У каждого своя

Наплевать. Как это там говорят? Когда в жизни все идет под откос, главное — относиться к этому проще. Поэтому... наплевать. И все же, наверное, я просто переутомился. Особенно, если принять во внимание то, что прямо сейчас, сидя возле большого раскидистого дерева, я, Гарри Поттер, обычный восьмикурсник школы Хогвартс, наслаждаясь осенним, еще теплым деньком в обнимку с учебником по зельеварению, уже в третий раз за последние пять минут выслушиваю одну и ту же фразу. — Мы расстаемся. Два слова. В голову, в горло и в живот. По одной фразе вложено в каждый удар. Нет, я, конечно, понимаю, что после войны всем стало очень даже глубоко не наплевать на любовь, отношения и прочее. Но лично меня это через месяц-другой стало попросту доставать. Предложение от МакГонагалл о поступлении заново на седьмой курс пришло внезапно. Не многие, конечно, согласились на такой подвиг, ибо многих не было в живых. Но те, кто остались, даже с какой-то долей радости решили повторить обучение, да и о будущем надо было думать. Поэтому восьмой курс, состоящий из сорока трех человек, был объединен в самостоятельный, а деление на факультетские занятия было условным. Учились все вместе, гуляли вместе, отдыхали и забавлялись, лишь к ночи расползаясь в родные гостиные. Но эта повторяющаяся фраза все равно оказалась неожиданностью. Я же живой человек все-таки. Вроде как... наверное. Где-то слева в груди защемило, защипало в носу — видимо, засиделся я на солнцепеке. — Ты даже ничего мне не скажешь? Я вздыхаю. Она все же не виновата. Красивая. Мне нравятся ее волосы, глаза, то, как она улыбается, и то выражение лица, когда грустит или задумалась. То, как смеется. Видимо, этого недостаточно. — Что-то ушло, — она тоже это понимает. Весь запал и желание в последний раз выяснять отношения пропали сами собой. Я напоследок прижимаю ее к себе, наслаждаясь теплотой ее тела, и улыбаюсь, зарываясь в рыжие пушистые волосы. — Мы были детьми, — устало выдыхает она, смотрит внимательно синими глазами и все же на что-то надеется: — Мне Дин предложил встречаться. Ты не против? Вот что она имеет в виду под этими словами? От слов «Дин» и «встречаться» я морщусь и отрицательно качаю головой, и почему-то ревности никакой нет, только тупая ноющая боль и пустота где-то в груди. Джин, Джинни, детка. Даже не знаю, что тебе сказать. Как оправдаться. Подобрать те самые слова, что нужны тебе. — Я люблю тебя, — тихо шепчу ей в макушку, прикрывая глаза. Не хочется ничего видеть. Вот так сидеть у дерева, обнимать ее одной рукой, другой рукой придерживать учебник и слушать, как где-то недалеко наивно щебечут птички. Их еще не коснулся обжигающий холод, разливающийся внутри меня. Зима приходит к каждому в разное время. И моя, кажется, уже на подходе. — Я тоже, — и это, наверное, самые правильные слова на земле. Вот только холод они не разгоняют и сердце, как это говорят, не заставляют трепетать. И я снова морщусь. Оттого, что слова эти попросту потеряли свое значение. Остался один набор букв. — Чувствуешь? — она тоже тихо шепчет, пытаясь поймать то «влюбленное» состояние: участившееся дыхание, покрасневшие щеки и слезящиеся глаза. — Нет, — мотаю головой. — И я нет, — через несколько секунд кивает она. — Поэтому... мы расстаемся. Молчание. Тягостное, словно вата. Это сейчас можно ловить пальцами ускользающее время, а затем наступит неловкость. Будем отводить друг от друга глаза и называть за спинами неприятным колючим словом, приносящим только печаль и грусть: «бывший» и «бывшая». Жить воспоминаниями, улыбаться приятным моментам и изредка, напиваясь в темной комнате, разговаривать вслух. О том, что было, и о том, что могло бы быть. Джинни зашевелилась. Видимо, устала лежать. По крайней мере, теперь я не знаю, что творится в ее маленькой солнечной голове. А в последнее время она мало об этом говорит. Мне жаль. — Друзья? — неуверенно предлагает она, глядя на меня как-то по-другому. Серьезно и уже без теплоты. Без какой-то особенной теплоты. — Друзья, — неловкость уже появляется. Выглядывает из-за спины, когда она поднимается и не смотрит в глаза, предпочитая наслаждаться прекрасным окружающим видом. Джинни Уизли улыбается. Не мне, а куда-то вдаль. Наверное, новым надеждам и новой жизни. Жаль, что я теперь не часто смогу увидеть ее улыбку. Но эту запомню. Она — красивая. * * * Почерк у него обычный. Слегка неразборчивый, так как писалось, скорее всего, второпях и наверняка забылось в скором времени. Я обнаружил запись нужного мне зелья в рецепте от головных болей. Адский огонь в Выручай-комнате повредил дневник Принца-полукровки, зато проступил ранее невидимый шрифт. Не молоком ведь писал Снейп? Хотя все возможно. Старый потрепанный учебник, найденный мной на седьмом этаже, как будто специально был выкинут. Может, Миртл постаралась? Или все же сам замок стремился помочь мне? Не знаю. Я уже ничего не знаю. А колдомедикам до старой книжонки никакого дела нет. Они даже не стали меня слушать. Слизнорт тоже отказался: — Гарри, я знаю, что вы весьма умелы в зельях. Но такого... не существует. И я даже не стану пробовать. Я не сразу замечаю, что мое маленькое уединение нарушается едва слышными шагами по траве откуда-то справа. Первое предположение — это, конечно, что Джинни передумала и... Но в свете последних событий оптимистом я не был, особенно после... в общем, не был и все тут, хотя теперь можно было и не беспокоиться насчет ударов исподтишка. Вражда между факультетами померкла. Даже Малфой стал... человечнее, что ли? — Привет, Гарри, — шаги замирают прямо передо мной, но я не спешу отрывать взгляд от сложных составов и формул, начертанных в учебнике, чтобы поглядеть на начищенные ботинки. Наверное, карма у меня плохая. Быть может, стоит подумать о черничном пироге с тыквенным соком — и он тоже появится? — И тебе привет, Драко. Вроде бы просто — пять букв, но все равно так непривычно называть его по имени. После войны — да, все было вперемешку, суматоха, мясорубка. Там — да. Теперь... непривычно. Слизеринец, поправляя мантию, садится рядом со мной и откидывает назад мешающуюся челку. Щурится, опираясь спиной о дерево и ненароком задевая мое плечо, смотрит сначала на солнце, а потом на меня. Выражение его лица не меняется, но я все равно вздрагиваю. И сердце почему-то начинает болеть с удвоенной силой. Зайти бы к Помфри, а то мало ли что. Но вставать и идти прямо сейчас неудобно, да и не хочется. Зато с Драко неловкость пропадает. Я снова пытаюсь вдуматься в рецепт зелья, заставляющего прийти в сознание находящегося в коме человека, и снова не понимаю ни слова. Почему-то именно с Драко все мысли как-то разлетаются, и ни о чем не хочется думать. Просто взять его за руку, положить голову на его колени и закрыть глаза, чувствуя, как на запястье быстро-быстро стучит его сердце. — Видел Уизли... — невзначай сообщает мне Драко. И я снова киваю, чувствуя себя каким-то китайским болванчиком, и заставляю убраться из головы нелепые картинки, где я действительно лежу у него на коленях. Но Драко это не устраивает. Он смотрит на меня внимательно, ожидая ответа, и я попросту отвожу взгляд. Не люблю, когда он так делает. Мы не друзья, но и не враги, а все равно из всех компаний в последнее время мне становится спокойно лишь рядом с ним. Странное чувство. Даже немного страшно. И я, зная, что надо что-то сказать, добавляю тихо и немного даже небрежно: — Расстались. Драко понимающе касается моего плеча, слегка сдавливая, и становится чуточку легче. Руку он затем предусмотрительно отдергивает. Тоже, наверное, не привык. — Не жалей, — задумчиво произносит он, снова глядя в небо. Не понимаю, что они все в нем нашли? Что может быть красивого в пустоте синего цвета? Ничего. Ведь есть более важные вещи, чем просто смотреть вверх, пытаясь там найти несуществующие ответы на свои вопросы. — Ага, — снова пытаюсь прочесть и в бессилии все же закрываю глаза. Расплываются строчки, и все тут. Сегодня просто не мой день. Черничный пирог и тыквенный сок — надо думать только о них. — Нет, правда. Я серьезно. Не жалей, Гарри. Если не получилось, значит любовь не настоящая. — Не настоящая, — повторяю я сквозь зубы. — А какая настоящая тогда? Как понять? — Не знаю, — еле слышно говорит Драко, и я удивленно смотрю на него. Он больше не вглядывается в небо. А так же, как и я минуту назад, сидит с закрытыми глазами. — Но она обязательно будет. Молчим. Когда это все началось? Когда я настолько сильно привык к его присутствию, и оно стало необходимостью? Не знаю... С Выручай-комнаты, скорее всего. Когда надо было его спасти. И теперь как будто он каждый день спасает в ответ меня. Странное чувство. — Видел такую когда-нибудь? — я осторожно смахиваю с его плеча упавший листик. Мантия у него мягкая и теплая. Да и сам Драко весь теперь вот такой: мягкий и теплый. — Видел. Да и ты тоже видел, — он открывает глаза и смотрит снова на меня. Не люблю этот взгляд. Не могу понять его, разобрать или разодрать на мелкие кусочки, лишь бы узнать, почему именно так серые глаза Драко впиваются в мои. И взгляды эти вроде бы тоже начались после Выручай-комнаты. — Уизли и Грейнджер. Думаю, их — настоящая, — доверительно говорит он, не сводя взгляда. — Думаешь? — Верю, — Драко пожимает плечами, когда я ладонями тру глаза до белых ярких кругов, потому что Драко Малфой по определению не может быть настолько... Не может быть. Где-то в отдалении звучит колокол, и Драко неохотно поднимается, протягивая мне руку. — Пойдем. Надо еще Грейнджер забрать. Один я не смогу. Я киваю, поднимаясь и отряхивая мантию от земли и травы, хватаю учебник, и мы с Драко медленно возвращаемся в замок. Черничный пирог и тыквенный сок. * * * В лазарете всегда тепло. Ярко горят свечи в люстре, которая при открытии двери качается. Мадам Помфри, сразу же вышедшая из своей комнаты на стук, лишь коротко кивает нам. Она уже не удивляется, не прогоняет, просто признает тот факт, что мы пришли. Я и Драко Малфой. — Уговорите ее поесть, а то загнется так... девочка, — едва слышно шепчет она, поглядывая на отдаленную загораживающую кровать ширму. Я неуверенно киваю и иду прямо к ней. Зная, что за этой зеленоватой ширмой меня ждет. Рон Уизли, мой друг, храбро защищающий свою семью, когда после войны на их дом напали оставшиеся в живых Пожиратели, теперь находился в коме. Джинни временно стала главой семьи. Поддержка Дина ей сейчас никак не помешает, и я даже как-то уже не в обиде. Лекарства Рону не помогали, а зелий, которые вытаскивали бы с того света, еще не изобрели. Колдомедики оказались бессильны, и лишь мадам Помфри вызвалась поддерживать жизнь в Роне, надеясь, что кто-нибудь все же сможет найти лечение. Гермиона не отходила от Рона ни на шаг. С того самого дня. И именно Драко назвал их отношения настоящей любовью. И в горе и в радости. — Гермиона, поешь что-нибудь, — говорит Драко, отодвигая ширму. Я не могу смотреть на Рона, который тает с каждым днем. Кажется, что его изображение уже отпечаталось на моих веках. Слишком бледный, слишком выделяются веснушки и вены, и слишком... Слишком много слишком. — Да, Герм... поешь. А то выглядишь уже как селедка, — я знаю, что шучу неудачно. Но просто не могу смотреть, как она загибается. Драко пихает меня в бок. Но Гермиона медленно встает, также медленно садится за прикроватный столик и смотрит на еду. Она похудела и выглядит уже почти также, как Рон. Волосы, забранные в хвостик, потускнели. Глаза ввалились, ноги не держат. Драко легко ее подхватывает, когда она едва ли не заваливается на бок. — Спасибо, — еле слышно шепчет, держась пальцами за стол, на который уже заботливо поставлен домовиками обед. — Герм, — вздыхаю я. — Они отключат Рона, — тихо произносит она. — Они говорят, что в лечении больше нет необходимости. Его мозг... — на этом месте она запинается, — умирает, — добавляет чуть тише и, уже совсем переходя на шепот: — Он не очнется... — У нас есть рецепт, Гермиона. Его необходимо только приготовить. — Гарри... я не смогу. У меня... Я не смогу... если Рон умрет... — она всхлипывает, и мне почему-то становится больнее от этого. — Значит, его приготовлю я, — зло шепчу ей в ответ. — И я, — тихо добавляет Драко, и мы оба смотрим на него. — У меня, по крайней мере, зелья получались лучше. — Вы не успеете, — она закрывает руками лицо, ставя локти на стол. — Его отключат через три дня. Если... — Мы успеем, — я до боли сжимаю кулаки. — И начнем прямо сейчас. Нельзя терять ни минуты... — говорит уверенно Драко. — Мальчики, — в ее глазах теплится такая надежда, что я невольно отвожу взгляд. Я не могу ее подвести, иначе бы не обещал. * * * Остаток дня я посвящаю Драко в тайны заветного рецепта, выкопанного мной в учебнике Снейпа. Он хмурится и смотрит на часы, что-то подсчитывая. — Если мы начнем прямо сейчас, то успеем. Давай ты за ингредиентами к Слизнорту, а я все пока подготовлю? Я лишь киваю, подходя к двери, ведущей из заброшенного класса. — Я даже не буду тебя спрашивать, почему это зелье варить будет не Слизнорт, только поторопись. Сегодня пятница, впереди два выходных, если действительно постараться... то можно успеть. Я бегом, под страхом обнаружения проникаю в кабинет зельеварения и беру все то, что в мозгу уже сложилось песенкой. Я и сам бы попробовал сварить зелье. Но Драко... его помощь будет неоценима. Если все получится. Первый день проходит в закладке нужных ингредиентов. Драко постоянно что-то подсчитывает, когда я же хожу из стороны в сторону, пока он не бросает мне очередную фразу: — Перо орла, три штуки, — я подбегаю к куче того, что валяется в импровизированном ведре, и достаю перья. Также быстро вручаю их Драко. Он лишь кивает. Ближе к утру я уже валюсь от усталости с ног, а Драко все так же уверенно стоит над кипящим котлом. — Главное, Гарри, все вовремя заложить. Потом отоспимся. — Разве ты не устал? — удивляюсь я. Он сверяется со списком, затем с клочком вырванной мной страницы и задумчиво смотрит на меня. — Подойди и обними меня, пожалуйста, — внезапно тихо просит Драко. Я удивляюсь его просьбе, но за то, что он помогает, я готов не только его обнять. В нерешительности подхожу, он, как специально, отворачивается от меня, снова разглядывая свою чертову страницу. Мне страшно и одновременно необходимо. И я очень аккуратно встаю позади него, обнимаю руками за талию, притягивая к себе, и кладу подбородок на плечо. И в этом нет ничего смущающего. Он такой теплый, и кажется, будто таким образом силы возвращаются, и я почему-то улыбаюсь, когда он откидывает мне на плечо голову и закрывает глаза. — Драко. — Да? — не двигаясь, спрашивает он. — Мне легче... — Мне тоже. Еще пару минут — и иди поспи. — А ты? — Потом сменишь меня, я разбужу. Необходимо будет помешивать каждый час. — Хорошо, — я продолжаю его обнимать, прислонившись щекой к его шее. И вскоре он отстраняется и, взмахивая палочкой, трансфигурирует одну из парт в кровать. — Иди, — хрипло шепчет он, и я отпускаю его. Сразу же становится как-то холодно. Пропадает такое чувство: что вот здесь, рядом с ним, я есть, а тут... в одиночестве... будто даже и не живу. Но я покорно ложусь на кровать и смотрю, как Драко уверенными движениями режет, кидает, помешивает; и это похоже на танец, его действия завораживают, и я сам не замечаю, как закрываются мои глаза. * * * Я не знаю, сколько сейчас времени, но будить Драко мне не хочется. Кажется, что еще только час назад он лег на кровать. Я видел синяки под глазами и даже легонько коснулся их пальцами, когда его дыхание выровнялось, и он уснул. Зелье нужно помешать через сорок пять минут. И у меня есть это время, чтобы подумать, почему именно с Драко мне так легко. Легко настолько, что даже невозможно сравнивать с Джинни. И это странное объятье. Я даже могу признаться себе, что не хотел его отпускать. Что-то в этом есть, я вот только не могу понять что. И это странное ощущение. Во сне мне казалось, будто кто-то легонько касается моего лица, а затем также мимолетно целует в щеку. Но зная, что в этой комнате мы были только одни, я отчаянно отметаю ненужные мысли, списывая эти странные чувства на сон. Мы с Малфоем не друзья и не враги. Тогда кто же? За размышлениями приходит время снова мешать зелье, и у меня снова будет около часа, чтобы подумать об этом. * * * — Как дела? — спрашиваю я, потягиваясь и вставая с кровати. Снова моя очередь стоять у котла. Драко, зевая, кивает на поднос, что принесли домовики. — Ешь, пока нормально. Закладку новых ингредиентов я сделал. У нас есть около получаса, чтобы отдохнуть. Я поднимаюсь и беру бутерброд, спешно заталкиваю его себе в рот и запиваю соком. Драко же тянется за чашкой с кофе. За все то время, пока мы вместе, я узнал о нем много нового. Например, после сна Драко сначала трет глаза и только затем встает. Обязательно пьет черный кофе без сахара. Я раз попробовал, такая гадость. И сейчас, смотря, как он спокойно глотает из чашки обжигающий напиток, я морщусь. Он это замечает и усмехается: — Пей-пей свой. С тремя ложками сахара и молоком, — и отворачивается, а я понимаю, что он тоже замечает мои привычки. * * * — Драко, вставай. Пора снова делать закладку, — я сажусь рядом с ним на колени и тыльной стороной руки провожу по его щеке. — Вставай, Драко... Во сне он улыбается. Не знаю, что снится ему, но я рад, что хорошее. Тихонько глажу его по шее, чувствуя, как под пальцами бьется пульс его сердца. Он перехватывает мою руку, целует и обнимает ее. И я, замерев, понимаю, что он продолжает спать дальше. * * * — Ну как? — я вглядываюсь в мутную жидкость темно-синего цвета. Мне она почему-то напоминает небо. В которое смотрела Джинни, когда говорила, что мы расстаемся. И в которое смотрел Драко, говоря о настоящей любви. Я верю, что это поможет. Верю и сейчас, но от слов Драко, который сонно трет глаза и поднимается с пола, зависит, наверное, абсолютно все. — Сварено верно, остается лишь испробовать на Уизли, — у меня дрожат руки оттого, что мало спал, когда я переливаю зелье в пузырек. — Гарри, все получится, — Драко обнимает меня со спины, и я, закрывая глаза, устало выдыхаю. Так мы стоим, подпитывая друг друга собственной магией, пока я не вспоминаю. — Сколько сейчас времени? — Без пяти десять. — Черт! Все произойдет в десять. Драко, давай... нам надо успеть в лазарет, пока... — я пытаюсь отодвинуться от него, но он не отпускает. И я чувствую его дыхание на своей шее. — Драко, — тихо шепчу я. — Успеем, — он медленно отстраняется и отворачивается. А я спешно, не обращая на него никакого внимания, смотрю на волшебный пузырек с зельем, поправляя одежду. — Гарри, я... — Потом. Сейчас... Рон. Но я тебя понял, — отвечаю ему я, выбегая из кабинета. * * * — Ну что ж... пришло время, мисс Грейнджер. Мы больше не можем ждать. Мисс Уизли, как глава семейства вы должны засвидетельствовать эту процедуру своей подписью, вот здесь. Я слышу эту фразу, вбегая в Больничное крыло. Я знаю, что выгляжу ужасно. И язык поворачивается еле-еле. — У нас есть зелье! — Мистер Поттер? — министерский работник смотрит на меня с удивлением. Гермиона полулежит на груди Рона, а Джинни с трудом сдерживает слезы, хотя взгляд у нее твердый. Дина сюда не пустили, не место тут неблизким родственникам. — У нас есть зелье, которое должно помочь ему, — я держу в руках пузырек с синей жидкостью, и пальцы у меня дрожат. Я даже не замечаю, как меня хватают за руку в поддержке. Мне кажется, что прямо здесь я могу рухнуть на пол и уснуть. — Не понимаю, о чем вы. Не могли бы вы покинуть лазарет? — Вы все равно отключите его. Так дайте нам попробовать, — такой же усталый голос раздается за моей спиной. — У нас есть лекарство, — с нажимом повторяю я. Драко крепко сжимает мою ладонь, и я вздрагиваю, когда человек из министерства кивает. — Все равно ему уже не помочь. Действуйте, мистер Поттер. У вас несколько минут. Гермиона помогает мне, поддерживая голову Рона и надавливая на горло. Рефлекс срабатывает, и зелье попадает внутрь. Я мысленно начинаю молиться. В лазарете наступает такая тишина, что кажется, будто я отчетливо слышу, как каждый из присутствующих дышит. Секунда. Две. Три... Ну же. Давай же! Мерлин! Действуй! Ну же... Минута... Две... Три... Пожалуйста! Я прошу! Я ПРОШУ!.. Четыре... Пять... Шесть... — Состояние не стабилизировалось. Он по-прежнему в коме. Никаких изменений, — ударом по голове раздается сквозь заложенные ватой уши слова мадам Помфри, когда я в бессилии не могу взглянуть на Гермиону, но чувствую, как она смотрит на меня. Этот взгляд. Он... убивает... И я отворачиваюсь от кровати и медленно иду к побелевшему Драко. Мне жизненно необходимо коснуться его, чтобы пережить эту утрату. Чтобы выкарабкаться и устоять. Чтобы... Научиться жить дальше. Его руки обнимают меня так крепко, что будто готовы выломать все кости. Я утыкаюсь ему в плечо и... не могу. Слез нет, дыхание перехватывает, на уровне груди настолько больно, что я не могу даже обнять Драко в ответ. Я могу лишь стоять и молчать, слушая, как всхлипывает за спиной Гермиона, и ругать себя. Я не смог. Я снова подарил ей надежду и не смог оправдать ее. Все же Принц-полукровка не бог. — Вы чего это все тут... столпились, — я не могу поверить своим ушам. Тихий, хриплый, кашляющий голос раздается за моей спиной. Я медленно открываю глаза и смотрю на Драко. Он глядит за меня, туда, где лежит наш друг. Теперь он наш. — РОН! — от крика Гермионы у меня закладывает уши, и я оборачиваюсь. Рон, мой друг, лежит, открыв глаза, и смотрит на Гермиону. Лежит и смотрит. — Ты чего плачешь? — голос у него низкий, когда он пытается приподнять правую руку и коснуться щеки Гермионы, которая не перестает улыбаться и плакать. — Не плачь, — говорит он, смахивая ее слезы. И его слова просто как глоток свежего воздуха. Сразу же пропадает желание спать, в теле появляется какая-то сила. Да и Драко выглядит точно также. А на Гермиону, которая счастливо плачет, отчаянно сжимая руку Рона, нельзя не смотреть. Я выдыхаю, с груди словно скатывается камень, и уже само собой резким рывком поворачиваюсь к Драко и шепчу, утыкаясь ему в шею, обнимая: — Получилось, — и сердце начинает биться в несколько раз быстрее, потому что Драко целует меня в висок. — Мы смогли, — и делает это настолько небрежно, словно делал так всегда. — Мерлин, спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо, — слышится шепот Гермионы. Джинни целует брата в щеку, мадам Помфри уверенно разговаривает с министерским работником, заверяя, что бумаги о кончине уже не нужны. А я стою, прижавшись к Драко, и мысленно шепчу благодарности Снейпу. За все. * * * На следующее утро я лично завязываю ему галстук. Драко старательно прячет улыбку, но уголки губ все равно предательски дергаются, отчего голова его крутится из стороны в сторону. Я ловко ловлю его за щеки и целую. — Не вертись, — принимаюсь снова за галстук, но меня бережно обнимают и прижимают к себе. — Поттер, ты... удивительный, — шепчет он, ероша дыханием мою челку и прижимаясь губами ко лбу. — Да я вообще загадка, — беззвучно смеется, я чувствую это, ловко перебирая пальцами по ткани. По идее, это мне надо называть его удивительным, а себя — странным. Но почему-то сейчас это не имеет никакого значения. — Может, я не пойду? — спрашивает он, когда я, закрывая глаза, расслабляюсь в его руках, закончив с галстуком. — А кто будет отгонять от меня назойливых фанатов по дороге? Тем более, я думаю, что Рону будет легче вставать, находясь с любящими его людьми. И, кстати, ты разве не хочешь увидеть настоящую любовь? — Хмм... теперь даже и не знаю, — я удивленно всматриваюсь в его лицо. Снова этот странный пронзительный взгляд. Кажется, я начинаю догадываться, что он означает. — Опоздаем? — тихо спрашивает он, после того как крепко, с чувством целует. — Только если ненадолго, — неопределенно отвечаю я и успеваю лишь усмехнуться: — Я тут как бы замерз, — и почесать одной ногой лодыжку. Все же в одной рубашке, наполовину расстегнутой, стоять прохладно. — Согрею, — ухмыляется Драко, и я понимаю, что мне его галстук придется завязывать еще раз.