Winter

Светловолосая и звонкая, Январь была была самой казистой из нас троих. Длинные снежно-белые кудри мягко струились по её плечам; голубые глаза всегда горели, той неизвестной волшебной искрой, подобно двум бенгальским огонькам. Мягкие черты лица: пухлые губы, миндалевидные глаза и нежный абрис лица идеально сочетались с легким характером Января. Тонкая шаль, сотканная их первого снега, окутывала её почти прозрачную стройную фигуру. Она была старше Декабря, но вся игривость и беззаботность, определенная на нас троих, кажется, была отдана именно ей. Лучезарная улыбка и звон праздничных колокольчиков были её верными спутниками. Там, где Январь, нет места тоске и злобе. Сестра любила одаривать людей подарками, укрывая – иногда заметая – землю, украшая заледенелые окна дивными разводами, принося с собой запах мандаринов и сотни рождественских огней. В ней была вся суть зимы, она – новый цикл мира, она – дух праздника и олицетворение светлой надежды. Годы не сказывались на её лице, не таяли в потемках души, оставляя пряную горечь, они отражались в её бездонных глазах. Каждый год она с нетерпением ждала свой черед, запасаясь новыми чудесами и дарами. Ей была не ведома скука. Она всем сердцем любила людей, как и они её. Декабрь, юная и молодая, вплетала колокольчики в косы Января, играла с зимними птицами, тайком пробиралась в гости к Ноябрю, и укладывала спать заждавшихся зимы зверей. Серебристая коса ниспадала до поясницы. Светло-голубые, временами цвета зимнего неба, глаза искрились любопытством. Рябиновое монисто горело красным пламенем. Легкое шуршание исходило от юбок её серого платья. Декабрь играла в прятки с Ноябрем, непокорно осыпала снегом землю всякий раз, когда Ноябрь не находила себе занятия и скучала. Весёлый смех Декабря отзывался в песнях и уютных домах на Рождество. Она приносила людям тепло домашнего очага и новые встречи. С радостью блуждала меж людьми во время рождественской суматохи, слушала их истории и наблюдала за течением жизни. Ей нравились их рассказы и сказки, повести о строптивых рождественских духах, жаждущих преподнести урок любому зеваке. Она шагала плавно и беззаботно среди времени, всякий раз напоминая о себе. C нежностью и лаской ели и сосны колыхали её меж своих ветвей, до тех пор, пока не наступит черед её правления. Декабрь засматривалась на своих осенних сестер, удивляясь их красоте, но пуще всего её очаровывала Январь. Юная сестра совсем не подозревала, что ей не уступает, она навеки была покорена Январем. Февраль была самой грубой и жестокой из них. Черные, как вороново крыло, глаза не излучали ни радости Декабря, ни света Января, они и сами могли поглотить весь земной свет, будь на то их воля. Белые, цвета оттаявшего снега, волосы непослушно лежали на её плечах. Февраль не любила Зиму, не любила всех ярких праздников, пришедших за руку с Январем и Декабрем. Веселье вызывало в ней уныние, а люди отвращение. Хрупкий стан Февраля тянулся к весеннему теплу. Со своей фарфоровой кожей она напоминала изваяние. Она не понимала за что ей выпала такая участь, почему из года в год она должна снова и снова возвращаться к земле. Она походила на дикого зверя, загнанного жестокой Судьбой в клетку. Ей были чужды зимние радости, весенние трели, летнее солнце и осенние дожди. Всё в этом мире было ей чуждо, нигде она не чувствовала себя родной. Старое озеро служило ей приютом вот уже несколько лет: черные воды в темных глубинах пели ей мрачные песни, успокаивая и насыщая мертвую душу. Февраль позволяла теплу господствовать, лишь чтобы навредить, таким мерзким ей, людям и превратить сказочные январские крепости в груду слякоти и грязи. Судьба сыграла с ней злую шутку, подарив праздник всех Влюбленных. Розовые открытки в виде сердечек, пухлые купидоны и запах шоколада вызывал у неё непостижимую мигрень. Февраль отыгрывалась на людях всеми способами за причиненные ей неудобства. Холодный ветер, верный друг, хлестал и завывал свои мелодии по ночам на опустевших улицах. Люди с опаской ждали последний месяц зимы. Как бы Февраль не досаждала им, они словно зачарованные ждали мартовских вестей. Человек может считать, что зависть поедала её почерневшее нутро, годами уничтожая душу. Но нет, люди по своей природы глупы, правда сокрыта веками от их взора. Февраль долгие столетия не чувствует ничего или, точнее сказать, Я не чувствую.