108 ударов

      Во всём доме было темно – единственным источником света являлся телевизор в комнате Аомине. Сам же Дайки лежал в постели, закутав ноги в одеяло, и лениво щёлкал каналы под звук своего почти непрерывного кашля. Вместо футболки, которую он обыкновенно носил дома, на нём была мешковатая трикотажная водолазка с открытым горлом, а шея была закутана в тёплый шарф. Рядом с кроватью стояла тумба с пустой кружкой и блистерами лекарств от простуды, а также бутылочка воды. Вот тебе и Новый Год. Встречай, Дайки.       После очередного приступа саднящего горло кашля, во время которого пульт в руке трясся так, что чуть не выпал из неё, Аомине, держась за горло, откинулся на подушки и вымученно уставился в окно, уже наплевав на телевизор. Родители уехали праздновать к родственникам, оставив его больного здесь, потому что иначе он перезаразил бы там всех, включая своих мелких двоюродных братьев и сестрёнку. Дайки всё понимал, к тому же, семья редко собиралась вместе, а сегодня знаменательный день – минут, эдак, через пятнадцать наступит Новый год. Но чёрт... Как же он ненавидел болеть!       Внезапно Дайки услышал скрип входной двери и затем – подозрительный грохот.       – Мам, пап? – просипел он грубо и тут же поморщился – такого отвратного голоса он доселе не имел.       Но никто не отозвался, да и свет со стороны прихожей не включился. Насторожившись, Дайки выключил звук у телевизора и решил подняться и посмотреть, в чём дело, но был мгновенно остановлен своей болезнью. А когда кашель утих, и Дайки поднял голову, сморгнув выступившие слезинки в уголках глаз, то увидел перед собой... американского Санту.       – Хоу-хоу-хоу! С Наступающим, больной!       Аомине снова кашлянул, но на этот раз как-то нервно.       – Что за...? Ты в чём вообще припёрся, Бакагами? У тебя все дома? – снова просипел он, устало хватаясь за пульт и возвращая телевизору способность вещать.       На Тайге были почти все атрибуты современного Санты-Клауса: шапка с белым помпоном, накладные усы и борода, красная куртка с золотистыми пуговицами, красные штаны, чёрный кожаный ремень и такие же ботинки с заклёпками. В руках сейриновца, одетых в белые перчатки, красовалась немаленькая коробка, обёрнутая синей блестящей упаковочной бумагой.       – Это мне родители прислали, – усмехнулся Тайга. – Я красавчик, правда?       – Да, прям вылитый Мисс Америка этого года.       Тихо скрипя ботинками, Тайга протопал до Дайки и положил ему на колени коробку, а сам с довольным видом присел рядом.       – Открывай.       Выгнув бровь, Аомине всё же принялся лениво распаковывать подарок.       – А ты что тут вообще делаешь? Не помню, чтобы давал тебе ключи.       – А ты думаешь, родители так легко оставили бы тебя одного? Ага, сейчас. Я их насилу уговорил: сказал, что все друзья придут, и тут праздновать будем, тебя веселить.       – А все придут? Или тупо отмазка?       – Ты точно больной.       – Хах, ну, даёте же вы... Эм, Тайга...       – Да-да?       – Улетай обратно в каминную трубу, грёбанный Санта, пока я не вмазал тебе за твой подарок.       Аомине извлёк из коробки ободок с большими пластиковыми оленьими рогами, к концам которых были подвешены резиновые баскетбольные мячи.       – А что тебе не нравится? – попытался спокойно спросить Тайга, но смех в голосе не заметить было невозможно.       – У меня сейчас вообще нет настроения шутить, если ты ещё не понял.       Не обращая внимания на синие глаза, метавшие молнии в его сторону, Кагами поднялся, забрал рога и, еле сдерживая смех, заботливо нацепил их на голову Аомине, застывшему будто изваяние с таким же каменным выражением лица.       – Это делается... так. Видишь, всё просто. Гм... Тебе, между прочим, идёт, – кивая, заявил Тайга с самым серьёзным лицом, на которое оказался способен. Но похрюкивание сдержать не удалось. – Чёрт, я должен это сфоткать, ахаха!       – Я убью тебя.       Но не успел Аомине приступить к исполнению задуманного, как вновь вернулся кашель, на время отступивший с появлением Кагами. И на этот раз Дайки страдал в одеяло минуты три кряду, да ещё так, что Тайга не на шутку забеспокоился.       – Эй, ты как? – сдвинув брови, спросил Кагами и, стянув накладную бороду с усами под подбородок, склонился над измождённым Аомине, с которого слетели дурацкие рога и даже шарф на горле немного размотался. – Ты так побледнел, тебе плохо? Температуры нет, вроде...       – Нормально, – прохрипел Дайки и, вцепившись в руку Тайги на своём лбу, быстро потянул его на себя, заставив потерять равновесие и упасть прямо к себе в объятия.       – Знаешь, ты самый ненормальный олень в моей упряжке, – тихо констатировал Кагами, оправившись от внезапного падения.       – Я единственный у тебя, дедуля.       Они оба усмехнулись, правда, у Аомине это вышло немного вымученно, и Кагами перекатился на вторую половину кровати, чтобы не сплющить больного. Но Дайки не выпустил. Прозвенел первый удар колокола.       – С Новым годом, Ахомине, – прошептал Тайга.       – С Новым годом, Бакагами.       Ухмыляясь, Дайки стянул с него красную шапку, отбросил в сторону и, запустив пальцы в топорщащиеся во все стороны волосы, прижался к его тёплым губам своими.       Всё-таки поцелуи Бакагами лучше любых лекарств.       – Как думаешь, эти чудесные придурки скоро объявятся? – негромко спросил Тайга, стряхнув с ног ботинки и забравшись под одеяло к Аомине, когда колокол пробил уже более десяти ударов.       – Откуда я знаю, это ты их звал, нет?       – Да уж... Но я предпочёл бы встретить первый в этом году рассвет* только с тобой. Так что пусть не появляются вообще...       Они целовались всё время, пока бил колокол, и ни один не желал останавливаться и вылезать из постели. Но традиции есть традиции, поэтому сто восьмой удар они встретили возле кадомацу* на крыльце, радуясь вместе со всеми соседями Аомине, которые тоже высыпали на улицу. Со смехом прислонившись к стене, Дайки, одетый в тёплую куртку, вдруг подумал, что от одной пагубной страсти его не освободят никакие колокола. И эта страсть сейчас стояла рядом в костюме Санты, но без шапки и бороды, с дурацкой лыбой на лице и смехом в карминовых глазах.       И даже несмотря на ненавистную простуду, это был один из самых лучших Новых годов в его жизни.