Ну и ну.

- Чего ж ты в реку сиганул? Колдонуть не мог? Ты магистр или не магистр? - горестно вздыхает товарищ Брыль, стаскивая с мокрого Коврова мокрый свитер, поплотнее укутывая его (Коврова, а не свитер) в одеяло, усаживаясь рядом и совершая ряд успокаивающих нервы пассов в непосредственной близости от рыжеватой бедовой головы. - Ты представляешь, забыл, - удивляясь самому себе ответил задрапированный в тепло и заботу Ковров, все еще зябко ежась. Десять минут назад, когда Брыль по вине случайности споткнулся об ученого Кота и упал в ледяные воды Ведьмы-реки, Виктор не задался этим вопросом. Ни тогда, ни когда выловил Фому из реки, ни когда из последних сил трансгрессировал их обоих почему-то в мастерскую волшебной древесины. Не стал он задаваться им и сейчас, а вместо этого чихнул, шмыгнул носом, поплотнее завернулся в тонковатое, на спех материализованное одеяло и поудобнее уселся на рабочем верстаке. - Будь здоров, - Брыль неодобрительно сощурился, приложил тыльную сторону ладони ко лбу товарища и придирчиво осмотрел белки его глаз, - Ты это, смотри не разболейся, Вить. Вить. Витя, ты чего уставился. - Так, присматриваюсь, прикидываю. Не то малоисследованная вода Ведьмы-речки тому виной, не то переохлаждение или нервное возбуждение, но на прикосновения Брыля тело Коврова отзывалось как-то странно. Натренированный зубодробительными уравнениями из области иррациональной математики разум с тревогой отмечал признаки приближающегося.. - Виииить, - совсем уж подозрительно протянул "вагонный". - Да? - заторможенно переспросил Ковров, машинально облизываясь и перехватывая руки друга своими. - Ты чего творишь, магистр? - возмущенно вякнул Брыль. Совсем уж зря вякнул. Не утруждая себя ответом вышеназванный магистр потянулся ловкими в обработке волшебной древесины пальцами к застежкам рабочего комбинезона, преодолевая эту преграду. - Витя, ну не здесь же, мать твою в пень, - донесся безнадежный упрек. Виктор пресек неуверенные попытки сопротивления, жарко целуя чужие губы, но упреку все-таки внял. Подхватил ошалевшего, но уже успевшего смириться с неизбежным Фому под ягодицы, он быстрым шагом пересек мастерскую и исчез в стене. Из дальнего угла донеслась красноречивая матерная ругань ученого Кота. Ни в одном марте его поколение себе такого не позволяло.