Белый конверт

-Это всего лишь фансервис, хен. Пойми это, наконец, и отъебись.- грубо бросает Лухан и быстро уходит из комнаты. -Я знаю, гэ, знаю,- шепчет Минсок, глядя на закрытую дверь, и мягко улыбается. Он сам все прекрасно понимал, но надежда все еще теплилась в груди. За столько лет на небе стало меньше звезд, чем ран в сердце парня. И зная, что хеппи-энда не будет, Минсок продолжал верить в чудо. Такое светловолосое, со строптивым характером и теплыми руками чудо. Тело бьет крупная дрожь, но разум чист, поэтому парень садится за стол и начинает писать. Периодически он тяжело вздыхает, вытирая наступившие слезы и, проглотив комок в горле, вновь берется за работу. Спустя час кропотливой работы, письмо написано и, запечатав в конверт, Минсок припадает губами к бумаге и, оставив пару быстрых поцелуев, шепчет: - Поверь мне, прошу, дай еще шанс, Лулу. Настенные часы пробивают полночь. У Минсока на секунду замирает сердце, но он все-таки оставляет маленький конверт на журнальном столике и тихонько уходит в пустоту, моля всевышнего о помощи. Вскоре в комнату вваливается Лухан и усаживается в кресло, попутно цепляясь взглядом за письмо. Пятое чувство отчаянно вопит, призывая не читать его, но чисто олений интерес перевешивает, и парень погружается в чтение. „Лулу, ты ведь всегда знал, что я люблю тебя, да? Я говорил это тебе сотни раз, шептал в потную кожу, кричал лежа под тобой, а ты лишь хрипло смеялся и просил меня заткнуться. Сейчас ты все спихиваешь на фансервис, но ведь это ложь. Помнишь, как мы сидели ночью возле двери тренировочного зала, зная, что вставать через полтора часа. Как целовались на лестничной площадке, прижимаясь, друг к другу как можно крепче, боясь прервать момент? В такие минуты у меня просыпалась мысль, что может и неплохо умереть вот так вот от передозировки любовью и тобой. И поверь, это была бы самая сладкая смерть для меня. Мне всегда было мало тебя, хотя я этого не говорил. У нас не было секса, мы занимались любовью. Творили, что-то невероятное и сказочное. Вот только ты после этого волшебства вытирал руки о простыню и молча, отворачивался, засыпая. Мне оставалось стыдливо прикрывать наготу руками и, шлепая босыми ногами по полу, идти в ванную смывать нашу ночь с кожи. Но ты ведь никогда не был со мной холоден, гэ. Мы часто кормили с тобой голубей с рук и ходили в кино, садясь на первых рядах, ломая всю систему о местах для поцелуев. Господи, а как ты целовал меня. Настырно, прикусывая губы до крови, не давая вздохнуть лишний раз. Выпивал до дна, подобно дорогому бургундскому вину сорокалетней выдержки. Помнишь, как я решил начать курить, а ты отобрал у меня сигарету и впервые показал, что такое цыганский поцелуй. Потом у меня еще долго кружилась голова, и болело горло, но это был чистый кайф, Лулу. Я не знаю, что произошло, и почему той ночью ты сказал, что ничего не чувствуешь. Я не верю, что был твоей шлюхой, потому что им не улыбаются так нежно. Не гладят по рукам, целуя в затылок. Завтра будет 2 года, как мы вместе, гэ. И я готов начать все сначала, а ты? Оставь это письмо на столе, и я приду к тебе ночью, чтобы дать старт нашему будущему. Прошу, дай шанс, и я стану лучше лишь для тебя. Навеки твоя шлюха.” Дочитав последние строчки, Лухан невесело улыбается и, достав из ящика зажигалку, сжигает несчастный кусочек бумаги. А потом идет к окну курить, попутно набирая сообщение Сехуну, желая уснуть в его объятьях этой ночью.