Nightlife.

Каждый раз, когда организм пытается сделать вдох, вместо кислорода в легкие проникают нити всевозможных запахов, смешавшихся воедино: чрезмерное количество парфюма, различные виды алкоголя повсюду, неповторимо отвратительный, душный воздух самого ночного клуба, в котором ничуть не хотелось находиться, и другие, менее выразительные ароматы. Нет никакого нормального освещения, только разноцветные лучи прожекторов, мельтешащих перед глазами и заставляющих тех, кто еще не предался развлечениям, морщиться и отворачиваться. Танцующие же люди выглядят нелепыми, но счастливыми в своей беспечности. Всеобщее веселье и всепоглощающее ощущение эйфории, захватившие помещение, пытаются коснуться Джима, пока еще только Джима, 18-ти летнего студента полицейской академии, но под его суровым взглядом быстро отступают и перемещаются в другую сторону, ближе к танцполу, заставляя остальных и без того неразумных подростков быть еще отчаяннее и смелее в исполнении своих желаний. Гордон сидит поодаль от всего происходящего, в самом удобном углу, откуда видно практически все, но где сам он может оставаться незамеченным. Идеальное место для того, кто еще не определился со своими планами на эту ночь. Вскоре возвращается его друг, который, собственно, и затащил его сюда. Причем возвращается не один. - Джим, - он хитро улыбается и приобнимает за талию девицу, с которой, само собой, он только что познакомился у барной стойки, пустив в ход несколько подходящих фраз и неоднозначных намеков, - Ты не ругайся, но мне уже пора идти. Ну, ты понимаешь. А для тебя у меня есть совет, как от старшего товарища - будь добр, сделай лицо попроще и хоть раз в своей жизни развлекись нормально. Не дай бог узнаю, что этой ночью ты спокойно спал. - Просто вали, Харви, - отмахивается Гордон, перекрикивая музыку и откидываясь на спинку небольшого диванчика. Буллок только смотрит на Джима, как на безнадежного идиота, но в спор не лезет и уже через пару минут находит утешение в объятьях своей новой подруги, у которой каштановые волосы, какое-то имя на “С” или на “Д” и больше ничего выдающегося. Когда Харви уходит, Джим вздыхает с облегчением. Единственный факт, который радует сейчас - надоедливый голос больше не будет ворчать на ухо о том, что кислая морда никого не привлечет, а о той “милой блондинке, как ее, Барбара, правильно?” можно и забыть на какое-то время. “Хватит уже сохнуть по ней, ничего у тебя не выйдет,” - Буллока нет рядом, но раздражающие интонации до сих пор звучат в голове. Джим коротко мотает головой и пытается отвлечься, наблюдая за людьми вокруг. Взгляд сразу уходит в сторону от танцпола, так как на полуголые извивающиеся тела смотреть не слишком приятно. Где-то по углам сидят парочки, обязательно потягивающие напитки из одного стакана двумя трубочками, какие-то столики заняты шумными компаниями, быстро сменяющими друг друга, когда одни уходят обратно танцевать, а другим нужно передохнуть. Половине присутствующих наверняка нет и 17-ти, но это явно не то место, где на возраст обращают внимание. - Не хочешь присоединиться? - одна из таких девочек, с веселой улыбкой и дурацкой привычкой жевать жвачку с широко открытым ртом, опускает ладони на край столика Джима и продолжает двигать бедрами в такт музыке, не в состоянии прекратить танец. - Нет, спасибо, - Гордон улыбается слабо, даже не стараясь, - Я жду девушку. Получается отделаться только недовольной гримасой на ее лице и обиженным “Ну и ладно”, которое ничуть не задевает. Джим проводит ладонью по своим волосам и вытягивает ноги, ловя себя на мысли о том, что стоило уйти сразу после Харви, а то и раньше. Но, тем не менее, он до сих пор сидит здесь, потому что понимает, что дома сейчас лучше не появляться. Размышления прерывают неприятные мурашки, пробежавшие по спине. Гордон поворачивает голову и встречает пристальный взгляд, направленный в свою сторону. Как раз ту часть помещения он обделил вниманием при своем осмотре. Сразу бросается в глаза то, что на сдвинутых вместе диванчиках сидят люди, в компанию которых крайне сложно попасть. Самые популярные парни и самые стервозные девушки, дорогие бутылки из бара, неприступный вид и пугающий охранник возле. Но Джима удивляет не то, откуда смотрят, а то, кто именно смотрит. Хилый и бледный обладатель странноватой внешности и жалкого вида явно не вписывается в собственный круг общения. В то время, как сидящие рядом с ним напоминают спортсменов или настоящих бандитов, он, особенно из-за носа, напрашивается на сравнение разве что с пингвином. Но, несмотря на это, Гордон, буквально попавший в плен чрезмерно пристального взгляда, не может отвернуться. Чужие глаза влекут так сильно, что где-то на подсознательном уровне зарождается необоснованное чувство тревоги. Губы Пингвина растягиваются в улыбке и, кажется, хотят что-то сказать. Джим уверен, что даже через все помещение он сможет уловить слова, если их произнесут. По крайней мере, он точно постарается. Но начинается новая песня, толпа снова вываливается на танцпол и заграждает собой вид. Сквозь множество незнакомых тел у Гордона получается разглядеть только колено Пингвина, на которое опускается рука очевидного лидера их компании и многозначительно его сжимает. Становится понятно, как именно он заслужил свое место в этой влиятельной компании, что, впрочем, не особо волнует. Каждый выживает так, как он может. Какое-то время Джим продолжает чувствовать на себе чужой взгляд, но, когда количество танцующих заметно сокращается, он видит, что Пингвина уже нет на месте. - Черт бы побрал этот притон, - выдыхает Гордон и встает из-за стола. Одернув край футболки одной рукой, второй он подхватывает свою куртку и направляется к выходу. Задача оказывается не такой простой, как хотелось бы: планировка клуба загоняет Джима из одного тупика в другой - куда угодно, но только не на улицу. И когда, наконец, становится понятно, в какую сторону идти, ему в грудь влетает все та же девочка с жвачкой и веснушками, на которые до этого он не обратил внимания. Она сыплет извинениями слишком навязчиво и неискренне, тянется к груди Джима и начинает неловко вытирать его футболку, на которую, как оказалось, вылилось приличное количество колы из ее стакана. Джим накрывает ее ладонь своей, говорит, что все нормально, отводит руку в сторону и как можно быстрее пытается скрыться в толпе людей, чтобы попасть в туалет с наивной надеждой на то, что хотя бы раковина там работает нормально. Внутренний голос бормочет все новые и новые проклятья, душевное равновесие ни к черту, раздражают не только все неприятные обстоятельства этого вечера, но и каждый человек здесь, каждая новая песня, бьющая по ушам, даже окружающий воздух становится врагом Джима. Он доходит до нужной двери, резко дергает ручку и вваливается внутрь. После музыки уши до сих пор заложены, поэтому даже звуки льющейся из крана воды доходят с задержкой. И слишком поздно Джим понимает, что он здесь не один. Справа от него доносятся откровенно громкие стоны, которые, с одной стороны, явно намекают на то, что Гордону нужно уйти прямо сейчас, но, с другой стороны, он просто поворачивает голову и ошарашенно замечает происходящее в нескольких шагах от него. Пингвин, прижатый к стене тем самым огромным парнем, цепляется тощими ногами за его пояс, кусает губы до покраснения, тянет пальцами короткие волосы и, пока его трахают, улыбается, просто невыносимо мерзко улыбается, смотря Гордону в лицо. Впиваясь ладонями в чужие плечи и обдирая лопатки о холодную стену, он продолжает смотреть на Джима. Выстанывая чужое имя все громче и прогибаясь в спине еще сильнее, он продолжает смотреть на Джима. Зрительный контакт разрывается, только когда к Пингвину тянутся за поцелуем, и он не может отказать - закрывает глаза, опускает голову и прижимается к губам. Джим сумбурно извиняется, молнией вылетает за дверь, расталкивает нескольких человек на своем пути и, оказываясь на улице, жадно глотает ртом свежий воздух, которого так не хватало все это время - он проваливается в легкие и оседает на стенках, даря постепенное успокоение. Гордон потихоньку пытается привести мысли в порядок, но, как только глаза закрываются, на внутренней стороне век он видит отпечатавшийся взгляд этого парня. Пустота и прохлада ночной улицы умиротворяют и неторопливо избавляют от волнений. Гордон убирает руки в карманы, слабо передергивается и вжимает голову в плечи, спустя несколько минут понимая, что температура несколько ниже, чем показалось сначала. Асфальт, местами выеденный собственной старостью и периодически подсвечиваемый мягким оранжевым светом фонарей, приводит Джима к непривычно тихой магистрали. Кажется, что ночью не существует абсолютно ничего, кроме обволакивающей темноты, россыпи звезд на черном небе, редкого свечения чьих-то окон и фар проезжающих мимо машин. О транспорте можно и не мечтать, а до дома идти еще прилично. Носком ботинка Гордон пинает мелкий щебень возле дороги и растирает ладонями замерзшие предплечья, задумываясь о том, который сейчас час. Чувствуется, что до утра еще далеко. Очень. - Эй! Эй, подожди! - Джим оборачивается на чей-то отчаянный вопль и видит, как с той стороны, откуда он пришел, к нему, неуклюже ковыляя, спешит нескладная фигура. Когда оказывается, что она принадлежит Пингвину, Джим прикусывает уголок нижней губы изнутри и думает только о том, почему ему вообще приходится подавлять дикое желание развернуться и уйти прямо сейчас. - Хорошо, что ты не успел далеко убежать, - счастливая улыбка на чужом лице не имеет никакого влияния на Гордона, все еще безмолвного и почти что каменного. Пингвин терпит неловкую паузу, затем, будто опомнившись, протягивает Джиму куртку, которую тот забыл в туалете, - Я просто хотел вернуть. - Спасибо, - следует неохотный ответ. Джим, конечно, натягивает куртку так, будто он вовсе не продрог до костей, но все равно выдает себя с головой, застегивая молнию до самого подбородка и прижимая руки как можно плотнее к телу. - Освальд Кобблпот, - Пингвин снова протягивает руку и Гордон, вежливости ради, пожимает ее. - Странное имя, - Освальд немного теряется, так как не слышит имени собеседника в ответ, поджимает губы будто виновато и тихо смеется, бормоча: - Так получилось. Джим смотрит на дорогу, наивно ожидая, что боги пошлют ему автобус, чтобы можно было сказать “Ох, прости, мне пора”, уехать домой и забыть весь этот день, но, как назло, ничего не происходит, а взгляд Кобблпота продолжает терпеливо ожидать чего-то. Гордон чувствует себя обязанным сказать хотя бы несколько слов, но все равно молчит, потому что говорить нечего. - Слушай.. - Пингвин подает голос первым и переминается с ноги на ногу; его глаза, бегающие в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться взглядом, и нерешительно подрагивающие уголки губ, будто ему кажется, что его сейчас побьют, и потому нужно срочно придумывать оправдание - все это никак не вяжется с тем, что Джим видел минут двадцать назад. - Ты прости, что тебе пришлось.. Я знал, что это плохая идея, потому что двери там не запираются, я пытался его отговорить, но, - нервный смешок, - он же..сильнее. Мало того, что умом не отличается, так еще и.. - Ничего, - Гордон прерывает поток слов, лишь бы перед глазами снова не возникла ненужная картинка. Еще какое-то время он наблюдает за дорогой, окончательно убеждается в отсутствии всякой надежды на транспорт и, засовывая руки поглубже в карманы, отходит в сторону и идет вдоль магистрали. Хватает нескольких звуков шаркающих шагов за собой, чтобы понять, что уйти так просто уже не получится. Джим не оборачивается и продолжает путь, но скрежет чужой подошвы, волочащейся по щебню, даже не собирается утихать. Приходится сбавить шаг и позволить Освальду нагнать себя, на что тот отвечает бесконечно благодарной улыбкой преданной собаки. Кобблпот понимает, что любое сказанное им слово по какой-то причине раздражает его нового друга, потому сперва дорога проходит в полном молчании. Они проходят несколько притихших улиц, не смотря по сторонам - оба уже знают этот город вплоть до мелких камушков и редких кустов. Тем не менее, ночью Готэм слабо напоминает свою дневную версию, ночью Готэм куда больше похож на себя настоящего. Желтый цвет стен, отражающий свет фонарей, смешивается с редким фиолетовым и красным мерцанием вывесок, которыми все пытаются привлечь своих клиентов, но стоит оторвать взгляд от деталей и увидеть полную картину, как все меркнет перед непроглядной и неизбежной темнотой. Кобблпот видит всю суть этого города. И она ему нравится. Он сдержанно ухмыляется, когда слышит чьи-то вопли в подворотне, ему весело, когда хулиганы нападают на людей, он даже радуется успехам мелких воришек, потому что они - это Готэм. Они - неотъемлемая часть города, каждый из них - важная деталь целой системы, которая является индивидуальностью Готэма. Ему нравится суть этого города. Но еще больше ему нравится Джим, который так яростно отвергает идею о том, что, пытаясь пойти против работающей системы, он продолжает оставаться ее частью. Просто он занял позицию на другой стороне. Равновесие, как думает Освальд, равновесие правит всем происходящим, и потому противостояние Джима так важно. Кобблпот улыбается, смотря на дорогу перед собой. Конечно же, он знает о Гордоне куда больше, чем тот может себе представить. Но разве нужно ему об этом сообщать? - Как ты еще не замерз? - Джим спрашивает безразлично, но даже это лучше, чем его первоначальный недружелюбный тон. - Ну, - Освальд пожимает плечами и останавливается, - Это уже не так важно, потому что до моего дома осталось буквально несколько шагов, - кивает головой в сторону и после короткой заминки добавляет, - Зайдешь? Он мог бы засыпать Гордона многочисленными аргументами, по которым ему лучше согласиться: “Там дальше очень криминальный район, в котором сейчас лучше не появляться”, “Тебе наверняка еще далеко идти, да ладно, в конце концов, я же знаю, где ты живешь”, “А еще у тебя на лице написано, что меньше всего ты сейчас хочешь возвращаться домой”, “Ну Джим, это же очевидно, ты бы ни за что не проторчал в клубе так долго, если бы не желание быть подальше от дома”. Можно высказать ему все это, но подобные убеждения только оттолкнут, понятное дело. Джим в ответ молча кивает и следует за Освальдом к неприглядному жилому дому с непоколебимой уверенностью в том, что он ужасно ошибся в своем решении.