I don't know

Ночь опустилась на окрестности Небесной Гавани, накрыв её шёлковым подолом, на котором загорелись блёстки-звёзды и брошь-луна. Сегодня она выглядит немного по-другому. Такая таинственная, манящая, недосягаемая, сегодня она была очень открыта. Возможно, она смогла бы сказать больше, чем некоторые люди, своими речами издающие лишь ненужный шум. Не отрывая взгляда он луны, ассасин готов был уже заговорить с ней, но, бесцеремонно её загородив, пред юношей возникла башня каменной стены Небесной Гавани. Он уже почти дома. Король Кай, узнав о заслугах новоприбывших путешественников, не поскупился отдать приказ о том, чтобы каждому из них выделили отдельный дом. Так как он был небольшим, каждый мог чувствовать себя там комфортно. Но ассасин всё равно думал, что это было слишком, посему и пригласил Лунарию, его спутницу, жить с ним, а лишний дом отдать тому, кто в нём нуждается. Юноша комфортно чувствовал себя и на полу. Она согласилась, даже не думая, но и без особого энтузиазма, и его это почему-то немного расстраивало. Он медленно отворил дверь, которая, в свою очередь, продолжительно предательски проскрипела. Но за ней не было никого, кто лежал бы в постели, укутавшись в мягкое одеяло и наблюдая красочные сновидения. Там была лишь та, что, неподвижно стоя лицом к окну, смотрела на луну. Ассасин облегченно вздохнул, но лишь от того, что уже точно не сможет её разбудить. Скинув на пол свои вещи, он сладко потянулся. Спина болит уже второй день, но выбора нет – работа сама себя не сделает. Ассасин подошёл к Лунарии и, протянув к ней руку, тут же опешил. Он слышит её дыхание. Она знает, что он дома. — Как прошёл твой день? Она слегка опустила голову и робко кивнула. — Нормально. За этим словом не последовало абсолютно ничего. У ассасина почему-то кольнуло в сердце, а в горле встал ком. И это всё, что она может ему ответить? А как же он? Каждый день он рискует своей жизнью, пропадает незнамо где, а она!.. Ей всё равно. Как всегда. Как всегда она считает себя непричастной. Словно живёт другую жизнь. Но это было и ужасно эгоистично. Ассасин поднял грустный взгляд на её силуэт и задумался. Впервые, над тем, что может чувствовать она… тоску. В этом они похожи. Что же её гложет? Она никогда не ответит. Надо просто жить дальше и принимать то, что она говорит, как нечто особенное, то, что отличает её от других. Её красивые белоснежные волосы лежат ровно и аккуратно, так, словно она целый день их расчёсывала, но ассасин никогда не видел расчёску в её элегантных руках. Оголённые плечи порой вздрагивали. Лунария была спокойна лишь снаружи, но внутри… он верил, что там было то, что порой оставляло паузы в её речи и пряталось в её робком взгляде. Только сейчас ассасин вспомнил о том, что хотел сделать. Из-за пазухи он достал ожерелье с камнем амарантового цвета внутри. Не касаясь Лунарии, он застегнул украшение на её шее. Она не опустила головы, не посмотрела на подарок, а лишь тихо произнесла: — Красивое. Этот холод, с которым она отвечает, неприятно обжигает. Он взглянул на неё со странным любопытством и непреодолимым желанием, а затем протянул свои руки, обхватывая её стан, и прижимая к себе. Она, немного вздрогнув, более не двигается и молчит. Он чувствует ее запах, её внутреннее тепло и говорит абсолютно не к месту о том, что чувствует: — Я люблю тебя, Лунария, — кажется, момент тишины, наступивший после этой фразы, мог длиться вечно, если бы ассасин не прервал его вновь, — а что чувствуешь ты? Её дыхание участилось. Вот-вот, казалось, все её чувства и мысли должны были излиться, открыться ему. Но всё, как и обычно, вернулось в норму. И всё, что он услышал от неё – фраза, сказанная на глубоком выдохе, так, словно другим человеком. Фраза, такая привычная слуху и такая же ненавистная. А теперь ещё больше. — Я не знаю. Пред взором была лишь Луна. И ассасин, наконец, понял, почему именно ей хотел излить свою душу.