Мелким не место в жизни баскетбола

Что должен чувствовать человек, который считал своего родителя мертвым? Который день изо дня ходил к безликому памятнику, не догадываясь о том, что это все пустышка, спектакль для него? Какие чувства испытывал он, когда узнал, что все это ложь? Что близкий и родной человек жив? И что он должен чувствовать, когда вот-вот состоится встреча после столь долгой разлуки?

***

Я ехал в машине по городу, окутанному сумраком, выкуривая одну сигарету за другой. Я был один, хоть и планировал взять с собой Леру, но она наотрез отказалась, сославшись на то, что мне нужно поговорить с матерью наедине. В чем-то я был с ней согласен, так как прекрасно понимал, что разговор по душам у нас может получиться, только если мы будем одни. Но именно сейчас я, как никогда раньше, нуждался в поддержке, и, безусловно, я получал ее от Леры. Однако для искоренения всех противоречивых чувств и путающих меня мыслей этого было мало. Я не помню, когда в последний раз испытывал чувство всепоглощающего меня волнения вперемешку с долей страха. Я пытался заглушить его всевозможными способами, избегая алкоголя, но у меня ничего не вышло. Чем ближе стрелка часов приближалась к назначенному времени, тем больше я нервничал, тем сильнее и отчетливее мое сердце отбивало ритм и тем меньше сигарет оставалось в пачке. Я остановился возле небольшого ресторанчика, расположенного практически на окраине города. Уютный неброский интерьер, приглушенная музыка и приемлемое меню с весьма демократическими ценами ожидали меня внутри. Я занял забронированный столик возле окна, сделал заказ и с головой погрузился в свои мысли в ожидании матери. Изменилась ли она за это время? И в какую сторону? Как она встретит меня? Узнает? Или вообще не признает? С чего начать разговор? И стоит ли упоминать отца в нем? Столько вопросов и ни одного ответа. Столько противоречивых мыслей, поглощающих меня с головой, и ни одного решения. Я прошелся пятерней по волосам, шумно выдыхая, и мгновенно напрягся, когда почувствовал чью-то ладонь на своем плече. Аромат лилий, такой насыщенный и родной, всегда сопровождавший меня в воспоминаниях о детстве, сейчас казался мне иллюзией, больным воображением. Я не мог найти в себе силы, чтобы обернуться и посмотреть в глаза той, что подарила мне жизнь. Тело как будто налилось свинцом, лишая меня возможности пошевелиться. Секунда, еще одна томительная секунда, и я не выдержал, поднялся с кресла и выпрямился во весь рост. Прямо передо мной с едва уловимой улыбкой на губах и слезящимися глазами стояла очаровательная женщина. Мы смотрели друг на друга в немом оцепенении минуту или более того, но в какой-то момент все изменилось. Крепко обняв за шею, она прижалась ко мне, всхлипывая, стараясь заглушить так и рвущиеся наружу слезы. Я оторопел, не зная, как реагировать на столь эмоциональный прием, но вскоре в ответ прижал ее к себе, утопая в аромате детства. Все мои сомнения развеялись напрочь. В душе что-то переменилось, преобразилось теплыми красками, изгоняя скопившийся за долгие годы холод. Сердце гулко отбивало ритм, а переполняющее чувство радости на грани с эйфорией завладело мной. В какой-то момент мама отстранилась от меня, улыбаясь и вытирая слезы. А я все еще не мог поверить, что это она! Что она жива, что она передо мной и я могу к ней прикоснуться! Что она более не плод моих воспоминаний, она реальность, она рядом! — Извини, Максим, не смогла сдержаться, — вымолвила мама до боли родным голосом, который так явственно преследовал меня во снах. — Все в порядке, — ответил я, приглашая ее присесть и сделать заказ. Как и я до этого, она предпочла кофе со сливками и легкий шоколадный десерт, к которому пристрастила меня еще в детстве. Я не смог сдержать улыбки от этого воспоминания и сразу же увидел ответную улыбку на ее лице. — Долго не мог вспомнить, откуда у меня такое пристрастие к шоколадным пирожным. Теперь вспомнил, — поделился я, замечая, как глаза матери снова стали наливаться слезами. В этот раз она не позволила себе окончательно расклеиться и сразу же смахнула стремительно скатывающуюся слезинку, после чего поправила выбившийся из прически локон золотистых волос. Она была красива, поистине красива. Казалось, прошедшие годы обошли ее стороной, лишь добавив пару морщинок. Ей можно было бы дать не более двадцати пяти, если бы не взгляд зеленых глаз, в которых томился столь горький и мучительный опыт юности, выдававший ее истинный возраст. — Ты весь пошел в отца, — произнесла мама, улыбаясь уголками губ. Я неосознанно нахмурился, ожидая, что она всячески будет избегать этой темы, но, кажется, ее это не тревожило. — Я не был бы так уверен, мы совершенно разные. Нас связывает лишь генетика, — отчеканил я. Возможно, в последнее время у меня более-менее наладились отношения с отцом, но я все равно продолжал отрицать наше сходство. Мимика, жесты, повадки у нас были идентичны, что меня безумно раздражало. То же самое касается и внешности. Мы оба угольно-черные брюнеты, под два метра ростом, с насыщенно зелеными глазами, оба физически подтянуты, и бывало, что нас даже путали, но в душе мы разительно отличались. Отец без зазрения совести мог идти по головам, я же едва ли смирился с соединением своей команды с другой командой, распуская половину состава. На моем месте отец бы радовался, так как усилился и с таким составом легче победить, я же считал и считаю, что свои люди — это свои люди, и с ними нельзя так по-свински поступать. Отец, в свою очередь, был рассудителен и жесток, крайне жесток со всеми, кто переходил ему дорогу, или с теми, кто ему просто не нравился. Я же отличался вспышками порой неконтролируемого гнева и рубил с плеча, но никогда не отличался рассудительностью и терпимостью. И такой контраст наблюдался во многих аспектах наших характеров. — Ты не ладишь с Виктором? — встревоженно спросила мама, и я заметил оттенок страха в ее глазах. — У нас разные взгляды на жизнь, но в последнее время мы стараемся находить общий язык, — попытался успокоить ее я. — Он сложный человек… — как-то отстраненно произнесла она. — Что есть, то есть, но я уже привык, — пожав плечами, ответил я. Когда я был в больнице, мы несколько раз созванивались после первого моего звонка и разговаривали по несколько часов. Тогда мама старательно игнорировала любые темы, касающиеся отца, а сейчас все было наоборот. Что могло измениться за эти пару недель, я не понимал, но мне было все равно. Я готов был вести разговор на любую тему, лишь бы иметь возможность как можно дольше находиться рядом с ней. — Я рада, что у вас все хорошо, и прости меня за то, что я оставила тебя… И снова я увидел, как на ее глазах наворачиваются слезы, и она старается их остановить. — Это была вынужденная мера. У тебя не было выхода, — произнес я, сжимая ее ладонь в своей руке и всматриваясь в ее глаза. — Выход есть всегда, я просто сдалась… На последнем слове ее голос дрогнул, и она снова смахнула слезы. Я фыркнул в ответ на ее слова. — Бред, ты и так достаточно натерпелась, а если бы осталась с ним, то неизвестно, что было бы дальше. Но это все в прошлом. От этого пора абстрагироваться, лучше поговорим о твоем настоящем. О том, что было после того, как ты стала свободной от гнета моего отца? Как ты устроилась? Чем ты занимаешься? Я бы хотел знать как можно больше о твоей жизни. Ведь о моей мы уже успели поговорить по телефону, а о твоей я так ничего и не знаю. Уголки ее губ приподнялись, изображая улыбку на лице, она сделала глоток из кружки с остывающим кофе, а я попробовал свой десерт и приготовился слушать. — Сложно было, кроме документов и нескольких тысяч, отложенных на «черный» день, я более ничего с собой не брала. А ехать к матери нельзя было, иначе он бы меня сразу там нашел. Друзей к тому времени у меня совершенно не осталось, и обращаться было не к кому. Пришлось выкручиваться самой: снимать комнату, работать, много работать. Сначала было сложно, вплоть до того, что я не чувствовала своих ног или же засыпала стоя, но вскоре привыкла и втянулась в этот ритм жизни. А через три года мне пришло письмо от Виктора. Помню, как я тогда перенервничала, но распечатав его, увидела всего три слова: «я тебя отпускаю»,- и это были самые потрясающие слова, которые я когда-либо слышала. Конечно, в конверте также была денежная карточка, но я ее сразу же вернула. Мне кроме свободы ничего более не нужно было. Благодаря этому я смогла легально устроиться на хорошо оплачиваемую работу и даже пошла на курсы, чтобы повысить квалификацию. Позже смогла позволить себе сначала снимать, а потом и вовсе купить квартиру. Я стала жить. Но все это время я каждый день думала о тебе. О том, что я оставила тебя с ним. О том, что не смогла забрать тебя с собой. И лишь совсем недавно я стала понимать, что не смогла бы дать тебе того, что дал он. Должного образования, обеспечения всем необходимым, я не смогла бы помочь тебе обустроиться в жизни. И в такие моменты я рада, что тогда, когда хотела тебя увезти, у меня это не получилось. Иначе я бы сломала тебе всю твою жизнь и никогда бы не смогла простить себе этого. — Это не главное. Для меня все побрякушки, дорогие игрушки, брендовые шмотки и прочее не имеет особой ценности. Потому как они у меня с детства, а для того, чтобы что-то ценить, его сначала нужно трудом заполучить. Хоть сейчас я и не представляю своей жизни без тех благ, которые для других что-то из ряда сверхъестественного. Но я просто не знал другой жизни, у меня все и всегда было. — Тебе и не нужно знать другой жизни, у тебя есть своя, и проживи ее достойно с тем стартом, который у тебя есть. Самосовершенствуйся, достигай поставленных целей, усложняй задачи, но не трать времени впустую на размышления, которые тебя ни к чему не приведут. — Я это учту. — Вот и славно. Кажется, ты говорил, что у тебя есть девушка? Расскажи мне о ней, — постаралась изменить тему мама. — Я могу тебя с ней познакомить, к примеру, завтра, если ты будешь свободна, — беззаботно ответил я. — Она приехала с тобой? — явные нотки удивления проскакивали в ее голосе. — Я с радостью с ней познакомлюсь и заодно познакомлю тебя с еще одним важным мужчиной в моей жизни. Я нахмурился, изучая красивую женщину напротив себя взглядом. Конечно, я должен был догадаться, что у нее кто-то появился за столько лет, но я стремительно отгонял от себя эту назойливую мысль. Все-таки все мужчины в нашей семье по натуре собственники, и сейчас я это прекрасно чувствовал. На мой красноречивый взгляд мама ответила улыбкой. — И кто он? — Очень интересный молодой человек, — полным трепета голосом произнесла она, а я, в свою очередь, напрягся. — Молодой? Насколько молодой? — вопросительно изогнув правую бровь, уточнил я. — Очень молодой, — протянула иронично мама, — ему шесть. — Шесть?! Я подавился только что отпитым кофе и стал откашливаться. Шесть?! Черт побери, шесть?! Она что, замужем? У нее нет кольца, но есть ребенок. Может, это гражданский брак? Да какая к чертям разница! У меня есть брат?! У меня есть БРАТ! — Именно, он славный малый. — Но как? Точнее я знаю как, в плане когда? Впившись пальцами в свои волосы, я громко выдохнул. Что я несу?! Мама засмеялась и приложила пальцы к губам. — Он неродной. — Неродной? — переспросил я, хмурясь. — Нет, я усыновила его. Кровью и потом отвоевала, если так можно выразиться. Его подбросили в детдом в то время, когда компания, в которой я работаю, занималась благотворительностью. Данные акции проходят у нас два раза в год. В тот год я и еще одна сотрудница контролировали этот процесс, чтобы деньги чудесным образом не исчезли. И именно тогда я увидела этого маленького белобрысого мальчика и просто не смогла оставить его там. Он живет со мной около трех лет, и не было ни дня, что бы я пожалела о своем поступке. — Я был бы счастлив с ним познакомиться, — искренне произнес я. — Тогда я буду рада тебя с ним познакомить. А лучше будет, если ты возьмешь свою девушку, и вы приедете к нам на ужин завтра. Скажем, часиков в шесть, вы не будете заняты? — Нет, мы полностью свободны. Я не мог в это поверить. Я всегда мечтал о братике или сестричке, и сейчас моя мечта сбылась. Я расплылся в улыбке, как чеширский кот, представляя, какой подарок купить шестилетнему пареньку, и уже представил себе вертолет на радиоуправлении - для меня это был бы высший пилотаж в его возрасте. Кстати, так оно и было, еще, правда, мне очень нравилась железная дорога, но ее я ему тоже куплю. Обязательно куплю.