Неловкое путешествие

В сокровищницу Трора Торин спускался не без трепета. Некстати вспомнилось, как он едва ли не зарывался в золото, уподобившись дракону, и наслаждался зрелищем каждой монетки. От этих мыслей короля передернуло. Конечно же, он оставался гномом, а они — народ прижимистый, цену деньгам знают. И все же мало кто из подгорных жителей за монеты готов предать самых близких и поставить под угрозу все, чем дорожил. Для этого надо быть совсем уж подонком, вроде печально известного карлика Мима и его проклятого потомства. Зал размером с целый город, целиком наполненный золотом — драгоценные камни, груды монет, которые образовали отдельные холмы и целые гряды, разбросанные тут и там кубки, браслеты, блюда и чаши… Учет сокровищам давно никто не вел, и со времен Трора тут наверняка завалялось много всего ненужного. Торин со стыдом вспоминал, как заставил своих соратников рыться в этих залежах в поисках Королевского камня. Сейчас Аркенстон, возвращенный Бардом в руки гномов, горделиво сиял многочисленными гранями на своем законном месте, над троном Короля-под-Горой. Торин оставил камень на полагающемся ему месте, хотя, признаться, ему тошно было думать о том, что он будет сидеть под этим сокровищем. Дубощит не понимал сам себя. Ему опротивела сама мысль о сокровищах и правлении, добытым такой ценой. А что, если бы Бильбо и Гэндальф не успели на помощь к ним на Вороньей высоте? Ладно он, все-таки прожил долгую и полную событий жизнь, а если бы погибли мальчишки? Как он посмотрел бы в глаза любимой сестре — здесь или уже в Чертогах Махала? Торин остановился на одном золотом холме, бездумно разглядывая набросанные монеты. Золото уже не казалось ему таким красивым, как прежде — расстаться с частью его, отдав людям, будет легко… Тяжелые полы меховой мантии лежали на монетах. Король вдруг подумал, что всю жизнь остерегался наследия деда — а теперь вот уселся задницей на то же место, греет собой эти монеты, чтоб им пусто было, и повторяет судьбу старика Трора! Тьфу, и подумать-то противно! - Только не говори мне, что ты опять пришел сюда обниматься со своими сокровищами, - послышался рядом с Торином насмешливый голос. Гэндальф приблизился своей обычной бодрой, совсем не стариковской походкой, встал рядом, опираясь на узловатый посох. - Лечить тебя от драконовой болезни — нет уж, увольте! Дельце это неблагодарное, да и бесполезное. - Нет, с этим покончено раз и навсегда! - помотал головой гном. - Я о другом теперь беспокоюсь. Гэндальф, ты мудр, в тебе нет зла — так скажи, что мне теперь делать? - Как это — что делать? - удивился маг. - Правь своим народом, принимай послов, читай документы, устраивай веселые пиры и охоту, отдавай приказы… Да мне ли тебя учить, как управлять королевством? Ты ведь был господином в Палатах Торина в Синих горах, не так ли? - Был, - неохотно кивнул гном, - только там все по-другому было. Я не чувствовал там такой тьмы, что теперь пожирает мою душу. Гэндальф, на этом золоте и впрямь лежат чьи-то темные чары! В Синих горах мы тоже имели небольшую сокровищницу, там хранилось и золото, и серебро, да и драгоценностей было немало, но я не чувствовал такого отторжения! Все это было заработано тяжким трудом и потом, а здесь все будто чужое, хотя это — мой дом… Я не знаю, что делать! Он обхватил голову руками. К удивлению Торина, волшебник негромко рассмеялся. - Ах вот оно что! Ты страдаешь из-за того, что получил все золото готовеньким, только бери да владей! Мне видится добрый знак в этом, мой друг. Одержимый сокровищами никогда не стал бы из-за такого переживать, он принял бы любую безделицу и трясся над ней лишь потому, что она сделана из любезного его сердцу желтого металла. Твои сомнения — признак выздоровления. Не тревожься ни о чем, Торин Дубощит! Скоро состоится твоя официальная коронация, после которой ты станешь полноправным владыкой Эребора и всех гномов Средиземья. Подумай лучше о том, как тебе провести этот праздник — и о том, как побыть с друзьями и родными. - Ты, как всегда, до отвращения прав, - вздохнул узбад, - однако я не могу так просто отрешиться от этих мыслей. Золото проклято, и если я оставлю его себе, то проклятье возродится, я сердцем это чувствую. Гэндальф кончиком посоха отшвырнул в сторону часть монет и, поморщившись, присел в образовавшееся углубление, как в самое неудобное кресло в мире. - Друг мой, если тебе так не по нраву злато, раздай его. Уверен, многие бедняки среди людей — и не только в Эсгароте — будут рады даже десятку золотых монет. А у тебя тут хватит на весь мир по монете — да еще и останется, я думаю. На миг Торин как будто задумался над таким вариантом, но потом огорченно покачал головой. - Нельзя, - он почти с ненавистью уставился на вершину золотого холма, что терялась в полумраке высоко над его головой. - Если я раздам золото моих предков, то очерню себя перед моим народом. Мы ведь гномы, Гэндальф, мы никогда не раздаем свои сокровища первым встречным! На мою голову падет немало проклятий, решись я на такое. - Ну надо же, какие дилеммы, - повеселел волшебник. - Как я погляжу, ты очень устал, Король-под-Горой. Сходи-ка ты к своим племянникам, им всегда в радость тебя видеть. Или поговори с Балином — старик так счастлив, что ты выжил, даже готов за тобой днями бродить, как нянька за ребенком. Кстати, вы ведь помирились с мистером Бэггинсом? Теперь-то ты понимаешь его мотивы? - Как нельзя лучше, - проворчал Торин, отводя взгляд. - Бильбо собирается домой, как я вижу, и я не стал бы его удерживать. Он не любит гору — и то сказать, тут пока одна разруха да пыль, нечего тут делать такому доброму созданию, как наш Взломщик… Он помолчал немного, а потом принужденно улыбнулся. - Не след мне предаваться унынию, Гэндальф. Мрачный король — горе для подданных! - Дедушка твой, светлая ему память, был тем еще весельчаком — и чем все кончилось? - возразил маг. - Хочешь грустить — грусти, Торин. Только помни, что после дождя в небе бывает радуга, а разрушенное всегда можно починить, были бы только умелые руки, что работы не боятся! Твой путь ты выбираешь сам. Волшебник ушел, бормоча под нос что-то о приготовлениях к коронации и о том, что ему не мешало бы хорошенько нагулять аппетит перед праздником. Торин, оставшись один, невольно усмехнулся. Уж кто-кто, а Гэндальф всегда любил покушать за троих, он один разорил кладовочку хоббита на памятной вечеринке почти так же, как тринадцать гномов… Невольно мысли короля обратились к Взломщику. Бильбо и впрямь сильно переменился с тех пор, как отправился с ними в поход. Их редкие беседы во время привалов это подтверждали. Сказать по правде, Король-под-Горой теперь жалел, что не успел узнать сквайра из Шира получше. Что он любит больше всего, что делает на досуге, какие грезы посещают его во сне, какие у него были родители? Проклятье, он рассказывал Бильбо кое-что о своей семье, когда приходило настроение, но даже не удосужился поинтересоваться самим Взломщиком, как будто бедняга был лишь полезным предметом, взятым для одной-единственной миссии! Торину и вправду стало стыдно. Он решительно повернулся спиной к сокровищнице и направился в маленькую комнатку, где временно разместился полурослик. Но на пороге замешкался, замерев в нерешительности. Ну допустим, он постучит и войдет, а что сказать-то? После того, как они помирились, прошло три дня — и за это время король даже мельком не увидел хоббита. Пора было признать, что у них разные пути. Судьба столкнула их почти на целый год, чтобы отвоевать Эребор — и имя Бильбо Бэггинса всегда будут вспоминать здесь с теплом и уважением. Не пора ли Торину распрощаться с ним и ограничиться парой писем в год, которые читаешь от старых друзей всегда с радостью, но без волнения? Он опустил руку, так и не постучав в дверь, и вернулся к себе. Той ночью его мучили кошмары. Торину снилось, что он стоит на вершине горы — не Одинокой, а другой, ему незнакомой — и со всех сторон на него взирают с молчаливым осуждением невидимые существа. Торин не видел ни их лиц, ни тел, не слышал голосов, только в голове его сам по себе возникал бестелесный шепот: - Ты недостоин! - Ты не король! - Ты всех погубишь! Твой гнев и гордыня приведут гномов к гибели! - Их смерти на твоей совести, ничтожество! - Замолчите! Прекратите! - Торин сперва кричал, потом уже умолял, сжимая ладонями раскалывающуюся от шепота невидимок голову. Он упал на колени и с ужасом увидел, что ноги его погружаются в камень, как нож в масло. Нет, это была уже не просто скала — это был чудовищный слиток золота, сплавленный из его сокровищ. А на дне его притаилась разверстая драконья пасть с алчным нутром, поджидающая, когда в нее сползет недостойный трона гном… Торин проснулся с криком и сел на постели. Его колотило, одежда и одеяло пропитались липким потом, а в комнате копилась духота. Внезапно королю стало так муторно на душе, что он вскочил с кровати, подбежал к окну, распахнув створки, и почти упал на подоконник, переводя дух. Проклятье… Он проклят, это ясно как день! Именно после такого видения, подобного сегодняшнему, он смог преодолеть приступ драконьей болезни. Но тогда ужас оказался целительным, будто сами боги направили его и как следует встряхнули, а сейчас это было больше похоже на кару. Выходит, на его правление не будет благословения? Торин покинул комнату, набросив на себя плащ, и спустился к кузням. Здесь, в одной из дальних комнат, никогда не было кузнеца — только вечно горел очаг, а готовые к работе мехи регулярно качал один из рабочих. По легенде, в горне этом горел огонь, доставшийся гномам от самого Дурина Бессмертного — и лучшим доказательством правдивости легенды служило то, что даже во времена владычества дракона поблекшее пламя не угасло, хотя о нем никто не заботился. Король подошел к горну, скинул роскошный плащ и отдал дань уважения святыне, самолично подбросив угля в топку и раздув мехи. Затем он протянул ладони к огню, почти просительно, как делал всякий сбившийся с пути. - Подскажи, о величайший из народа кхазад! - попросил он. - Каким путем мне должно следовать дальше? - Думаю, это вполне очевидно. Сперва Торину показалось, что голос звучит из пламени, он даже вздрогнул, но тут же сообразил, что это всего лишь Балин, нашедший своего короля даже тут. Старик слабо улыбнулся, глядя на смутившегося воспитанника. - Когда-то ты бегал сюда прятаться от меня, чтобы прогулять урок и поиграть с братом, Торин, - припомнил он. - А теперь вот ты снова напомнил мне того растерянного мальчика, каким ты был в день прилета Смауга. Я понимаю твою тоску, мой друг, и твое стремление служить своему народу — но выбирать должно твое сердце, а не разум. Сейчас и здесь подумай, мой король: выберешь ли ты долг чести, оставшись на троне Эребора и рискуя всем, или же предпочтешь иной путь? - Иной путь? - задумчиво протянул Торин. - Балин, знаешь, я только что понял кое-что весьма важное. У меня, что бы я там ни думал, есть выбор! Я могу пытаться и дальше изображать короля, а по ночам трястись в своей холодной спальне в ужасе от перспективы возобновления Проклятья Дурина, а могу… варг подери, а что я могу? - Ты можешь усадить на трон другого, - печально откликнулся старый гном. - Фили достаточно взрослый и ответственный для этого, а если ты не считаешь, что он подойдет, передай власть своему кузену Даину, он точно справится. Ты не одинок, Торин, не замыкайся в себе! Подумай, как принести пользу — с королевского престола или каким-либо иным путем. Узбад задумчиво глянул на огонь и положил ладонь рядом с ним. Пламя, качнувшись, приникло, низко склонившись к углям. - Да будет так! - решительно проговорил Торин. - Видно, сам Махал противится тому, чтобы я оставался Королем-под-Горой! Балин, я оставлю трон на Фили — когда он достаточно поправится, разумеется. Ты станешь его опорой и помощником, каким был для меня. Под твоей мудрой рукой Фили станет прекрасным королем. - А что будешь делать ты? - Балин заглянул в глаза воспитанника — впервые сверкнувшие подобием жизни после страшной, тяжелой битвы. - Я вернусь в Синие горы, - Торин улыбнулся, ему почти удалось изобразить безмятежность. - Там прошла большая часть моей жизни, там остались наши товарищи, которые вряд ли покинут обжитые дома ради далекого Эребора. Да и Дис наверняка ждет встречи со мной. Я еще не посылал ей весточку, никак не мог придумать, что написать — очень нехорошо с моей стороны! А теперь вот вместо вести сам приеду, этакий побитый герой… - Если ты всерьез собрался покидать Эребор, останься хоть на пир и помоги мальчишкам немного, - вздохнул Балин. - Кили очень огорчится, если ты не задержишься на его свадьбу, он только об этом и говорит. - Останусь на месяц — не больше, - кивнул Торин. Теперь, когда он принял решение, ему вдруг стало легче дышать. Будто тяжкий груз с плеч уронил. - А потом отправлюсь в Эред Луин — вряд ли со мной поедет еще кто-то, тут и без того рабочих рук не хватает. Он уважительно поклонился Балину — как равный равному. Сомнения все еще терзали душу короля, однако решение покинуть гору казалось единственно правильным. Он избавит Фили от возможного риска заражения проклятьем — у юноши никогда не было излишней тяги к золоту — и заодно даст волю своей воинской натуре. В глубине души Торин всегда знал, что рожден не столько для правления, сколько для битв и побед, как и его друг Двалин. Быть может, на этом пути он обретет что-то новое. В конце концов, если что-то пойдет не так, он просто вернется в Эребор и станет советником своего племянника — должность почетная и облеченная властью. Да. Так будет правильно.