Общага ( рабочее название)

» My lover's got humour, She's the giggle at a funeral, Knows everybody's disapproval, I should've worshipped her sooner. If the Heavens ever did speak, She is the last true mouth piece. Every Sunday's getting more bleak, A fresh poison each week. We were born sick, you heard them say it, My church offers no absolutes, She tells me 'worship in the bedroom'. The only heaven I'll be sent to Is when I'm alone with you, I was born sick, but I love it, Command me to be well … « — У тебя отвратительный будильник, тупая птица, — в законный выходной открывать глаза раньше полудня не было никакого желания. — Ку-фу-фу, ты как всегда утром очарователен и добр, — крупные пальцы пробежали по обнажённой коже плеча, застывая на пару мгновений, чтобы ощутить тепло расслабленного тела. Ветер играл с белоснежными парусами штор, врываясь в просторную комнату Молодого господина через открытые нараспашку балконные двери. Крокодайл прикрыл глаза, позволяя любовнику продолжать незамысловатую ласку «No masters or kings when the ritual begins, There is no sweeter innocence than our gentle sin, In the madness and soil of that sad earthly scene, Only then I am human. Only then I am clean. Amen. Amen. Amen » Рука невесомо соскользнула с плеча, плавно сползая на грудь. Белоснежные зубы легонько сжали кожу у основания шеи, чуть надавливая. — Пока не выключишь это недоразумение, ни о каком продолжении можешь не мечтать, — Сэр слегка усмехнулся, абсолютно не препятствуя действиям Донкихота. «Take me to church, I'll worship like a dog at the shrine of your lies. I'll tell you my sins so you can sharpen your knife. Offer me that deathless death Good God, let me give you my life…» — Она тебе не кажется хоть каплю символичной? — фыркнул Дофламинго, зализывая место укуса, и с удовлетворением ощущая, как по желанному телу прошла лёгкая волна дрожи, когда он задел соски. — Она мне кажется столь же бессмысленной и надоедливой, как тот, кто её выбрал, — в хриплом голосе было достаточно сарказма, чтобы убить небольшое животное. — Не замечал у тебя любви к таким вещам, — ладонь накрыла кубики пресса, а ногти легонько царапнули впадинку пупка. — Не помню, чтобы утверждал такого, — правая рука Крокодайла легла поверх блуждающей по его животу кисти, останавливая. — Но ты же решил откликнуться на моё приглашение, — Дофламинго приподнялся на локте, нависая над брюнетом и слегка склоняясь. — Это является недостаточным аргументом? Тонкая линия шрама, перечеркнувшая переносицу и почти всю остальную верхнюю часть лица, стала глубже, когда профессор слегка поморщился. Сложно было отказать наглецу, ввалившемуся в середине его выступления на Археологической ассамблеи в Бергене и заявившему, что если выступающий не окажется через пятнадцать минут на борту его самолёта, то он сравняет с землёй эту груду исторически значимого мусора и попадающих под это определение присутствующих. Сэр даже не двинул бровью на это громкое заявление, продолжая озвучивать результаты своих исследований. И лишь после завершения речи позволил увести себя под возмущенные вопли остальных присутствующих. Тонкие губы коснулись края шрама и скользнули по скуле к переносице. Зафиксированная рука продолжила своё движение ниже, не сбрасывая лежащий сверху груз. Тонкая сеть морщинок разгладилась, когда лицо Крокодайла вновь стало расслабленным. Жар тела тупой птицы, прохлада его ладоней на бёдрах, яд его поцелуев — сейчас были довольно редким лакомством, чтобы продолжать столь любимую некоторыми болтовню в постели. Дофламинго стало слишком много, чтобы нормально дышать и дальше придумывать ответы на его глупые вопросы. Когда они смогли в изнеможении немного откатиться друг от друга, собирая прохладу простыней разгорячённой кожей, улицы Флоренции готовы были запылать от жара полуденного солнца. Дофламинго, улыбаясь как сытый кот, наслаждаясь приятной истомой тела и оседающими в памяти хриплыми стонами лежащего рядом мужчины, дотянулся до небольшого колокольчика в изголовье кровати. На кроткий звон немедленно материализовалась в комнате девушка в форме горничной, низко кланяясь и старательно отводя глаза от происходящего под широким балдахином. — Принеси нам кофе и чего-нибудь перекусить. — Как прикажете, Молодой господин. — Приём пищи в постели — не лучшая идея, — проворчал Крокодайл, сейчас невероятно похожий на сытое животное, давшее ему фамилию. — Сегодня это меньшее, что должно беспокоить тебя, — хозяин поместья, в котором они так бурно проводили это утро, а до этого и ночь, откинулся на подушки, закидывая руки за голову. — Молодой господин, — стук в дверь вырвал из лёгкой дремоты. — Я занят, — взгляд переметнулся на Сэра, сидящего на краю кровати и застёгивающего рубашку. — Если не приближается Апокалипсис, меня нет до зав… послезавтра. — Молодой господин, — в щёлочке приоткрывшейся двери появилась сопливая физиономия одного из его помощников — Тревола, — для вас срочное сообщение от Гладиуса. Он желает с вами поговорить по закрытой линии. — Я сейчас буду, — блондин, лениво спустил длинные ноги на прохладный пол, нашаривая рядом со спальным местом бриджи, носимые исключительно по причине возникающего при виде этой тряпки бешенства Крокодайла. — Разве тебе не подошёл мой подарок? — нервно шёлкнул на запястье браслет Ролекса, выдавая ярость брюнета. — Его шили на заказ. — Он будет идеален, как и твоя персона в антураже лучшего ресторана этого города сегодня вечером, — загорелые руки, скользнули под рубашку, подошедшей слишком близко «жертвы», касаясь бледной кожи, чуть выше границы застёгнутого ремня брюк. — Подготовь мне место. Мне надо работать, — крюк подцепил неуместную конечность, отводя её как можно дальше. — Малый кабинет как всегда в твоём распоряжении, — горестный вздох. — Велю сопроводит тебя. — Я знаю дорогу. Мокасины нашлись глубоко под кроватью. Как они там оказались, было ведомо одному только бесу. Отчаянно зевая и по привычке сутулясь, Дофламинго покинул пределы спальни и двинулся на третий этаж. Произошло что-то из ряда вон выходящее, раз Гладиус решил побеспокоить его в такую рань, если учитывать разницу в часовых поясах. Кожаное кресло мягко обняло спину, а столешница восемнадцатого века нырнула под ноги. Маленький каприз, замешанный на большой ненависти. Ничего особенного. Трубка радиотелефона валялась рядом, мигая сигналом принятого вызова. — Я слушаю. — Добрый день, Молодой господин, — голос Гладиуса был искажён, приобретая металлические нотки. Досадная мелочь, но что поделаешь, кое-что спецслужбам не знать было полезно для крепкого сна и сохранения должности, — у меня для вас срочные новости. — Докладывай, — зевая, разрешил Джокер. — В Токио уничтожен склад с партией оружия, которую мы доставили Капоне Беку. Акция организована одним из молодых криминальных авторитетов Синдзюку — Юстасом Капитаном Кидом. Дофламинго промолчал, расплываясь в широкой улыбке — первом признаке неконтролируемой ярости. — Капоне разорвал договор, сохранив у себя неустойку, но теперь спрос на наше оружие упал по сравнению с поставками Рыжего… — Уничтожить налётчиков, — трубка хрустнула в побелевших от злости пальцев. — Что с грузом, который должен прибыть послезавтра? — Мы усилили охрану и подготовили другой док. И ещё… — Я прибуду в Токио через неделю, — Джокер доверял своему представителю в Токио, но расслабляться было рано. — К Аукциону всё готово? — Завершаем последние приготовления. — Жду доклада о ликвидации налётчиков не позднее завтрашнего утра. — Так точно, Молодой господин. Но есть ещё кое-что, — из-за помех на линии понять собеседника было трудно. — Что же? — Вместе с Капитаном был Ло. Джокер замер, переваривая информацию. — Это точно? — Без сомнений. Я убедился в этом лично, — звук стал чётче. — Он как-то связан с напавшими на склад парнями. — Значит, этот паршивец жив, а вместе с ним и…, — Джокер радостно заржал, чувствуя как в руки ему плывёт большой куш. — Гладиус, свяжись с членами семьи, присутствующими на территории Японии. Через два часа мне нужна вся доступная и недоступная информация на Капитана и Ло. Мне захотелось поиграть. — Есть. Дофламинго швырнул радиотелефон на стол, слегка безумно улыбаясь. Ло… Этот сопляк и поддерживающие его ублюдки нанесли ему десять лет назад нехилую пощёчину. И другую щеку он подставлять не намерен. Глаза за очками зло блеснули. Тогда он проглотил обиду и покинул страну, но забыть предательства так и не смог. Теперь у него появился прекрасный шанс уничтожить всех, кто был втянут в те события. Иногда ему хотелось поверить в существование высших сил. Игра должна была получиться занимательной. * На будильнике у Дофламинго стоит песня Hozier - Take Me to Church. Перевод прилагаю. У моей любимой есть чувство юмора, Она, как смешок на похоронах — Ей знакомо всеобщее неодобрение. Мне нужно было воцерковить её раньше, Если небеса когда-нибудь вещали, То она их последний настоящий глашатай. Каждое воскресенье мрачнее предыдущего, Новая порция каждую неделю. "Мы родились больными", — слышишь ты от них, Моя церковь не предлагает отпущения грехов, Она велит: "Молись в опочивальне". Единственный рай для меня — Оставаться наедине с тобой, Я родился больным, но мне это нравится, Вели же мне исцелиться. С началом ритуала не остаётся ни господ, ни королей, Нет ничего невиннее нашего милого греха, В безумии и грязи этой земной сцены — Только тогда я человек, Только тогда я чист. Аминь, аминь, аминь! Отведи меня в церковь, Я буду служить, как собачка, перед святыней твоей лжи. Я поведаю тебе свои грехи, так что можешь точить нож, Предложи мне бессмертную кончину. Боже, позволь мне вверить тебе свою жизнь.