон Фуркад. Улыбается своей предательски очаровательной, искренней улыбкой и с хитринкой в прекрасных карих глазах… Почему внутри все замирает? Почему никогда прежде я не смотрела на него так, как сейчас – с глупой широкой улыбкой и распахнутыми глазами? - Извините, - бормочу, не узнавая собственного голоса. Эй, кто забрал настоящую Ванессу Хинц?.. - Ничего, - он галантно откланивается и почти уходит, когда на меня вдруг накатывает, непонятно с чего. Я хватаю Симона за куртку, резко разворачиваю к себе и целую в губы. Он, должно быть, опешив, не сопротивляется и даже вроде отвечает! Боже, как чувственно… Его парфюм сводит с ума… Но рассудок возвращается слишком не вовремя: я отстраняюсь, испуганно таращусь на него, ожидая гнева. Вряд ли он встречал подобную наглость! Да и я в глубоком шоке! Клянусь, если бы не злосчастные кусты, мне было б куда бежать! - С Рождеством, - ляпнула я в отчаянии и дикой панике, заставляющей мои руки дрожать. Какое облегчение, что они в перчатках, а Симону явно не до того! Вопреки моему предчувствию, француз озадачен и ошарашен, но не собирается покрывать меня ругательствами. Он неловко улыбается, поправляет съехавший набок шарф (в отличие от моей куртки, Симон, как и подобает, в гораздо более презентабельном теплом пальто). - С Рождеством, Ванесса, - произносит Симон, по-доброму усмехнувшись. – Не вешай нос. Он почти подносит палец к моему лицу, но видит мое смущение и опускает руку. Провожает меня долгим взглядом, словно проверяя, не упаду ли я в обморок. Пожимаю плечами и слабо улыбаюсь, мол, не знаю, но беспокоиться не стоит. Тогда Симон решительно шагает к отелю и исчезает в дверях. А я стою под окнами, теребя в руках найденную сережку, и думаю: боже, а ведь он знает мое имя. С каких пор у меня дрожат коленки при встрече с Симоном? Когда все помутилось перед глазами, и не осталось ничего, кроме жгучего желания прикоснуться к его губам? Какая разница, Ванесса, ведь сегодня тебе можно все. В Рождество принято исполнять затаенные желания. Если сама судьба подсылает вам Фуркада в подарок, то вовсе не преступление этим воспользоваться. Влюбиться в идеального Симона Фуркада – нестыдно. А в канун Рождества даже волшебно! Поэтому я, Ванесса Хинц, с чистой совестью возвращаюсь в отель к Лауре, не успевшей улететь. Пора бы и мне поболтать с кем-нибудь о парнях вроде Фуркада и Свенсена.