***
Открывшаяся входная дверь, впустила в дом немного света, очертив сгорбленную фигуру, которая, впрочем, сразу же выпрямилась и двинулась навстречу вошедшей Светлане. Она было хотела уйти от нежелательного разговора, но Микки преградил ей дорогу, яростно сверкая глазами, отражающими свет уличного фонаря. - Где ты, блять, была? – кусая губы от раздражения, припёр девушку к стене Милкович. - Ходила на свидание к Терри, - довольно улыбнулась Светлана, чувствуя, как напрягся её оппонент, заскрежетав зубами. Она бесстрашно убрала руку, которая прижимала её к стене, с видом полного достоинства, зная, что в рукаве ещё припасён козырь. – Боишься, что я расскажу ему про морковку, регулярно посещающую твою задницу? Он будет в бешенстве, узнав, что этот жалкий педик до сих пор оприходует его сыночка. Микки схватил жену за горло, вернув в прежнее положение, сдавливая хрупкие косточки, отчего её лицо раскраснелось. Задыхаясь, она беспомощно била его по голове, расцарапав лицо руками, но Милкович не обращал внимания на её скудные попытки освободиться, он лишь чуть ослабил хватку, чтобы кислород смог вывести её из полуобморочного состояния, и она хорошо расслышала обращенные к ней слова: - Не смей своим поганым ртом произносить его имя. Я вырву твой гнилой язык, больная шлюха. А если тебе вздумается ещё хоть раз подумать о нём, то я разобью твою ебучую башку, которой ты не думаешь! Его глаза горели такой дикостью, что не приходилось сомневаться, что он выполнит своё обещание, дай только повод. Вместо злости Светлану наполнила обида, ком в горле давил сильнее, чем его руки, подкатили слёзы, норовившие вот-вот перелиться через край и показать слабину. Что такого особенного в, мать его дери, Галлагере? Блядь. Зажегся свет. Милкович отпрянул от жены, она же приняла безразличный вид. Йен стоял с ребёнком на руках, показывая жестами, чтобы оба заткнулись нахер. От неожиданности они переглянулись, не понимая, что творится в этом злоебучем доме, где блядская мразь, что должна сидеть с Евгением, и какого хуя Галлагер изображает из себя мамочку семейства? - Я два часа укладывал его спать, - прошептал Йен. – Если вы не замолкните, то я, блять, психану! - На хуй ты с ним таскаешься? – прошептал в ответ Микки и выругался про себя в очередной раз за то, что пошёл на поводу у Галлагера. - Ника оставила его одного на диване. Может, хоть кому-нибудь не плевать, а? – Йен безнадёжно вздохнул, понимая, что до родителей крохи не достучаться. Он хотел осторожно передать Евгения матери, но та увильнула, бросив через плечо: - Мне на работу через десять минут. - С каких пор сосать хуи стало работой? – взвился Милкович, подбирая валявшиеся под ногами всё те же трусы с золотистыми блёстками. Он поглядел на них несколько секунд, словно раздумывая, почему они опять здесь, потом запихал в карман джинс. - С тех самых, когда работой стало – трясти яйцами, - выразительно поглядев на Галлагера, она скрылась за дверью. - Сука, - Микки забрал сына у Йена. – Тебя тоже заждались виагроидные пидарасы. Малыш проснулся, недовольно заворчав и плавно перейдя в крик. Милкович простонал.***
- Этот маленький кусок дерьма не переставал орать полночи, - Микки пытался впихнуть сына в скрещенные на груди руки жены, щурившейся от пронзительного детского крика. – Сделай же что-нибудь! - Давай лучше я, - сказал раскрасневшийся на морозе Йен, только что вернувшийся со своей смены. Он скинул куртку и шапку на диван, быстро сполоснув руки, взял малыша, бережно прижав к себе. - Прекрасно, - заключила Светлана, освободившись от тяжкого для неё груза. Но ребёнок не перестал кричать, как это происходило обычно. Нет. Он весь покраснел, надрываясь в плаче, слёзы катились отчаянным градом, затекая в маленькие ушки. – С ним что-то не так, - она казалась обеспокоенной, но принимать живое участие в судьбе сына не хотела. - Температура, - Галлагер быстро смекнул, коснувшись губами пылающего лба. – Я отвезу его в больницу, - он начал заботливо укутывать мальчика. - Ты совсем ебанулся, что ли? Ночь, блять! Эй, приди в себя! – Микки дико злился, что Йена больше заботит сын, чем он сам. Только пришёл и снова уходит. Твою мать. - У Лиама хороший педиатр, она меня знает. Позвоню и вызову её, - спокойно ответил Галлагер, и не думая отпустить свою ценную ношу. Светлана удивлённо следила за ненавистным рыжим пидором, оберегающим её собственного ребёнка. За тем, кого она мечтала отправить куда-нибудь к хуям собачим, чтобы не видеть больше упоённого взгляда Милковича, взирающего на своё божество. Она сотни раз придумывала различные способы, чтобы избавиться, наконец, от трахаря, прочно засевшего в похуистическом сердце Микки. И сейчас, впервые почувствовав страх за сына, с радостью приняла постороннюю помощь, в которой так нуждалась. Милкович отправился в постель, злясь на весь уёбистый мир, постоянно отнимающий у него сучьего мудилу, которого он ждёт, как верующие второго пришествия. Микки упал на кровать, вдыхая запах пота от измызганного матраса, сжав кулаки, постарался успокоиться. Но сердце бешено колотилось, наполняя всё тело томительно-жгучей болью, медленно убивающей его здравый рассудок. Ревнует к собственному ребёнку, выблядок хуев. Через какое-то время Микки вынырнул из дремоты и услышал тихий женский смех. Решив, что блядские шлюхи развлекаются в гостиной, пока его благоверный носится с заболевшим ребёнком, он непременно должен впиздячить этим сукам. - Схуяль вы там шепчетесь, блять? – Милкович изогнул бровь в немой попытке разрулить сложившуюся перед глазами картину. Йен вскочил на ноги, с совершенно бесстрастным лицом сообщив: - Разговариваем о простуде Евгения. Придраться было не к чему, но Микки знал, что этот паршивый подонок врёт. Секреты за его спиной. Дерьмо собачье. Хитрожопая шлюха, заделавшаяся его женой, задумала очередную подставу, он чувствовал яйцами, что что-то не так. Он посмотрел на неё, заранее приготовившись ощутить на себе предательский взгляд, растекающейся кислоты по порам кожи. Собираясь спугнуть едкую мерзость, что вот-вот прицепиться к нему, он приготовился отразить удар, но вопреки впечатлению Светлана улыбалась как-то по-особому, отвернув от него своё лицо к окну, чтобы скрыть мимолётную радость. Микки фыркнул, вытащив мятую пачку сигарет из заднего кармана джинс, и закурил, нихера не понимая. На него тут же обрушился шквал обвинений, вместе с карателем, вытолкавшим его на улицу, обнимая за плечи. Милкович в очередной раз удивился тому, что Йен больше остальных заботится о малыше, и, кажется, не только он заметил это. Но радужная мысль, искрившаяся теплом, грела его недолго, как только он увидел полицейскую машину, поскрипывавшую колёсами по тонкой наледи дороги. Микки враз всё смекнул, он зажал окурок между зубами, с силой заталкивая ошарашенного Галлагера внутрь дома. Он больше не боялся Терри, но смотреть, как тот снова бьёт любимое лицо, забрызгивая комнату миллиардами багряных капель, не стал бы, лучше он примет всю боль за двоих на себя. Терри Милкович, выпущенный из патрульного автомобиля, прошёл мимо сына, попутно хлопнув его по плечу. Столкновения не произошло. Микки в ужасе бросился вслед за отцом, бегая глазами по гостиной, отыскивая рыжую голову, самое яркое пятно в их грязном притоне. - Я, блять, ссать хочу, как конь, - выпалил Терри направляясь к сортиру. – Ебучий холод. Светлана как-то странно посмотрела на него и шмыгнула за дверь перед самым носом свёкра, запершись там. - Что, блять, за шутки? – взревел Терри, собираясь снести к хуям чёртову преграду. Девушка пропищала что-то о том, что ей нужнее, а он может пойти на другой толчок. – Вернулся, блять, в собственный дом, - он развернулся, но вдруг замер, словно что-то привлекло его внимание. Протянув руку, он вытащил торчавший из кармана Микки уголок блестящей ткани. – Пидорские трусы носишь? Мик сглотнул, кивнув. Столп золотистых искр полетел ему в лицо. Звук удаляющихся шагов и щелчок замка. Из сортира вывалились Йен, Мэнди и Светлана. Милкович готов был из каждого по отдельности вытряси, что, блядь, нахуй, здесь, вообще, происходит? - Киньято, жду тебя в «Алиби», - напряжённо проговорила в трубку мобильника Мэнди, отмахиваясь от Галлагера, пытавшегося её отговорить от решительных действий. Она сразу же отключилась, чтобы её агрессивный парень не успел испортить всё дело и перевела взгляд на друга. – Ты всегда заботишься о нас. О Милковичах. Теперь моя очередь. Она отстранила Йена и пошла вслед за отцом в бар, чтобы, вызвав ревность у Киньято, заставить его распустить руки. Терри Милкович не позволит черномазому ублюдку трогать свою дочку, тем самым нарушив условия УДО, и отправится обратно в тюрьму, подальше от хрупкого мира отношений, ставших важными для каждого обитателя этого злачного дома. Милкович осторожно высвободился из объятий Йена, на которого падал яркий солнечный луч морозного утра, играя в огненных прядях. Он пошарил на тумбочке в поисках сигарет, на полу валялась куча пустых пачек, вперемешку с их одеждой. Как только проснётся заботливая хозяюшка Галлагер, всё вокруг засияет ослепительной чистотой, без тени следа их вчерашних приключений. Ему не хотелось вылезать из постели, нагретой двумя телами, но пиздец как хотелось курить, поэтому он натянул штаны и спустился вниз в поисках дозы никотина, за которой пришлось собраться в магазин. - Ты чего жопу подорвал? Спал же, - с изумлением обернулся Микки, наблюдая, как рыжая макушка мелькает перед глазами. Йен в одних боксерах подбежал к Милковичу, чмокнул в губы, словно жена, провожающая мужа на работу. - Я тебя люблю, - с трудом произнёс Галлагер по-русски, стараясь приблизить свой выговор к оригиналу. - Это ещё что за хуета? - Он сказал, что любит тебя, придурок, - проплыла мимо Светлана, задержав взгляд на охуевшем лице Мика.