Косички

Я заплетал твои волосы в косы и думал, что так ты выглядишь смешней-забавней, а не таким сухим и грозным. Ты бесился, распутывал... но не все. И хотя так твои грязные патлы смотрелись куда аккуратнее и не торчали, наши маленькие перебранки продолжались. Даже твой ясный канюк, с которым вы были неразлучны, не мог отогнать меня от твоей дикой башки. Твои волосы пахли грязью земной, потом, неведомыми травами... в общем пахли ТОБОЙ. И это так сводило с ума, что отцы бы сгноили меня в подвалах нашего монастыря, расскажи я им, как сам Господь Бог меркнет перед твоим именем, вырывающимся из моего рта ночами в сладострастном бреду... да разве я бы смог смолчать об этом. О том как люблю... Ты видел это по моим глазам, все видели. Все понимали, что вот он - конец! Пропал Галахад, насовсем... ...И мечтал у костра, что закончится служба и мы вернемся вдвоем на родину, вместе. Найдем и построим свой дом, заживем в мире да несогласии. И видел я, как гневно ты точил клинки, и как остро блестели стальные блики в недрах твоих темных глаз. Будто знал ты, что этому не бывать. Никогда. Я смотрел в огонь, но дух огня мне не отвечал. Бросал в него листики дикой вишни и полевые цветы, надеясь задобрить его ароматом, но тот лишь в насмешку направлял в мою сторону дым. - Ты не колдун, не пытайся чаровать, - как-то сказал мне Тристан наблюдая за моими попытками, - даже я вижу, что Римский Бог хранит тебя. И духи крылатые стоят справа и слева за твоими плечами. Таких не то что огонь, от таких любой демон сбежит. - Ты не бежишь,- шепотом заметил я. Тристан усмехнулся. - Они меня не любят - брезгуют. Но принимают, потому что ты принимаешь. Я посмотрел на него, кивнул, затем накинул шкуру, и прижался сильнее к его боку, чтобы уснуть поскорее, да к битве очередной быть готовым. Когда парни меня посылали собирать дрова и хворост, я скакал по лесу оленем, и ветер хватал и нес меня к самым верхушкам деревьев, что я и сам не знал затем, по каким веткам взобрался. Когда рыбу нужно было словить для похлебки я никогда не боялся течения — ловил голыми руками — не любил обагрять воду кровью. Но в бою кровь проливать не боялся. Тем и удивила меня речь Тристана о ангелах. Знать не знает о них, но видеть умеет. А я вроде бы всё знаю, колыбельные их спросонья в детстве слушал, но теперь не чувствую ничего. И почему-то подумал, что ангелом моим должен быть Тристан, а другие мне ни к чему. Так сон тревожный приснился. Будто рухнула моя защита, не уберег я его. К земле окровавленной прижимаюсь, слезы из глаз рекою, плач и крики горло душат — кулак кусаю, над могилой свежей после битвы жестокой. Но не вернуть мне любимого, из мира мертвых не вытащить, сколько голыми руками землю не рви — живым не поднимется. И будит меня касание руки нежное — гладит, будто ребенка несмышленого. Просыпаюсь — всё правда. Нет больше никого вокруг. И Тристана нет. Нигде. Только костра пепелище догорает. Канюк с ветки пикирует, за волосы меня таскает. Я его когда отгонял, вдруг и нащупал — пока я кошмарами ночными мучился, мне мой дух озорной косички ночью заплел, чтобы напомнить о себе. Ну и куда я без тебя теперь?