Good evening, sempai!

      Специально до последней минуты не смотрел на окна. Тёмные, дома никого. А чего я хотел? Всего семь часов вечера. Конечно, семпай ещё на работе. Да, в последнее время он стал приходить домой пораньше в те дни, когда я возвращаюсь с практики, но не настолько же? И с чего я так размечтался? Ну получил я на этой неделе от него на три эсэмэски больше, чем в свой прошлый отъезд. Так две из них были по делу. Ну стали его сообщения чуть длиннее — так ведь только чуть… Дурак ты, Моринага! Вечно у тебя глупые надежды. Ну что ж, пока семпая нет, приготовлю покушать. У него завидный аппетит, сколько бы еды я не оставлял ему, к моему приезду холодильник пуст. Свет! Мелькнул свет — будто открылась и тут же закрылась дверь в освещённую комнату. В груди разлилось тепло. Он дома! Любимый ждёт меня!       Махом взлетел на верхний этаж, тихо открыл дверь. Тишина и темнота в гостиной. Он у себя? Еле слышно шуршит вытяжка в ванной. Он только что принял душ. Ну не спать же он собрался в семь вечера в день моего возвращения? Он… для меня? Уже взялся было за ручку двери, но не стал её открывать. Если я сейчас войду и увижу того, по кому так тосковал эти дни, такого желанного, чистенького, только что помывшегося для меня, я ведь не сдержусь. А я, скажем так, несколько несвеж. Ему же будет неприятно! Немедленно в душ! Нет сменной одежды — не беда, обернусь полотенцем!       Сегодня я побил все рекорды по скорости и качеству помывки. Захожу в гостиную. М-м-м, как вкусно пахнет! Я голоден, с обеда во рту ни крошки, и запах разогретых полуфабрикатов кажется мне сказочным ароматом. А может, всё дело в том, что это мой любимый старался для меня? Кажется, невозможно любить сильнее, но в такие моменты у меня ощущение, что моя любовь к нему всё растёт, что она переполняет меня… Где же он? У себя? Я хочу его обнять!       Второй раз за вечер стою перед дверью и не решаюсь открыть её. Нет! Я не могу войти к нему так запросто в этаком виде, не такие у нас пока отношения. Если ввалюсь сейчас, страшно представить, какие будут последствия. И секс в этот перечень явно не входит. Были бы мы действительно настоящими любовниками... Моё воображение тут же рисует мне восхитительную картину: я, одетый как сейчас, вернее, раздетый, в общем, в одном полотенце вокруг бёдер, захожу в спальню к семпаю. А он раскинулся на кровати, такой невообразимо привлекательный и манящий в своей обворожительной наготе. Томно, волнующе хрипловатым голосом зовёт:       — Моринага, я заждался, иди скорее! Я уже себя подгото…       Бац! С размаху луплю себя по лбу. Получай, дурная голова! Это ж надо такого намечтать, явный перебор! Это же семпай, мой семпай! Конечно, он понемногу меняется, он принял меня, но такое уж слишком! Хотя… я бы не отказался…       Решительно шагаю к себе одеваться. И замечаю фигуру на балконе. Курит. После душа. Волосы наверняка опять не досушил! А на улице прохладно, октябрь, между прочим. Совсем себя не бережёт. Заскакиваю в комнату, быстро натягиваю на себя что под руку попалось и спешу к нему. Простынет ведь!       Даже не шевельнулся на звук открываемой двери. Сердится на меня? Вроде не за что. Внимательно оглядываю его со спины, выдыхаю облегчённо — одет достаточно тепло, и волосы сухие, вон как играют под чуть заметным ветерком. Любуюсь — до чего же красив! Стройный силуэт, светлая роскошная грива водопадом падает на плечи и спину. Точёный профиль — это он, закрыв глаза, повернул голову навстречу лёгкому ветерку. Тут замечаю ещё кое-что. Тонкие провода, тянущиеся к его ушам. Вот так сюрприз! И что же он так сосредоточенно слушает, что забывает поднести сигарету ко рту? Тихо подхожу, прислушиваюсь. Не музыка, речь, странная какая-то. Уроки английского! Правой рукой обнимаю его за талию, левой, вытащив наушник, за плечо. Говорю чётко, как на занятиях:       — I'm at home. I'm back. Good evening, sempai! I love you!*       Кажется, это была плохая идея. Чувствую, как он напрягся. Чёрт, мы же на балконе, почти на улице, а против обнимашек на улице у него есть один, даже два аргумента, весомые такие, несмотря на обманчивую изящность и хрупкость. Надеюсь, хоть не правой, в ней сигарета. Но вместо того, чтобы осчастливить мой дурной лоб вторым ударом за вечер, он свободной рукой придерживает мою, собравшуюся было соскользнуть, и, чуть подавшись назад, прижимается спиной ко мне, а виском к моей щеке. Прохладная гладкость волос, тонкий запах шампуня… Я что, сплю?!       — Welcome back!** — и тут же переходит на японский. — Я твой плеер взял, извини. Случайно в тумбочке под телевизором нашёл.       — Всегда пожалуйста, — я млею и таю, — незачем покупать, когда у нас уже есть один. А теперь скажите это по-английски. Now tell me this in English, please,*** — целую бледную холодную щёку, тянусь к губам.       У-у, я всё-таки дурак! Разрушил идиллию. Хотя, зная семпая, можно с полной уверенностью сказать, что она долго и не продлилась бы. Шипит рассерженным котом и сбрасывает мои руки. Оборачивается и, грозно сверкая глазами, собирается высказать мне всё про мою наглость, дурость, идиотизм и далее по привычному списку. Меня спасает мой желудок, он громко, просто неприлично громко выражает своё возмущение — в квартире так вкусно пахнет, а он ещё до сих пор пуст! Так что строгий выговор оборачивается почти ласковым:       — Так ты же голодный, идиот! А ну, быстро накрывай на стол! Нет, чтобы поужинать, тупица, он ко мне с этим кретинским английским пристаёт!       — Yes, of course!**** — радостно кричу я и несусь исполнять. Расправа отменяется, а кушать и правда очень хочется. А уж то, что приготовлено любимыми руками, съем до последней крошечки. Что-то мне подсказывает, что семпай «рассердился» только для того, чтобы не отвечать по-английски, слабовато он ещё язык знает. А для новой работы английский необходим! Ничего страшного, Тамура-сан меня хорошо поднатаскал, просто в один прекрасный момент перестав разговаривать со мной по-японски. Ох, и намучился я! Только подойдёт ли этот метод в нашем случае? Попробую. Шишкой больше, синяком меньше, мне не привыкать. Хотя нет, я несправедлив к семпаю, в последнее время он перестал махать кулаками почём зря. Может быть, ещё и потому, что в ответ я могу зацеловать его до умопомрачения.       Чем и займусь сразу после ужина…

***

      — Молодой человек! Молодой человек!       Э? Оказывается, я заснул в поезде. Куриная лапка крошечной старушки, сидящей рядом, деликатно трогает меня за плечо.       — Извините, молодой человек, но скоро Нагоя, Вы же всегда там выходите…       Я заснул! Вся идиллия — просто сон! Я болван, идиот, кретин! Мысленно пилю себя, а сам тем временем благодарю старушку, беру сумку и двигаюсь к выходу. Так и уехал бы в Гифу-Хасиму, если бы не этот «божий одуванчик». Мы часто едем по субботам вместе. Однажды я помог ей с сумкой, и с тех пор мы раскланиваемся при встрече.       Специально до последней минуты не смотрел на окна. Тёмные, дома никого. А чего я хотел? Всего семь часов вечера. Конечно, семпай ещё на работе. Что бы я там себе не воображал… Свет! Мелькнул свет — будто открылась и тут же закрылась дверь в освещённую комнату. В груди потеплело. Он дома! Любимый ждёт меня!       Махом взлетел на верхний этаж, тихо открыл дверь. Тишина и темнота в гостиной. Только успел снять куртку и одну кроссовку, как меня обдаёт волна вкусных запахов. Поднимаю глаза — в дверном проёме семпай с ветровкой в руках.       — С возвращением! Так и знал, что опять пораньше сбежишь, торопыга, — и немного смущённо: — Я там полуфабрикаты разогрел, ты ведь голодный, наверное?       Милый! Он думал обо мне, он позаботился меня накормить! Да, я голодный, семпай, я очень голодный, Вы даже не представляете, насколько! Но…       — Семпай, Вы уходите?       Проклятье! Узел на шнурке затянулся и никак не поддаётся!       — Нет, с чего ты взял? Ах, это, — переводит взгляд на свою ношу. — Повесить надо, забыл снять, когда пришёл. Я вообще-то в душ собирался…       Дёргаю со всей силы, шнурок рвётся, кроссовка летит в сторону, ветровка семпая — на вешалку. Я очень голоден, семпай, и не только кушать я хочу. Какие жадные губы! Как чувственно Вы мне отвечаете! Вы тоже соскучились, ведь так, семпай? Вы такой сегодня… Ну почему Вы так любите рубашки? Джемпера и футболки снимаются намного легче! А эти дурацкие пуговицы!.. Запускаю руку сзади под рубашку, провожу кончиками пальцев по спине — так, как Вам нравится. Ками, какой стон! Какой изгиб тела!       Вдруг отстраняется, отталкивает меня. Что такое? Ведь всё было хорошо?!       — Стой! Перестань, говорю тебе! — тяжело дышит, раскраснелся, глаза помутились, но брови хмурит, одной рукой зажимает мне рот, другой пихает в грудь. — Отпусти…       Да что же это?! Конечно, наяву он не такой, как в моих снах, но давно уже не отталкивает меня.       — Семпай? Что…       — Сказал же — в душ! — сердито. — И рубашку я сам!       Ворчит, отворачиваясь:       — Опять ведь порвёшь, маньячина!       На пороге ванной оборачивается, уже снимая с плеч несчастный предмет одежды:       — Тебе что, особое приглашение нужно?.. --------------------------------------- * Я дома. Я вернулся. Добрый вечер, семпай! Я люблю вас! (англ.) ** Добро пожаловать!/C возвращением! (англ.) *** Теперь скажите мне это на английском языке, пожалуйста. (англ.) **** Да, конечно! (англ.)