Один к миллиону

Шел дождь. Мелкий, противный, воздух от которого кажется влажным, промокшим, а оттого еще более холодным. Джон зябко ежится, пытаясь спрятать покрасневшие от холода руки то в узких карманах тонкой куртки, то потирая их друг о друга и пониже одергивая рукава. Рождественские украшения в витринах весело перемигиваются, отражаясь в лужах. На всех перекрестках стоят елки, наряженные и блестящие, и под проливным дождем смотрятся нелепо и грустно. Город тонет в мелких каплях, лужах, тумане и сером цвете. Джон - тоже. Он промерз окончательно, сильно, так, что дыхание сбивается и болит голова. Прекрасно понимает, что еще немного - и согреваться будет бессмысленно. Он заболеет. Едва долечился в прошлый раз, а теперь неокрепший иммунитет снова подорвет простуда, и минимум неделю весь мир будет затянут температурной дымкой и пропитан вкусом лимона и горечью таблеток. А впереди - сессия. Его последний шанс не вылететь из колледжа и не сказать навсегда «прощай» медицине. Болеть нельзя. О том, что ему в любом случае не хватит денег на то, чтобы оплатить следующий курс, Джон старается не думать. Время еще есть. Все будет хорошо. Рождество же. Хотя бы в Рождество нельзя думать о плохом. В этом же и смысл праздника, ведь так?.. Он заворачивает в магазинчик, который еще открыт. До Рождества осталось всего несколько часов, большинство людей уже давно дома, магазины закрываются один за другим, да и покупателей почти нет. По залу бегает парочка домохозяек, судорожно докупая продукты к праздничному столу. Одна из них, уже одетая в вечернее платье, с небрежно накинутой на плечи шубкой, стрелой проносится мимо Джона, задев его рукавом. На бегу извиняется, Джон только кивает. Ему самому спешить некуда, но руки приятно отогреваются, а волосы высыхают. Мир становится немного лучше. В динамиках мурлычет бодренькая рождественская мелодия. Джон ей невольно улыбается и тут же ежится, будто от порыва ветра. Хреновая была идея - встречать Рождество с Гарри. Вернее, пытаться встретить. Глупо было думать, что она не выпьет в честь праздника. А еще глупее - верить в то, что она остановится на паре бокалов и не будет после них буянить. Глупо. Но Рождество ведь. Когда еще надеяться на чудо?.. Правильно он сделал, когда решил съехать от нее. Самый правильный поступок в уходящем году. После смерти родителей с Гарри стало совсем невыносимо. Джон долго и бесцельно бродит по залу, пытаясь согреться. Гуляет среди стеллажей, разглядывает блестящие разноцветные упаковки подарочных конфет и аляповатые рекламные плакаты, пока в глазах не начинает рябить. Ему, в принципе, ничего не нужно покупать, да и денег осталось совсем немного. Главное - чтобы зубы перестали стучать от холода. И плевать на подозрительный взгляд охранника, который его буквально преследует. Да, Джон понимает, как выглядит со стороны - студент в дешевой куртке и промокших старых ботинках, который слишком долго ходит туда-сюда и не собирается ничего покупать. Ему неприятно это понимать, но тепло важнее, а до метро идти очень далеко. Ему нужно погреться. Закон этого не запрещает. В отделе, где продается чай, Джон зависает. Он очень любит чай, вкусный, душистый и крепкий, непременно горячий и без сахара. И налитый в чашку из заварочного чайника. В тонкую, звонкую чашечку с пастельным рисунком на выпуклом боку, из набора, который принадлежал еще его матери. Хороший чай надо пить из хорошего фарфора. Так почему-то правильнее. Уже много месяцев он, пытаясь хоть как-то оплачивать и учебу, и съемную квартиру, пил дешевый чай из пакетиков, и от синтетического ягодного привкуса уже тошнило. А классический черный всегда горчил и на вкус отдавал бумагой. Будто Джон перепутал и бросил в чашку не чайные листья, а дурацкую пеструю коробочку, в которой эти пакетики лежали… Джон решается, хватает с полки дорогую, черно-золотистую пачку настоящего чая. Не сдержавшись, подносит упаковку к носу - густой чайный аромат пробивается даже через фольгу. Потрясающе. Раз в году можно устроить праздник самому себе. Он придет домой, заварит себе этот чай, включит какой-нибудь старый рождественский фильм из тех, что смотрит каждый год с самого детства и уснет под него. Оно того стоит. Теперь есть повод вернуться домой. И впервые за весь вечер домой по-настоящему хочется. Магазинчик совсем старый, кассовых аппаратов в нем нет, и Джон этому втайне немного рад. У него с ними какая-то вечная война. Да и на карточке осталось совсем мало денег, расплатиться наличными будет удобнее. А девочка, сидящая на кассе, совсем молоденькая и синеглазая, так мило, так искренне улыбается и поздравляет его, что внутри разливается тепло. Вежливость по отношению к покупателям - ее обязанность, а вот искренность… За Джоном встает в очередь высокий, удивительно бледный и тонкий парень. Энергии в нем столько, что она будто выплескивается наружу - он суетливо оглядывает пустой зал, Джона и девочку на кассе, коротко хмурится, тяжело вздыхает и утыкается в телефон. Печатает что-то так быстро, что Джон невольно завидует. Сам он все еще кое-как набирает текст двумя пальцами и побуквенно. И постоянно обещает себе хоть немного подружиться с техникой. Чай на кассе не сканируется. Кассирша недовольно щурится, разглаживает длинными цепкими ногтями бирку со штрих-кодом и принимается вбивать его вручную. Сбивается. Начинает снова. Парень за спиной Джона вздыхает раздраженно и нарочито громко, не отрываясь от телефона. Джон оборачивается. Парень стоит как-то слишком далеко, намного дальше, чем обычно держатся люди в очереди друг за другом. Будто боится, что кто-то подойдет слишком близко. Дотронется. Заденет. Его худое лицо с четкими скулами при искусственном магазинном освещении выглядит усталым и каким-то болезненным, хотя глаза блестят. Свет телефона отражается в них, и они будто горят изнутри. Как лампочки. Джон почему-то вздрагивает. Ему кажется, что парень чувствует на себе его внимательный взгляд, от этого становится неловко и почему-то жарко. Девушка парня игнорирует, хотя его показательное недовольство явно замечает. Джон тоже, и ему не по себе. Ему не хочется задерживать человека. Наверное, он спешит. Может, стоит пропустить его, пусть купит уже то, что хотел. Тем более, что в руках у него ничего нет, наверняка пришел за презервативами или сигаретами. Сканер пищит. Кассирша радостно оборачивается к Джону, называет сумму. Парень сзади почему-то еле слышно усмехается. Джону очень хочется обернуться и спросить, что его так рассмешило. Но вместо это он делает максимально отрешенное и равнодушное лицо и лезет за бумажником. Конечно, студент в старой куртке, покупающий слишком дорогой чай, выглядит нелепо, но кому вообще должно быть до этого дело? Девчонка растерянно хлопает длинными, густо накрашенными ресницами. Трогательно прикусывает губу, будто нервничает. - Сэр. У вас не будет карточки или купюры поменьше? Я сдала кассу днем, а вечером покупателей практически не было и… Джон хмурится. Снова открывает кошелек, хотя знает, что денег там больше нет. Все его сбережения дома, стянутая резинкой пачка банкнот наивно-глупо обернута старой газетой и засунута под матрас. Таскать деньги собой как минимум глупо, а в банк класть нет смысла - не такая уж большая сумма. Да и в январе все равно придется платить за квартиру, и денег почти совсем не останется… Черт. - Я могу отменить покупку, - суетится девочка. - Правда, в этом ничего страшного нет, не волнуйтесь. Парень за спиной Джона с шорохом убирает телефон в карман старомодного пальто и раздраженно, зло сканирует глазами спину Джона. Тот его недовольство прекрасно понимает: отмена покупки довольно-таки нудное занятие. Да и девочка явно неопытная, работает недавно, а значит, провозится в два раза дольше, чем положено. Время уже близится к двенадцати, все соседние магазины наверняка закрыты, а еще на улице отвратительная погода и ледяной дождь. Тащиться куда-то из-за того, что идиот в очереди перед тобой не смог расплатиться, а сотрудник магазина не может разменять деньги… Джон на его месте тоже бы недовольно вздыхал и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Кассирша видит, что Джон сомневается. Ее лицо внезапно светлеет. - О! Я могла бы дать вам что-нибудь вместо сдачи. Сигареты, например. Какую марку вы курите? - Я не курю, - отмахивается Джон. Парень за ним почему-то снова фыркает. Смех у него низкий, тихий и почему-то кажется теплым. Джон снова не оборачивается, хотя ему и хочется. - А может, лотерейный билет? - без особой надежды предлагает девушка. Джон невольно улыбается. - Боже, разве есть в нем смысл? Выиграть ведь нереально. Один шанс к миллиону - и это в лучшем случае. - Я могу подсказать номера. Если хотите. Джон заметно вздрагивает и наконец-то оборачивается. Парень внимательно на него смотрит слишком серыми, слишком холодными глазами и по нему видно, что он не шутит. - Подсказать? Откуда вы знаете, какая комбинация выиграет? - спрашивает его Джон, заинтригованный гораздо больше, чем следовало бы. Тот раздраженно взъерошивает густые, почти черные волосы. Склоняет голову набок и говорит быстро-быстро, но так четко, что Джон слышит каждое слово. - О! Только глупые люди могут полагать, что выигрыш - чистой воды совпадение. Умные же - а именно такие владеют лотереями - никогда не позволят себе подобной ошибки. Нет никакой рандомной удачи. Комбинации тщательно подбираются, время от времени кто-то действительно выигрывает, но поверьте, никакой случайности нет. Каждый выигрыш и его размер тщательно продуманы. Победитель нужен, чтобы люди продолжали верить в удачу и приносить владельцам деньги, но сумма выигрыша всегда контролируется, чтобы компания не обанкротилась. Джон немного нервно кивает. - И откуда вы можете знать… - парень не реагирует, и Джон недоумевает еще больше. - Допустим, вы знаете, как выиграть. Но зачем вам говорить мне эти цифры? Почему вы, если уж знаете их, не заберете деньги себе? - Скука. А вот вам нужны деньги, пожалуй. - С чего вы взяли? - Бросьте! - раздраженно отрезает парень так, будто Джон специально придумывает совершенно нелепые отмазки. - Вы сейчас тратите на этот чай больше, чем на недельный запас еды. Вам негде занять. Вы не можете позволить себе устроиться на еще одну работу, потому что вы учитесь в колледже. Медицинский, верно? Вы не сможете практиковать, если не завершите обучение. Разумеется, вам нужны деньги. Джон давится и воздухом, и незаданными вопросами, и жадным, дрожащим внутри восторгом. Парень тем временем оборачивается к кассирше. - Дайте билет. И ручку. Побыстрее, пожалуйста. Та, заинтригованная так, будто перед ней стоят герои ее любимого сериала, торопливо хлопает себя по карманам, доставая ручку с эмблемой магазина. Парень вдруг зависает, будто компьютер, на котором включили спящий режим. Дышит тяжело, размеренно, почти не моргает. Джон, уставившись на него, тоже задерживает дыхание. Он вообще кто, экстрасенс? Джон видел про них пару передач и никогда не верил толком, что они - реальные люди, а не маркетинговый ход каналов, но парень в пальто выглядит странно, а ведет себя еще страннее. Еще пару минут они просто молча стоят. Наконец, парень резко, как от удара в спину, оживает, быстро вписывает цифры в окошечки. - Не забудьте включить телевизор, - говорит он, и Джону кажется, будто он вот-вот улыбнется, но его губы остаются твердыми и крепко, сухо сжатыми. Джон глупо кивает. И так же глупо спрашивает. - Вы как это сделали? Как такое вообще возможно? Если это, конечно, не дурацкий розыгрыш. Я до конца не уверен. Парень Джона игнорирует, покупая свои сигареты. Слишком порывисто, театрально взмахивая полами пальто, отбегает от кассы, схватив пачку. И оборачивается на выходе, у самых дверей, увитых гирляндой лампочек. Разноцветные отблески пляшут на бледных, впалых щеках, делая лицо удивительно красивым, удивительно живым. - Не забудьте. И счастливого рождества. Джон сомневается, что сможет забыть. Он равнодушно относился к Рождеству уже много лет. Благополучно его перерос и потерял к нему всякий интерес. Совсем мальчишкой он был готов отдать что угодно за кучу разных-разных конфет, которые можно было есть без остановки, не делясь ими с Гарри, которая вечно отбирала сладости и запрещала жаловаться маме. «Ты же мальчик, хватит ныть!» - говорила она, вытаскивая из рождественских подарков самые вкусные шоколадки. Джон злился, почти хныча от обиды и бессилия, а потом шел в свою комнату, закрывал дверь и представлял, что когда-нибудь вырастет настолько, что сможет запретить сестре вообще есть сладкое. Ну, разве что иногда, и не самые любимые конфеты Джона - их будет всегда-всегда нельзя. Гарри, наверное, про это уже не помнит. А Джон давным-давно вырос. Рождество потеряло все свое очарование. Но не сегодня. Только не сегодня. Джон не понимал толком, что это было, но странный парень и глубоко засунутый в карман лотерейный билетик будто вернули ему на один вечер веру в чудо. Конечно, в двадцать лет ждать и верить, что случайно получишь миллион, совсем глупо, да и что толку успокаивать себя надеждой… Джон поймал себя на том, что улыбается. Так ярко, как не улыбался уже давно, хотя лицо замерзло в ту же секунду, как он вышел из магазинчика на замерзшую, мокрую улицу. Где-то далеко били часы. Наступила полночь. Джон возвращался домой. *** Три недели спустя Джон, разбирая скопившийся на столе хлам, наткнулся на измятый, чем-то залитый с одного края билетик. Взял в руки, тщательно разгладил, вглядываясь в ровные, почти каллиграфическим почерком написанные цифры. До розыгрыша, судя по информации на обороте, оставалось чуть больше недели. Джон скептически хмыкнул, взял первую попавшуюся под руки книгу и положил билет между страниц. В чудо верилось как-то слабо. Нет, он, конечно, ничего не теряет, и телик он включит, и эфир посмотрит. Но Боже, в миллионы от посторонних, чужих ему людей, которые случайно падают на голову, верят только совсем наивные подростки да пожилые дамы. А Джон, между прочим, через несколько лет станет практикующим хирургом. Обязательно станет. Без всяких чудес и лотерей. Интересно, где сейчас тот странный парень из магазина?.. Джон как-то растерянно ерошит волосы, снова достает билетик из книги. Десять цифр. На первый взгляд, между собой ничем не связанных. Сам Джон, не заморачиваясь особо, вписал бы дату своего рождения или номер телефона. Или просто рандомный набор чисел. Если это розыгрыш, то в чем его смысл? Парень ведь так точно, так четко видел и понимал, что Джону нужны деньги. Слишком злая получилась шутка. Если это, конечно же, просто шутка. Если не… *** Спустя полторы недели Джон, стоя в банке, обналичивает выигрыш. И руки у него не дрожат, но подпись на бланке все равно выходит смазанной и кривой. А внутри, где-то совсем рядом с сердцем взрываются, взрываются, взрываются ракеты. *** Джон заходит в тот магазинчик каждый день. Девочку-кассиршу зовут Хелен, у нее две собаки, а еще она пишет диплом по политологии. И она не знает, как звали того парня в слишком длинном пальто. И настойчиво намекает Джону на кофе, кокетливо и одновременно смущенно бросая на него заинтересованные взгляды. Джон улыбается. Слушает рассказы про ее собак. Покупает молоко и хлеб, хотя тащить их домой на метро совсем глупо. Придумывает все новые и новые отговорки и каждый раз напоминает, что если вдруг Хелен увидит этого парня, пусть сразу же звонит. В любое время. Спустя несколько недель Джона начинает узнавать даже охранник. Джон чувствует себя фанатом супер-звезды, который готов дежурить под окнами ради пары слов. А что еще делать? У него нет совсем никаких зацепок. Ничего, что могло бы подсказать ему, где найти того парня. Высокий. Худой. Кудрявый. Стоял в дверях, и огни мерцали на его лице, и казалось, будто он улыбается… Может, и улыбался. Джон не помнил. Помнил только тепло внутри и ощущение какой-то полузабытой, уютной радости. Помнил, что хотелось чихать от слишком сладкого, цветочного запаха духов кассирши. Помнил, как гудели лампы под потолком. Господи, ну почему он не спросил его имя?.. *** Когда Джон наконец-то его видит, то понимает, что вообще не знает, что сказать. Все слова будто стали тяжелыми, глупыми, неподходящими. Парень в пальто с поднятым воротником задумчиво смотрит на пакеты с молоком и на Джона внимания не обращает, а Джон волнуется так, что чувствует, как сердце внутри прыгает, будто резиновый мячик. - Как тебя зовут? - выпаливает он, подходя ближе. Не здороваясь, краснея, понимая, что тот, наверное, давно его забыл и… - Шерлок. - в голосе нет ни нотки удивления. Мягкий, бархатный, низкий. Джон улыбается изо всех сил. - Я искал тебя. Я… Я выиграл. Ты написал те цифры, и я выиграл. Я Джон. Джон Уотсон. Шерлок понимающе кивает, как если бы заранее знал все, что Джон мог ему сказать. Абсолютно не удивляясь, будто незнакомцы, которые подбегают к нему со странными разговорами - дело привычное и совсем не странное. - Я искал тебя, - повторяет Джон. Дыхание сбивается. Он неловко откашливается, набирает в грудь побольше воздуха и продолжает. - Я хотел тебя поблагодарить. Как я могу это сделать? Я выиграл деньги, и оплатил колледж, но у меня осталось почти половина. Если хочешь, то… - Чая будет достаточно, спасибо. Джон осекается. Уголки губ у Шерлока мелко дрожат, будто он изо всех сил старается не улыбнуться. Зажатый в длинных пальцах телефон светится и вибрирует, но Шерлок не обращает внимания. Он смотрит на Джона. - Что? - Чашка чая. Я предложил бы кофе, но чай ты любишь больше. А я очень давно не пил хорошо заваренный чай. Владельцы большинства удобных ресторанов его безбожно портят. Идиоты. Джон кивает. Дрожащее волнение внутри стихает, сменяясь предвкушением. Ярким, острым, пропитанным адреналином. Джон любит это чувство больше всего на свете. Он смотрит Шерлоку в глаза, и по венам плещется такое горячее и нежное тепло к этому человеку, который как будто не понимает, что спас Джона, действительно спас. Помог так, как не помогал вообще никто. И не просит ничего взамен. Чай? Боже, Джону хочется заваривать Шерлоку чай до конца жизни. И вообще больше не отпускать. Слишком долго его искал. Шерлок наконец-то улыбается. Джон думает, что целовать почти незнакомого парня посреди супермаркета так же нелепо, как и верить в счастливые лотерейные билеты. И именно поэтому целует его.