Истинные желания

Планы не приносили ощущения надежности. Он пропускал мелочи и злился на себя. Несколько раз он сбрасывал на пол все свои записи, потом поднимал и начинал заново. Ломал построенные схемы, плача от злости, и снова продолжал работу. Вцепляясь испачканными пальцами в стол, замирал, вздрагивал от ломающего его напряжения. Его трясло, но он не мог оставить это дело не законченным. Эксперимент летел кувырком, и он готов был уже все бросить, и после куда-нибудь броситься сам. Он презирал себя за то, что думал сдаться. За то, что мог отступить. За то, что мог не закончить начатое. Но на него надеялись, все на него надеялись. Он не мог отступить. Груз ответственности придавил его. Он не хотел никого больше подставлять, он не хотел, чтобы кто-то еще мучился вместе с ним, но и сил на то, чтобы справиться в одиночку, уже не хватало. Но и попросить помощи было ниже его достоинства. Он не мог. Он не мог признать, что нуждается в помощи. Он резко поднялся, не обратив внимания на стук упавшего стула и потянулся за стаканом воды. Залпом отпив половину, вылил ее на голову. Стало немного легче. Снаружи было пасмурно, в небе сгущались тучи, и он, быстро накинув плащ, вышел из дома. Холодный ветер трепал его одежду, но это ему не мешало – было нужно немного отвлечься. Помедлив, он направился к реке. Серое небо почти сливалось со стальной водой, противоположного берега видно не было, дымка стирала границу между облаками и землей. Он сел на землю, прямо на мокрую от росы траву, раннее утро, все еще спят и есть возможность поразмышлять. Только было ли ему надо, чтобы его никто не отвлекал? Больше всего его тревожило собственное состояние. Чувство, что он уже почти сдался, не отпускало. А разве может победить тот, кто уже почти признал поражение? Он чувствовал себя никчемным существом, маленьким слабым ребенком, которому дали невыполнимую задачу, и злился сам на себя. Потому что в детстве у него не было невыполнимых задач. Хотелось бить кулаками по земле, кататься, кричать, разбить до боли, чтобы почувствовать, что он способен ее ощущать, что у него еще есть силы что-то делать, что он справится. Что он может с этим справиться. Но нет. Серые тучи обволакивали его, и он не желал из них никуда выбираться. Не желал. Может, река могла немного отрезвить его? Вода не должна была быть слишком холодной — до этого стояла жаркая погода. Может, стоило сплавать хоть до середины, проверить свои силы? Течение было не сильным, спокойным, а плавать он умел. Он потряс головой и зажмурился – вновь все мысли вернулись к эксперименту. Его никто не должен был искать. Значит, он можно было не торопиться и побыть здесь столько, сколько надо. Где-то внутри мелькнула мысль, что он хочет, чтобы его кто-то искал и ждал, но он прогнал ее. Во всяком случае, его ждет эксперимент. Значит, он в любом случае вернется. Даже если не сможет справиться. Нет даже ни тени свободы. Только ответственность. Он лег на прохладную землю и, завернувшись в плащ, заснул. Серый туман опустился на землю. Он проснулся, увидев вокруг белую как молоко пелену, которая начиналась прямо над ним. Туман стелился, и было совершенно непонятно, где он находится. Даже река угадывалась только по шуму, а она была в нескольких шагах. И он совершенно не замерз. Рядом лежал кто-то, обнимая его. Повернуться сразу не удалось, потому что держали крепко, но он заметил, что заботливо укрыт теплым покрывалом, не дающим замерзнуть. Несколько минут он удивленно смотрел на покрывало, потом высвободился из объятий и оглянулся. Кто-то накрылся почти с головой, из-под покрывала торчали лишь темные волосы. Он некоторое время смотрел, может тот проснется сам, но нет, и тогда он слегка потряс незнакомца. Под покрывалом заворочались и, потянувшись, вылезли. Он замер, узнав хозяина восточной лавки. Геннай Хирага. Что он забыл здесь? Он удивленно смотрел на Генная, а тот, поправив кимоно, спокойно спросил, словно спать на земле в тумане для него было привычным делом: — Вы не замерзли? Как ему могло прийти в голову пойти на ту же самую речку, в то же самое время? Или Геннай следил за ним? — Что вы здесь делаете? — спросил он, нахмурившись, ничего не понимая. — Я всегда прихожу сюда утром. А сегодня здесь мерзли вы. — Я не мерз! — возмутился он, пытаясь скрыть свое смущение. Его застали в уязвимом виде. Наверное, Геннай подумал, что он какой-то… — Я решил, что, когда будет туман, вам будет холодно, и решил вас накрыть. Надеюсь, вам не сильно жарко. Щеки горели, но ему было сейчас жарко совсем не от покрывала, а от стыда. Он, ученый, валялся на берегу реки и спал, как бродяжка. Что о нем подумают? Он переборол желание отвернуться и спросил: — Откуда вы знали, что будет туман? — Тут всегда по утрам туман, — слегка улыбнулся Геннай. Он почувствовал себя полным дураком, не знающим даже, что творится на ближайшей речке. Он только сидит в своей лаборатории, занятый экспериментом. И тот не может завершить. — Простите, что я помешал вам, — Геннай совершено не раскаивался, сказав, дабы соблюсти рамки приличия, и он это почувствовал. На душе стало паршиво: он же не мог сказать и признаться самому себе, что рад, что ему помешали. — Я тогда, наверное, пойду, — он хотел встать, но его схватили за руку. Схватили крепко, совсем не вежливо. Он удивленно обернулся. — Подождите, — произнес Геннай, — вы же не решили вопрос, с которым сюда приходили. — А вам какое дело? — огрызнулся он, садясь обратно. — Я вам мешаю, и я уйду. — Вы мне не мешаете, — спокойно ответил Геннай. — Вот если вам мешаю я… — Что вам нужно? Я хотел посидеть один, никого не трогая…— он был совершенно не настроен обсуждать свое состояние. — Что вы на самом деле хотите?— спросил Геннай. — Завершить эксперимент, — привычно ответил он. — Да, хотите. Он вас мучает, уничтожает, но это не то, что вы хотите по-настоящему. — Вы лезете не туда, куда надо, — он угрожающе зашипел. — Правда? А мне кажется, что вы хотите, чтобы я в этом разобрался. «Какой назойливый», — подумал он. Может, Геннай и был прав, но он не хотел изливать душу. — Чего вы на самом деле хотите? — спросил Геннай. На мгновение он задержал на том взгляд и, вдруг притянув Генная к себе, поцеловал, впился в его губы. Тело просяще заныло. У него давно никого не было. С экспериментом он как-то отгонял все посторонние мысли, и сейчас они тут же появились. А, впрочем, в тумане все равно их никто не мог видеть. Геннай ответил, отнюдь не подчиняясь, но и не настаивая. Прижимая его к себе как-то заботливо, по-хозяйски положив ему руку на затылок, и он разомлел от этого. Паника и злость на себя улеглись, и ему стало спокойнее. Стало все равно, как это выглядит со стороны. Он целовал его, царапал, лез под кимоно, туда, в тепло, прижимался. Он терся об него, и Геннай гладил его по волосам, зарываясь пальцами в пряди, и он млел от этого. К его волосам давно никто не прикасался. Ленточка соскользнула под ловкими пальцами Генная, и он протестующе зашипел, но Геннай его поцеловал, успокаивая, и вложил ленточку ему в карман. — Она не потеряется, она не потеряется, — ласково прошептал он. Плащ соскользнул на землю, тонкая рубашка прилипла к коже от пота. Он сам рванул ее, не заботясь о пуговицах. Ему хотелось сделать что-нибудь быстрее, но ласковые неторопливые действия Генная диктовали совсем другой тон. И он не хотел им подчиняться. Он забрался к нему на колени, обхватывая руками. Но Геннай, приподняв его, вернул на землю и прижал его руки неожиданно крепко и сильно. — Эй, я же… — возмутился он, но его поцеловали, прося замолчать. Он удивлено посмотрел на него и попытался выбраться. — Но вы же совсем не хотите вести, — сказал Геннай, осторожно расстегивая его штаны. Внутри все окатило предвкушением. Он прикусил губы и отчаянно покачал головой. — Когда вы делали то, что хотите? — Геннай прошептал это на ухо, проводя по его волосам. Он вздохнул от нежности, прижимаясь к нему, позволяя раздевать себя. Действительно, когда он делал то, что хотел? Давно. Очень давно. — Давно, — прошептал он, раскрываясь, позволяя снять с себя брюки. Геннай опустил его, обнаженного, на плащ, незаметно выпутался из своего косодэ. Он удивленно наблюдал за тем, как тот ловко снял одежду и опустился на него, целуя. — Я чувствую, что давно. Геннай гладил его по голове, прижимал его к себе, терся. Он, обхватывая его ногами, выгибался, вцеплялся в него ногтями, шипел, целовал его куда мог дотянуться. Он хотел, хотел быстрее, резко, до боли, без церемоний. — Не церемоньтесь, — прошептал он. Его уже почти трясло от возбуждения, которое он не в силах был больше обуздать, слишком долго оно загонялось внутрь. Геннай почему-то не торопился, осторожно укладывая его, касаясь пальцами там. Он шипел, извиваясь под его руками, царапая до крови его плечи, и сам подался навстречу, когда Геннай толкнулся внутрь. — Осторожнее, — Геннай придерживал его, не позволяя сорваться, но и не медлил. Ему было мало, ему было необходимо жестче и сильнее. — К черту осторожность, – бросил он. — Вы можете жестче? Геннай толкнулся сильнее, до стона, войдя в него полностью, он вцепился в него, кусая его в плечо, Геннай подхватил его под бедра, приподнимая. Движения стали жестче, но не намного резче. Он обхватил его руками за шею, прижимаясь, подстраиваясь под ритм. Геннай прошептал ему что-то непристойное на ухо, прихватывая зубами мочку уха, он почти задохнулся от неожиданности, слетели последние остатки самоконтроля, Геннай целовал его шею и он, прижимаясь к нему, сжал его, дрожа от бьющегося возбуждения. Геннай излился в него, и от ощущения растекающегося внутри семени его затрясло. Геннай ласково обхватил его член, помогая, и после нескольких движений он кончил ему прямо в ладонь. Расслабленно обняв лежащего на нем Генная, он чувствовал приятную тяжесть. Он почти засыпал: тело, давно не испытывавшее таких ощущений, протестовало против малейших нагрузок. Геннай погладил его по волосам, целуя, когда он сам запустил пальцы в черные густые пряди. — Ты следил за мной? — отказ от официального тона казался ему сейчас таким простым и естественным. Геннай улыбнулся, кивая. «Так я и знал», — подумал он, перебирая смоляные волосы. Туман почти рассеялся. Тучи по-прежнему летели по небу, предвещая дождь, но он не хотел сейчас никуда бежать, даже если рисковал вымокнуть. — Мне кажется, ты занимаешься не тем, — тихо произнес Геннай. — Разве это то, что ты хотел? Граф Сэндвич, задумавшись, выпутался из его объятий и сел. Эта мысль показалась ему абсурдной, но не абсурднее вымотавшего его эксперимента. Граф знал, что завершит его. Но эксперимент вовсе не был смыслом его жизни. — Мне иногда тоже так кажется. Но я не знаю, чем я еще могу заняться сейчас в таком случае. — Тем, что хочется. Не обязательно начинать резко, — Геннай внимательно наблюдал за ним. Граф, подумав, кивнул, соглашаясь, и собрал лезущие в глаза волосы. Геннай, дотянувшись до его плаща, достал ленточку. — Завяжи сам, — тихо произнес граф. Геннай окинул его удивленным взглядом, но граф заявил, обернувшись: — Сам развязал, сам и завяжи. Геннай выполнил его просьбу, но потом рассмеялся. Так, что граф сначала не понял, что сказал не так. — Хитрый командир, – ответил Геннай, прищурившись. Услышав это, граф рассмеялся сам, запрокинув голову. Дождь начался, но их это не беспокоило. — Дождь способствует размышлению, — произнес было Геннай, но граф поцеловал его, прижимаясь, чувствуя себя сейчас лучше, чем когда-либо за ближайшие несколько месяцев. Геннай был прав. Нужно было что-то менять.