take me to church.

я родился больным, но мне это нравится, вели же мне исцелиться. аминь! аминь! аминь!

«отведи меня в церковь» - Бриттани умоляет, вцепляясь обгрызенными практически под корень ногтями в подол черного, как вороново крыло, одеяния. Сестра Лопез – ангел Божий – присаживается перед несчастной на колени и обводит длинными тонкими пальцами контур ее осунувшегося лица. У сестры Лопез ногти, тщательно вымоченные в ацетоне, все еще хранят на себе осколки темно-красного лака. У сестры Лопез под наглухо застегнутым монашеским платьем – кроваво-красное кружевное белье, растекающееся по смуглому подтянутому телу яркими пятнами, пропахшими ржавчиной. У сестры Лопез в личном экземпляре Библии аккуратно вырезано отверстие, в которую отлично помещается пачка лаки страйка. Сестра Лопез каждый вечер топит четки в стакане с виски и льдом, вместо молитвы отсчитывая на холодных бусинках кэшевскую «Когда Он придет». Сестра Лопез учит Бриттани делать колечки из сигаретного дыма, целоваться с языком и молиться в опочивальне. Когда голова Бриттани исчезает между ног сестры Лопез, ее глаза застилает черной пеленой, но Бриттани не может этого видеть – ее неокрепший разум поглощен чем-то, от чего впадают в эпилептический транс все без исключения дамы младшего, среднего и пожилого возраста. Когда они встретились, жизнь в психиатрической клинике с длинным и ломаным названием протекала в привычном для этого места ключе. У Бриттани были здесь друзья – она позволяла им вылизывать себе шею и называть выдуманными именами. Тут был зеленоглазый и кучерявый Блейн, с лицом растерянным и испуганным, как у брошенной собаки. Блейн любил мастерить из цветной бархатной бумаги розы для своего жениха, Курта. Курта не было, как не было свадьбы, домика в Нью-Йорке и собаки, была только шизофрения, но лицо Блейна было таким удушающе-умиротворенным, когда он собирал из мертвых бархатных роз букеты или вырезал имя любимого на своих ладонях пружиной, умело выкрученной из кровати. Тут была Куинн, со своими вечно растрепанными соломенными волосами и пластиковой детской диадемой на голове. Каждое утро Куинн приходила на завтрак прихрамывая, неловкими движениями пытаясь спрятать синяки, испещряющие ее шею всеми оттенками зеленого и синего. На шее у Куинн целая карта мира – здесь Австралия, а там – Италия, а местные санитары просто не могут обойтись без того, чтобы не шлепнуть ее по заднице, проходя мимо, или не зажать в темном чулане со швабрами, грубо сжимая и царапая мозолистыми руками маленькую белую грудь. У Куинн выбита пара зубов, а иногда она плачет на плече у Бриттани, оставляя на плече у той липкие кровавые разводы. Куинн боится своего отражения, потому что видит в зеркале уродливую старуху с пустыми глазами и дешевой пластиковой диадемой в запутанных выцветших волосах. Когда в игровую комнату входит сестра Лопез, звуки теряются, словно бы поглощенные вакуумом. Она ставит на стол старую музыкальную шкатулку и низким медовым голосом говорит о том, что хочет сделать это место домом. Бриттани слабо верится в это, но когда она приходит на персональную встречу, сестра сидит на столе в расстегнутом платье и курит. Она оставляет на узких плечах Бриттани несколько сухих отпечатков руби ву и называет ее своим ангелом маленькой смерти и кодеиновых картин. Бриттани сходит с ума окончательно и бесповоротно – настолько, насколько вообще может сойти с ума пациент психиатрической клиники. Каждый вечер, закладывая голубую таблетку под язык, Бриттани думает о том, как выберется из своей палаты с обшарпанными холодными стенами и прокрадется в пристроенную к больнице церквушку, где ее ожидают влажные прикосновения языка к шее, собственнические укусы и поцелуи с привкусом табака и алкоголя. Кровавая и нахальная, но, клянусь, что вкус сладок. Бриттани называет сестру Лопез Сантаной, а та с хриплым смешком поправляет: «Сатана». Однажды Бриттани кожей ощущает чье-то присутствие в тот момент, когда ярко намазанные помадой губы сестры Лопез прокладывают влажную дорожку от ее груди к животу, и ниже. Она просит сестру Лопез остановиться, но та лишь прикусывает нежную кожу с какой-то ожесточенной силой, выплевывая куда-то в сторону: «Здесь только Я». После этого случая невидимые черные глаза следят за Бриттани каждую секунду ее существования: подъем, душ, завтрак, игровая комната, душ, отбой, встреча с сестрой Лопез. Во время встреч за украшенным витиеватой резьбой алтарем ощущение слежки достигает своего апогея: иногда Бриттани чувствует чужое дыхание на своей шее, от которого волоски на коже встают дыбом, иногда голос сестры Лопез становится отвратительно низким, словно бы кто-то напихал в рот ваты, а иногда сестра Лопез шепчет в выемку между ключицами странные слова на латыни. Черные глаза без белков и зрачков, не моргая, смотрят на Бриттани, не позволяя сделать лишнего вдоха, не давая даже секундной форы. Когда пропадает Блейн, в больнице начинается паника, но сестра Лопез хрипящим голосом просит всех успокоиться и разойтись по своим комнатам. Бриттани нужно кому-то выплакаться, ведь Блейн – друг, а Куинн сейчас трахают два громилы-санитара в облюбованном ими чулане со швабрами, поэтому она, наплевав на запреты, вырывается из внезапно ставшей такой узкой и тесной больницы, направляясь в церковь, к их алтарю. У алтаря сестра Лопез в красном кружевном белье и с сигаретой в зубах сливает в золотой кубок с впаянными в него рубинами кровь из вспоротого горла Блейна. Из уголка губ по подбородку стекает алая капля. Бриттани кричит, а вокруг все алое, алое, алое, но сестра Лопез поднимает глаза и растягивает губы в безобразной, пластиковой, кукольной улыбке. Черные глаза смотрят с лица сестры Лопез, проникая в самую душу, вспарывая грудную клетку и вынимая все еще бьющееся сердце неморгающим рентгеновским лучом. Бриттани бежит прочь, а голос Сантаны в голове шепчет о том, что ее церковь не предполагает отпущения грехов. Голос Сантаны зовет, умоляет, приказывает, за спиной слышатся шаркающие тяжелые шаги, и Бриттани понимает, что бежать некуда. Узкий проход между лавочек в церкви становится бесконечно длинным, Бриттани бежитбежитбежит вот уже целую вечность, но тонкая шершавая ладонь никак не может дотянуться до круглой позолоченной дверной ручки. Шаги становятся громче, оно догоняет, но Бриттани все еще пытается. Выбиваясь из сил, Бриттани оборачивается и видит старуху с пластиковой диадемой в запутавшихся седых волосах красными губами и черными глазами она тянет к ней жилистые руки с заостренными темно-красными ногтями иди сюда Бриттани давай поиграем Бриттани ты такая с л а д к а я Бриттани. Бриттани в последний раз делает вдох и слышит внутри своей черепной коробки смех. На ее голову ложится терновый венок, а мир взрывается, потому что пистолет – правая рука Дьявола. Старуха с черными глазами и протянутой рукой исчезает, оставляя в крошечной церкви два залитых кровью тела и недокуренную сигарету. «отведи меня в церковь». *** - Юные леди, в нашем монастыре новенькая – сестра Сантана Лопез. Надеюсь, вы окажете ей по-настоящему теплый прием. Черные глаза оглядывают помещение, выхватывая среди толпы одинаковых девушек, затянутых в тугое монашеское платье, худощавую фигурку с оленьими глазами и пухлыми, чуть трясущимися губами. Кажется, настоятельница называла ее сестрой Берри. Вечером сестра Лопез учит сестру Берри целоваться с языком и предлагает попробовать опиум. Старуха в черном кружевном платье растягивает провал рта в беззубой улыбке и прячется за углом.