My girl, my girl, don't lie to me, Tell me where did you sleep last night?
Тяжёлые тучи, наслаждаясь, прятали мерцающий свет луны, кутали её диск с жадностью и удовольствием, не давали свечению подступить к скрытому во мраке лесу. Тёмные верхушки высоких сосен порывами раскачивал северный ветер. Он гулял между ветвями, свистел, прорывая пористую кору, и срывал старые пожелтевшие иголки, усыпая ими сырую землю. Холодный дождь с силой прибивал хвою к комьям грязи, гнилой траве и корням, а шум его эхом отдавался по всему лесу. Ледяные капли, не имея жалости, хлестали по бледному лицу Мэри. Короткие волосы облепили шею и лоб, спутанные и влажные они теперь казались чернее тех туч над головой. Девушка шла, спотыкаясь, не видя почти ничего за плотной завесой леденящей воды. Ресницы слипались, холодные струи пробегали по скулам, стекали по дрожащим, искусанным губам и тонкой шее, едва задерживались на ключицах. Огромный зелёный свитер мешком висел на невольно содрогающемся теле, обволакивал, прилипая к уже «гусиной» коже. Мэри шла, обнимая себя руками, судорожно облизывала губы, на которые вновь и вновь стекала вода, и безотчётно прикусывала, не в состоянии справиться с не отступающей дрожью. Шла, уставшая и замёрзшая, по сырой рыхлой земле, пачкая ботинки в грязной воде всё появлявшихся луж. Мэри устало брела по тёмному лесу, судорожно дёргалась от каждого дуновения ветра. Промокшая насквозь одежда холодно прилипала к коже, отдавала зимним морозом при каждом порыве воздуха. Девушка, стуча зубами, еле вышла на невысокий холм. Сосны остались чуть позади, и Мэри открылась широкая поляна, окружённая лесом. Тяжёлые, давящие ветви не закрывали здесь небо, только выше их тени обрамляли его кромку. Запрокинув голову, Мэри смотрела на черноту туч, щуря глаза, будто пыталась найти хотя бы намёк на просвет. Но дождь продолжал лупить по земле и бить по уже привыкшему к холоду и пощипывающей боли лицу. Девушка лихорадочно съёжилась, потерев плечи руками, и посмотрела вперёд. В попытке разглядеть хоть что-то сквозь пелену воды, её взгляд уцепился за смазанный дождём свет вдали. Мэри ещё с минуту стояла на месте, содрогаясь, и всматривалась в огни, будто проверяя, не кажутся ли они ей. Девушка рвано выдохнула последний тёплый воздух из лёгких, склонила голову и, дёргаясь при каждом неудачном шаге, побрела к месту, где, возможно, ей удастся согреться. Мэри тихо шла по широкой тропе, ведущей к кабаку на окраине леса. Дождь не унимался, и девушке казалось, что его холод совсем скоро доберётся до её костей. Ноги в тяжёлых облепленных лесной грязью ботинках отказывались идти, с каждым шагом становились всё более ватными, неощутимыми. Мэри невольно проскулила, когда впереди заметила свет на земле, струящийся из окна небольшого дома. Дрогнув от холода в последний раз, она собралась и ускорила шаг. Дверь охотно отворилась, впуская пришедшую внутрь, когда дрожащей рукой Мэри дёрнула за ручку. Тихая музыка мягко звучала в деревянных стенах старого здания. Чуть приглушённый ламповый свет освещал несколько пустых столиков и барную стойку, где трое мужчин обсуждали что-то вполголоса. Мэри вошла, и угрюмые взгляды присутствующих устремились в её сторону. Шёпот стих, и только старик за стойкой продолжал натирать пивные кружки маленьким полотенцем, поглядывая на Мэри из-под густых бровей. Мужчины, не стесняясь, со скрытым любопытством осматривали промокшую бледную девушку. Мэри бегло огляделась, не обращая на них внимания, и чуть сгорбилась, почувствовав подступающее тепло, скоро направилась к стойке. Девушка села на высокий стул, самый крайний и меньше всего освещённый. Натянула рукава свитера, будто влажная ткань поможет согреться, начала растирать замёрзшие руки. — Эй, — хриплым голосом старик обратил на себя её внимание. — Что пить будем? Мэри подняла взгляд. Седовласый мужчина в старой капитанской шапке сложил руки на сухую, в глубоких трещинах древесину столешницы и выжидающе, но неохотно рассматривал её одежду и волосы. — Виски, — негромко, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, бросила Мэри. Старик ухмыльнулся и полез за бутылкой с тёмно-янтарной жидкостью, подхватив с полки широкий стакан. Мужчины у другого конца стойки с интересом оглядывали девушку, и та, пусть не показывая, чувствовала на себе недоверчивый, едва любопытный взгляд. Старик наполнил гранёный сосуд и небрежно пододвинул его к Мэри, с лёгкой насмешкой глядел на ещё дрожащую девушку. Та спешно схватилась за стакан и разом сделала два больших глотка, шумно поставила его и судорожно дёрнулась, почувствовав, как тепло разливается по всему телу. Халдей усмехнулся и отошёл к собеседникам, кое-как провёл тряпкой, протирая столешницу. — Ну, Ллойд, на чём ты там остановился? — обратился к нему темноволосый мужчина средних лет. Старик улыбнулся, показав кривые жёлтые зубы, и оперся руками о дерево стойки, начал что-то рассказывать. Мэри поёжилась и снова взялась за стакан. Сделав небольшой глоток, девушка расправила плечи и осмотрелась. Пустые деревянные стены, только у входа висело чучело оленьей головы; несколько маленьких круглых столов, и лишь за одним из них — в другом углу комнаты, так же чуть спрятанным тенью — сидел бородатый мужчина и допивал золотистое пиво; у противоположной стены стоял пыльный, наверняка не работающий игровой автомат. Единственной вещью, которая могла хоть как-то привлечь внимание, была эта барная стойка. Взгляд мутно-зелёных глаз скользнул вдоль столешницы и зацепился за разговаривающих мужчин. — Мой друг знал его. Отличный был парень, — прохрипел Ллойд и с ещё большей силой начал натирать гранёный стакан. — Любил работу и жену… — М-да… Тяжело ей сейчас, наверное, — самый молодой из троих сочувственно покачал головой и поправил шляпу. Ллойд пару раз кивнул. — Так, а что случилось-то? — Его голову нашли совсем недалеко, всего в миле отсюда. Валялась в колесе брошенной легковой старушки. Билл сказал, парню выдавили глаза, а шею разворотили хлеще диких волков. Тело, вот, не нашли, — Ллойд выдержал паузу. — Плеснуть ещё, Олби? — Жалко парня, — тихо произнёс мужчина в шляпе и подал старику пустую кружку. Тот тут же возвратил её полной хмельного напитка. — Эй, милая, не страшно ночами по лесу ходить? — Олби обратился к девушке. Мэри пустыми, словно не видящими глазами уставилась на мужчину. — Это был мой муж, — прошептала она. Все находящиеся в комнате замерли и вновь обратили своё внимание к Мэри. Начали разглядывать её по-новому, будто искали какой-то подвох. Повисла немая тишина. В воздухе витало странное напряжение, которое не чувствовала только девушка. — Нам очень жаль, прости, — выдавил Ллойд. — Может, ещё виски? — он поднял бутылку. Мэри едва заметно кивнула. Получив ещё один стакан напитка, девушка неспешно его допила. Ещё какое-то время она просто сидела и отстранённо смотрела на стену. Вслушиваясь в тихую музыку, разговоры вполголоса и ленивое цоканье стеклянных кружек, Мэри сложила руки на столешнице и склонила к ним голову. — Это я, — прошептала Мэри и закрыла глаза.***
Приятный мотив какой-то старенькой, всем известной песни разбавляет тишину ночного леса. У обочины дороги неподвижно стоит одинокий автомобиль, а света его фар вполне хватает, чтобы сделать пространство вокруг видимым. Темноволосая девушка стоит рядом на влажной траве и смывает с рук кровь, поливая на них водой из бутылки. Зелёный свитер с глубоким вырезом открывает чуть выступающие ключицы и тонкую бледную шею, усеянные маленькими красными каплями — всего лишь брызги, последствия удавшейся на славу работы. Тёмно-бурые, едва вьющиеся волосы небрежно спадают на плечи, и девушка аккуратно собирает их в неряшливый пучок на самой макушке, чтобы не запачкать. Она берёт лопату, что сама же поставила у соснового ствола, и смывает кровь смешанную с землёй с её полотна. Аккуратно обходит пару кровавых луж на асфальте и закидывает инструмент в багажник, предварительно протерев деревянную рукоять тканью свитера. Девушка присаживается на корточки у заднего колеса машины. Тонкая струйка крови торопливо стекает в лужу, а отрубленная голова, из шеи которой сочится вязкая жидкость, бездвижно лежит в барабане колеса. Девушка мягко улыбается уголками губ, немного грустно вздыхает. Проводит пальцем вниз по левой скуле, касается подбородка, поднимается к побледневшим губам. Каштановые волосы растрёпаны, испачканы кровью своего же обладателя. Девушка подносит руку к холодному лбу и опускается ниже — к открытым, чуть помутневшим голубым глазам. Большим пальцем она проходится по высыхающему белку, чуть надавливает. Мягкое вещество ещё приятно пружинит, только разжигает появляющийся интерес. Девушка надавливает сильнее, ногтями непроизвольно царапая роговицу. Протискивает длинный пальцы под тонкую кожу век, обхватывает яблоко, словно берёт щепотку соли, желая посолить суп. Под мягкими подушечками оно проминается, напрягается, стараясь вытолкнуть, неприятно скрипит, как до блеска намытая посуда. Девушка тянет — всего лишь пробует — и усмехается, когда яблоко неохотно поддаётся. Она тянет смелее, прикладывая столько силы, сколько требуется, чтобы разорвать его связь со стенками глазницы. И девушка улыбается шире, когда в её руке оказывается чудесный, пусть неживой, глаз. Радужка не блестит, а белок уже пачкается свежей кровью с тонких пальцев. Кожистые ниточки, раньше связывающие яблоко с теперь уже пустой, источающей лишь струи крови глазницей неприятно скользят по ладони, и девушка с радостью избавляется от них. Она подносит глазной шарик к лицу и оценивающе смотрит. Не спеша крутит в ладони, хочет разглядеть со всех сторон. Девушка коротко вздыхает и подбрасывает яблоко в воздух, тут же ловя его другой рукой, аккуратно прячет в карман — на память. Она печально смотрит на голову: перерубленная лопатой шея скоро начнёт гадко пахнуть, местами мелкие шматы мяса — всего лишь неуверенные удары, неточные попадания — висят на ней только благодаря тонким кожистым прожилкам; лицо бледное, какое и полагается иметь мертвецу, и только дыра лишенной яблока глазницы кроваво зияет на нём. — Вот и всё, Эрл,— девушка улыбается и тянет руку к волосам мужа, поправляет выбившийся из общей копны локон, — Вот и всё.