Гамбит

Идзаки чувствовал себя полным говном. С одной стороны, он не сделал ничего плохого и по итогу все остались счастливы, а с другой – говно оно говно и есть. Слабак. Бесхребетная скотина. Прежний Идзаки Шун вытер бы об нынешнего ноги, брезгливо кривя губы… А то и вовсе бы не приблизился, боясь заляпаться. Потому что сегодняшний Идзаки Шун – го-вно. А об него даже ноги не вытирают. Разыграв роскошный гамбит, он победил своего противника, но проиграл самому себе. Было бы не так паршиво, если бы побежденный не был до неприличия счастлив… Хотелось придушить этого идиота подушкой. Идзаки мутило от одного взгляда на блаженную улыбку, таящуюся в уголках губ спящего Генджи. Тошно было от себя. От того, во что он превратился. От того, что сам был счастлив до жопы. От собственной слабости. И самую малость – от выпитого вчера, когда они с парнями отмечали годовщину выпуска из Судзурана в одном из клубов. Никто из парней не задался вопросом, почему Такия и Идзаки приехали вместе, почему не держали на коленях клубных красоток, почему сидели так близко друг к другу? И почему вместе уехали. Никто ничего не понял. Кроме разве что Серидзавы. У этого ублюдка нюх на чужую драму. Он подошел к нему посреди вечера, когда Ген отлучился отлить, помог ему прикурить, хлопнул по плечу и сказал «держись». Телепат хренов. Шун тогда так растерялся, что даже не состроил хорошую мину при плохой игре. Тамао не стал дожидаться, пока он соберется с ответом, и вернулся на свое место. Сука. А держаться уже не было сил. Идзаки чувствовал, что вот-вот скатится в банальную отвратительную бабскую истерику. Потому что Идзаки Шун – говно, а не человек. И уж тем более не стратег. Просто говно. Мысль о том, чтобы придушить Генджи, вдруг показалась чрезвычайно заманчивой. Шун приподнялся на локте, отрывая мутную голову от подушки, и осмотрел дрыхнущего рядом с ним Такию. Тот, не подозревая о вероломных мыслях, досматривал седьмой сон и продолжал лыбиться. Он умел так только во сне. За год совместной жизни Идзаки изучил Генджи, как облупленного, но так и не понял, каким образом этой скотине удается творить с ним такую хуйню? Генджи не был особенно умным. Не был хитрым. И плевать он хотел на это. И заодно на все умности и хитрости Идзаки. Доверял ему дела, полагался на слово, но на всю подковерную возню в клане смотрел свысока. Он был просто не в состоянии оценить красоту интриг и тонкость политики. Потому что Генджи не был умным или хитрым. Генджи был сильным, упертым и уверенным в себе. Это позволяло ему собрать вокруг себя и умных, и хитрых… Зато господин Хидео быстро оценил способности последователя своего сына. Вызвал к себе в кабинет и приказал оберегать его наследника день и ночь. День и Ночь. Конечно, Хидео знал, что Идзаки спит с «молодым боссом», но что самое интересное – он одобрял это, хоть и не поощрял открыто. Ну, еще бы. Генджи смешно нахмурился во сне, и Шун, не удержавшись, улыбнулся и прошептал: - Какой же ты мудак, Такия. Всю жизнь мне наизнанку вывернул… Правда вывернул. Прежний Идзаки считал себя самым хитрым. Расчетливым. Продуманным. Умным. Началось все в тот день, когда хитрый лис Шун решил всех уделать гениальной интригой. Схема была проста. Пристроиться к развивающейся группировке GPS, стать правой рукой выскочки-якудзы, который успешно прошел его краш-тест, дать Такие почувствовать себя уверенно, довести его за руку до самой последней ступеньки лестницы, ведущей на вершину Судзурана, прячась за его спиной. А потом столкнуть. Жестоко. Коварно. Хладнокровно. И самому подняться наверх. В какой момент все пошло не так, Идзаки до сих пор не разобрался. Чертов якудза оказался такой искренней скотиной, что докопался до чего-то такого же незамутненного в остатках души Идзаки. Разбудил это и заставил думать по-другому. Как этому козлу удалось стать его другом? Шун недоумевал, но чувствовал, что весь гениальный план катится к черту. В битве за Судзуран он будет всегда стоять за спиной Генджи. Но не для того, чтобы вогнать в нее нож, а чтобы защитить, чтобы этот придурок мог, не опасаясь, переть вперед. Потом была драка с Хосеном. Вся эта победа Генджи – плод его, Идзаки, упорного труда и хитрости. Мнгоходовка была разыграна, как по нотам. Шун по праву гордится собой. Все кусочки мозаики легли, как влитые. Пожалуй, труднее всего было заставить Генджи заявить, что GPS больше нет. Когда Идзаки озвучивал ему свой план, то у Такии было такое лицо, словно одного хитрожопого лиса сейчас похоронят под забором Судзурана. Но достучаться удалось, и все сложилось в одно – обращение Генджи по радио для вдохновения толпы. Его с Серидзавой драка для вдохновения Серидзавы. Пафосный уход Такии. И звездная роль Шуна: «Неужели вы до сих пор не поняли, что за человек Такия Генджи? Я иду за ним». Эта комбинация привела их с Генджи на ту самую последнюю ступеньку перед вершиной. Там Идзаки взялся за тренировки Такии, и вскоре под его чутким руководством Генджи завалил Риндомана. Тогда Шун уже знал о договоре Генджи и его отца о передаче бизнеса. В его рыжей голове зрел очередной коварный план. Подниматься рядом с этим человеком оказалось очень удобно. И, чего уж там, приятно. Так что после выпускного Шун поймал Такию в клубе и заявил, что хочет присоединиться к Рюсейкай. Ответ Генджи едва не заставил его тогда сдохнуть на месте. «Нет, Идзаки. Выбери себе другой путь. Ты сильный. Ты справишься. Спасибо», - сказал этот выродок и поклонился ему на глазах у всего бывшего GPS. Генджи думал, что оказал другу великую услугу. Идзаки думал, что его кинули. Он послал Гена на хуй с его благодарностью и хлопнул дверью. Такия кинулся догонять. Они впервые дрались в грязной подворотне, превращая лица друг друга в кровавое месиво. Потом курили, сидя прямо на асфальте у стены. Тогда-то хитржопость Идзаки, который жаждал легкого подъема в жизни, взяла верх и над светлыми дружескими идеалами, и над его помятой гордостью, и даже над соображениями секретности. Схема была проста «Если я сделаю так, что эта тварь и дышать без меня не сможет, то никуда он не денется». Способ был выбран спонтанно. Целовались там же в заплеванной подворотне. Разбитыми губами. До темных кругов перед глазами от недостатка воздуха. Идзаки даже не удивился, что его не оттолкнули. Потом он думал, что если бы Генджи вместо того, чтобы забираться грязными пальцами под его одежду, въехал бы ему кулаком в челюсть, он бы никогда не осмелился появиться перед этим человеком вновь. Но его гамбит был сыгран успешно. Сначала все шло хорошо. Ему удалось убедить младшего Такию не торопить отца с отходом от дел, а поучиться у опытного человека. Заодно у самого появилось время для того, чтобы осмотреться и прикинуть расстановку сил. Мысль о том, что теперь можно будет играть по-взрослому, кружила голову. А в постели у Генджи было просто охрененно. Шун упивался своей победой, но бдительности не терял. Однажды, уже после того, как Такия-старший выдал указание беречь его сынка день и ночь, он вызвал Идзаки к себе в кабинет и выдал ему стопку бумаг. «Сделай жизнь моего сына достойной, - говорил босс якудза, глядя в окно, - он должен взлететь по-настоящему. Я хочу, чтобы ты легализовал большую долю дохода. Пусть это принесет огромные убытки поначалу. Выходите на законный рынок. Ты справишься?» Оставалось только поклониться и начать изучать юриспруденцию и право. Спал тогда Идзаки мало. Мало времени уделял Генджи. Мало ел. Мало привлекал к себе внимания. Все его силы были направлены на то, чтобы в ускоренном темпе получить образование. Ведь его соперники взрослые, подкованные люди. Пора тоже становиться на крыло. Генджи вздыхал над Шуном, как над умалишенным, и накрывал его пледом, случись ему уснуть за столом. Плед был теплый и клетчатый. Под ним было хорошо. У молодого босса тоже не было свободного времени. Он изучал свою часть дела. Когда Такия укатил по делам на неделю, Идзаки почувствовал себя совершенно одиноким и брошенным. Он выл волком и ненавидел себя. Это Генджи должен был задыхаться без него, а не наоборот! Это он привязал к себе коронованного ворона! Поводок должен был быть в его руке! Когда будущий мафиози вернулся, Шун затащил его в постель и не выпускал оттуда два дня. А потом была годовщина выпуска. Они все сидели в том же баре, где год назад Такия поклонился ему. Идзаки очень отчетливо помнил, каким паскудством отдавало его желание идти по жизни за Генджи только ради собственной выгоды, только для того, чтобы столкнуть его с вершины, только для того, чтобы прикрыть кем-то себя. Но, с другой стороны, это ведь был план настоящего Идзаки Шуна? Который был сильным, который не допускал слабости, который умел жертвовать пешками. - Какое же я говно, - прошептал Идзаки, утыкаясь носом в подушку. - И тряпка… - хриплый ото сна голос Генджи вызвал волну дрожи по телу. Возражать Идзаки не стал, и Такия продолжил, - Если ты так страдаешь от того, что решил лечь под меня, то я тебя заставлять не намерен, - новая волна озноба прошибла позвоночник, - можешь жить у себя в комнате. И спать на своей кровати. - Заткнись нахрен, - Шун резко сел в постели, яростно уставившись на расслабленную фигуру, окутанную черными простынями. - Тогда в чем дело? - Я проиграл. - Кому? - Себе. - Это серьезно. - Тц… - Это сделало тебя слабее? - Что? - Ты стал слабее? - Скорее, уязвимее. - В каком месте? - Шел бы ты со своими душевными разговорами, Ген… - В каком месте ты стал уязвимее, придурок? - Все из-за тебя… - Думаешь, я не смогу защитить тебя? - Генджи… В темных глазах ворона пылала ярость, но голос звучал так же хрипло, сонно, но удивительно твердо. - Думаешь, кину тебя? - Генджи… - Ты думаешь, я бросаю своих? - Нет. - Не обязательно позволять мне себя иметь. Ты мне дорог и без этого, - эти слова прозвучали даже несколько обиженно. И Шуну стало стыдно перед этим человеком за свои сомнения и слабость, - Если это отталкивает тебя от меня, то собирайся и уматывай к себе в комнату. - Как ты узнал? - Что тебя колбасит? Серидзава ткнул меня носом. Спасибо ему. - Ах он ублюдок! - Ваще, сукин сын, - кивнул Такия, - лезет везде, где…. надо. Пророк хуев. - Я останусь. Идзаки завалился обратно на кровать и выдохнул. Резко полегчало. Наверное, этой непосредственностью Генджи и берет людей за живое. А еще за душу, за горло и за яйца при необходимости. Сука. - Тогда иди ко мне. Целовались долго. Искусанными в кровь губами до темных кругов перед глазами от недостатка воздуха…