Чужие условия

Принять чужие условия – это все равно, что проиграть. Генджи всегда считал именно так. Всегда. Ровно до того момента, как он встретил Идзаки. Этот невероятный парень заставлял его стереотипы и жизненные принципы выгорать, словно спички. Сначала отметелил его до полусмерти, а потом сам же и пошел за ним. Проигрывал, чтобы победить. Вступал в игру на чужих условиях, но перехватывал инициативу и оборачивал все к своей выгоде. Прогибался, чтобы стать сильнее. И схватывал удар. Вместо него. Идзаки сбежал из больницы. С этой новостью к нему притащился Макисе, который был отправлен за информацией о состоянии боевого генерала, загремевшего на больничную койку после столкновения с какими-то мудаками на темной улице. Ушлепок. Генджи слышал, что рыжему полководцу порядком досталось, вроде как его отмудохали арматурой… Такия уже отдал приказ найти того, кто посмел напасть на GPS. И вкатать в асфальт. Причем ресурсы отца тоже были задействованы. Никто не смеет трогать то, что принадлежит ему. Сам он отправился на поиски пропавшего лиса. Он уже обыскал много мест и теперь открывал дверь забегаловки, где когда-то Шун учил его играть в дартс. Как оказалось – не прогадал. Бледный Идзаки сидел на диване с неестественно прямой спиной и пил что-то из высокого стакана. На его лице не было ни царапины. Даже костяшки пальцев не сбиты. Генджи замер на пороге, разглядывая своего блудного лиса. - Ну и что за херня? Шун очень медленно поднял голову. Во взгляде – неприкрытая вина. Такие это совсем не понравилось. Что случилось? Идзаки бывал бит и похуже, но никогда его хитрого генерала не было такого взгляда, словно он виноват во всех бедах гребанного мира. - Я попался, как идиот, - Шун опустил взгляд обратно в стакан, - девчонка… Налетела на меня в темноте, сказала, что ее подругу пытаются изнасиловать. Генджи знал, как работает этот развод. Но не бросишь ведь женщину в беде… - Я был готов к тому, что все это подстава, - щека Идзаки дернулась, - но чтобы так… - Что они с тобой сделали? – Генджи сжал кулаки, опасно наклоняя голову вперед. Он обязательно узнает, кто это был. Найдет и уничтожит. Никто не смеет прикасаться к его людям. К его человеку. К его лису. Шун молча кивнул в сторону неприметной двери, медленно поднялся и, бросив несколько купюр на стойку рядом с заслушавшимся хозяином, направился к ней. Они не раз использовали эту комнатку для того, чтобы уединиться и насладиться друг другом или поговорить о планах покорения школы. Знакомая кровать от стенки до стенки, застеленная белыми простынями, большое зеркало на стене, низкий стол с пепельницей, старая стерео-система. Генджи неплохо приплачивал хозяину, чтобы комната содержалась в чистоте. Грязи ему хватало и в остальном мире. - Это был хлороформ, - взявшись за край просторной футболки, проговорил Шун, глядя себе под ноги, - как только я завернул за угол, мне ткнули этой вонючей тряпкой в лицо. Очнулся уже в каком-то подвале… Такия видел, как тяжело дается рассказ его лису, но с сочувствием не лез и не перебивал. - Даже не подрался. - Да… я даже не подрался. Меня связали и… Смотри сам, короче… - Шун стянул через голову черную тряпку и повернулся спиной к своему предводителю. У Генджи закружилась голова, и он с отчаянным воплем всадил кулак в стену. - Кто? – прорычал Такия, не поднимая взгляда на Шуна. - Как будто непонятно… - Кто именно? - Такамото. - Больше… ничего? - А тебе этого мало? - Я убью его. - Генджи… - Сделаю с ним то же самое и убью. - Не неси чепухи. - Заткнись нахрен! Я не позволю никому… - Сделать мне больно? В голосе Шуна звучит насмешка. Это отрезвляет. Наконец, он повернулся к своему лису и серьезно кивнул. - Только убивать не обязательно. Достаточно с него будет и того подарочка, что он передал тебе… через меня. Не бери на себя чужие смерти. Мне это не нравится. - Много пиздишь, - Генджи шагнул к Идзаки, вновь разворачивая его к себе спиной, - почему не зашили? Ты же был в больнице… - Я не дался. - Что? - Терпеть не могу иголки. - Но это же пиздец! - Заживет. - Идзаки… - Мне даже нравится. Шрам останется занятный. Такия мрачно окинул взглядом мощную спину Шуна. Из-за крови различной степени свежести не было видно всей картины. Генджи мог разобрать только свое имя, выведенное чем-то широким и тупым… как заостренная арматура. - Что… - Для Генджи с любовью, - фыркнул Идзаки, передергвая плечами под его пристальным взглядом, - они знают. Мы плоховато скрываемся. - Ты чертов псих, Идзаки, - прохрипел Такия и отнял у своего лиса тяжелую от крови футболку, - нравится ему… Какие же суки… Ты должен был остаться в больнице. - Это всего лишь царапины. - Сколько крови ты потерял, идиот? - Не кипишуй. Все нормально. Это капиллярная. Раны рваные. Заживут, как нехуй делать. Скоро снова… - Прости меня, - неожиданно для себя Генджи согнулся в низком поклоне, прости меня, Шун. - Заткнись, - польщено усмехнулся Идзаки, - жаль, что моя спина не будет нравиться тебе так, как раньше. - Что? Нет… - Нет? Ты видел, что там теперь? - Там мое имя, - Такия решительно выпрямился и подошел вплотную к своему лису, - теперь она нравится мне гораздо больше. - Послушай, - лис, наконец, нашел в себе силы, чтобы снова встретиться с ним все тем же виноватым взглядом, - это ты должен меня простить. Это я был слаб и позволил сделать с собой это… - Ага, а когда тебя отпиздил Токаджи, ты сказал, что с лестницы пизданулся. - Я серьезно. Ты не должен брать эту хуйню на себя одного. Я тоже виноват. - А ну ложись, - Такия первым двинулся к постели и сдернул с нее одну из простыней, прикидывая степень ее чистоты. - Генджи, не сейчас. - Заткнулся нахуй и лег, - с каким-то странным спокойствием ответил Такия и отправился в примыкающую к комнате ванную. Когда он вернулся с кучей порванных на ленты мокрых и сухих тряпок, Идзаки уже лежал на огромной кровати лицом вниз. На белой простыни уже светились алые пятна Спина его подрагивала. Наверное, это было, пиздец, как больно. Но вряд ли эта боль могла превзойти то, что творилось сейчас в душе главного ворона. Рухнув на постель рядом со своим генералом, Генджи без предупреждения коснулся мокрой тряпкой разгоряченной от боли кожи. Идзаки выгнулся и застонал, да так, что у Такии перед глазами потемнело, а в штанах стало тесновато. Приказав себе не сходить с ума, Генджи вновь коснулся истерзанной спины, смывая с нее кровь. Шун зажал зубами уголок подушки и терпел. Но оттого, что все мышцы на долбанной прекрасной лисьей спине были напряжены, раны снова принялись кровоточить. Такия замер, когда увидел, как иероглифы, складывающиеся в его имя, набухли от свежей крови. Сердце пропустило пару ударов, и короля Судзурана бросило в пот. Недолго думая, он склонился и приник губами к относительно непострадавшему загривку своего лиса, за что получил волну дрожи и глубокий от удовольствия и неожиданности стон. - Расслабься. - Сука ты, Генджи… - Скажи еще, что тебе больно… - Я бы на тебя посмотрел. - Хочешь, я вырежу твое имя у себя на груди? – Генджи провел языком по позвоночнику Шуна, по пути задевая алую сетку вновь выступившей крови, - На спине не получится, скорее всего. - О, даа… но не сейчас, сейчас давай просто… - Ты теперь мой, - тело под ним дернулось, словно от электрического разряда, - На тебе, блять, написано, что ты теперь мой. И если какое-то хуйло к тебе прикоснется, я оторву ему голову. - Генджи… Если сейчас позволить Шуну раскрыть рот, то он его просто заговорит. Так что пусть пока пожует подушку, как было… На этот раз Такия прошелся лишь горячим дыханием по основанию шеи своего лиса, и тот послушно закусил клочок ткани, стараясь не скулить. Генджи нашел это слабое место у Идзаки совершенно случайно. Они тогда даже не спали вместе. Такия тогда просто протянул руку, чтобы убрать опавший листик, зацепившийся за шевелюру блондина на затылке, и едва-едва… самую малость задел светлые волосы. Шун с громкими матами вписал ему с локтя в челюсть. Потом сам подавал ему лед, извинялся и объяснял, что не со зла, просто рефлекс… Тогда-то Генджи и подумал о том, как же лис будет реагировать, если закусить участок кожи между основанием черепа и седьмым шейным позвонком и не отпускать. Оказалось, что рыжий генерал способен кончить от этого, если подойти к делу с особым тщанием. Вот и сейчас покрытая кровью кожа была усыпана мурашками, и Идзаки старался как можно плотнее вжаться бедрами в кровать. Довольный результатом Такия вернулся к исследованию кровавой записки на любимой спине. Коснулся языком самой глубокой царапины, пробуя на вкус кровь своего генерала. Тот только шумно втянул носом воздух, решив не сопротивляться. Это хорошо. Успеет еще… Но только не сейчас, когда привкус металла холодит язык, только не сейчас, когда перед глазами собственное имя, написанное болью и кровью по живому. Только не сейчас… Из крови выходит хреновая смазка. Идзаки не был готов это терпеть и сам потянулся под подушку за заветным тюбиком. Генджи не стал сопротивляться. Его лис и так настрадался. Кровь все равно везде. Такии показалось, что он теперь всегда будет видеть мир сквозь эту красную пелену, в которой отчетливо угадываются слова его имени и любви. Он равномерно двигался, вбивая своего генерала в постепенно краснеющую простынь, и слизывал капли крови со слова «Генджи». Невероятность момента была просто колоссальной, как и удовольствие… Когда Идзаки готов был кончить, Такия склонился над ним и подцепил языком шнурок, на котором болтался серебряный крест. Оттого, как нить заскользила по шее, Шун выгнулся и взвыл, изливаясь в лужу собственной крови. Генджи сжал зубы и покинул бешено пульсирующее тело, кончая на залитые алым ягодицы. Контраст был потрясающим. Настолько, что экстаз затянулся на добрую пару минут… Шун зашевелился первым, но Генджи не дал ему двинуться. Притянул ворох мокрых тряпок и продолжил начатое, молча и сосредоточенно. Оттого, как тяжело дышал его генерал, Такия боялся, что не выдержит и повторит все, что сейчас творил с безвольно раскинувшимся телом. Это было бы слишком. Так что он старался, как мог, сначала обтирая расслабленную тушку, а потом накладывая повязку. После третьей сигареты Ген решился. Поднялся и прямо пальцами вырвал из стены ржавый гвоздь. Полусонный лис только рот успел раскрыть, когда Генджи подошел к зеркалу, вогнал его себе в кожу на груди и нескольким резкими движениями написал «Идзаки». Получилось кривовато. Но уж как есть. Каллиграфией он никогда не страдал. После этого он вернулся к своему генералу, вытянул его из постели и велел одеваться, пока он немного занят, обрабатывая царапинку. Шун послушался. - Ты теперь мой? – очень серьезно спросил Идзаки, натягивая на себя олимпийку Генджи. Тот только неопределенно дернул плечом. Болело оно знатно. Принять чужие условия – все равно, что проиграть… Такия Генджи смотрел в счастливые глаза своего генерала и думал, что это полная чушь.