Christmas.

- Этот чёртов идиот... - невольно вырывается у Кенсу, подглядывающего за соседом из окна. Их дома в аккурат напротив друг друга, и поэтому он отлично видит высоченного придурка, облачённого в дутый пуховик, втаскивающего в дом огромную ветвистую ель. У самого Кенсу такое дерево в доме не поместится - потолки у него на беду слишком низкие, а в дверные проёмы и без того еле прошла лет пять назад, при переезде, маленькая искуственная ёлочка. Кенсу завидует по-чёрному и злится, глядя на довольную морду соседа - тот будто чувствует, что за ним наблюдают, потому что поворачивает голову и смотрит точно на него, а потом подмигивает и смеётся. Кенсу быстро задёргивает штору, прижимается спиной к стене и переводит сбившееся в панике дыхание. Чёрт его дери, этого Пак Чанёля. - Ничего, ничего... - будто в бреду шепчет и обещает Кенсу сам себе, - ты у меня ещё попляшешь, ох, попляшешь. Весь дом обвешу гирляндами, куплю оленей под метр и весь двор ими заставлю. Тогда-то и утру тебе нос, Чанёль, слово До Кенсу - в это Рождество мой дом будет самым праздничным на нашей улице! Их каждодневное противостояние, о котором, к слову, Чанёль ни слухом, ни духом, длится уже довольно долго. Даже Кенсу сейчас, впрочем, не вспомнит, отчего и почему так возненавидел своего соседа, но предпосылок для этого было много, начиная с первой их встречи и ласкового чанёлевого "привет, гномик". Кенсу, конечно же, это обращение показалось нисколечко не ласковым, а обидным до всей глубины души, но добродушный Пак Чанёль так этого и не понял, поэтому так полюбившееся ему прозвище по сей день прилипло к обидчивому Кенсу. Чанёль был высоким - Кенсу едва ли доставал ему до груди - и постоянно появлялся вовремя, чтобы снять для того что-то с самой верхней полки в супермаркете неподалёку или книгу в читальном зале центральной библиотеки их маленького городка. И нет, Кенсу никогда его не благодарил, он только бурчал себе под нос очередное ругательство, наглядно описывающее Чанёля в его глазах, и шустренько смывался куда-нибудь подальше от лопоухого чудовища. Чанёль готовил себе каждый день и частенько подкармливал своих соседей - конечно же, Кенсу всегда воротил нос, причитая, что вполне справляется с готовкой сам, и попробует что-то, вышедшее из умелых рук Чанёля, только под страхом смерти. Конечно же, он врал безбожно - он не только пробовал его кулинарные изыски, а лопал их за глаза дома у своего лучшего друга, живущего на их улице, когда Чанёль приносил их ему; ел втихаря, как будто кто-то мог его за этим застукать. Он жевал черничный пирог, запихивая в рот сразу громадные куски, или чавкал шарлоткой, доедал всё до последней крошки и потом жаловался на то, что чёртов придурок Чанёль приготовил слишком мало; злился и завидовал, снова, потому что самому ему не хватило бы терпения, как истинному холостяку, готовить себе каждый день, а уж раздавать такую вкуснятину другим - тем более. Его друг называл Кенсу настоящим шизофреником и советовал подлечиться пару-тройку месяцев в местной психиатрической клинике; но, конечно, он не высказывал ему того, что думал на самом деле - а именно того, что Чанёль чертовски нравится Кенсу. И того, что это взаимно. У Чанёля было много закадычных друзей и просто знакомых, почти все, кто общался с ним, сразу пропитывались любовью к этому забавному идиоту - отличное чувство юмора, беззлобность и отзвычивость привлекали всех, кто оказывался в метре от него. Кенсу считал, что у него иммунитет. И думал, что если бы он был девушкой, Чанёль точно стал бы для него идеалом мужчины, но он был парнем, поэтому только завидовал и ненавидел. Ну, может быть, не так уж и ненавидел, кхм. Пару раз Чанёлю даже попадало от него - опять же, ни за что - и после таких случаев Кенсу почти неделю балансировал на грани удовлетворения и презрения к самому себе, к примеру, как тогда, когда он подставил ему подножку в супермаркете после того, как Чанёль в очередной раз ему помог; или тогда, когда он незаметно убрал стремянку около стены и Чанёлю несколько часов пришлось просидеть на чердаке своего дома - дело было в ноябре, ночью, а Чанёль, почему-то, даже не звал на помощь. Ближе к трем часам утра совесть Кенсу всё-таки замучила - он вернулся и тихонько поставил лестницу на место, специально пошумев внизу, чтобы Чанёль заметил пропажу. - Наверное, он не позвал на помощь потому, что он придурок, ума не хватило, - почти раскаивался Кенсу на кухне своего друга, поедая имбирное печенье. Да-да, приготовленное Чанёлем. "Наверное, потому, что он знал, чьих это рук дело. Не выйдет из тебя ниндзя, Кенсу". - Тебе совсем не стыдно? В конце концов, на дворе давно не лето. Что бы ты делал, если бы он отморозил себе пальцы, к примеру? Кенсу промолчал, ни кусочка в рот больше не лезло, а потом сорвался к себе домой, по пути выглядывая высокую нескладную фигуру своего соседа-идиота в его окне. Тот пил горячий шоколад и пялился в экран телевизора, развалившись на диване в одной только майке и лёгких домашних шортах. Кенсу подумал тогда, что Чанёль не мог той ночью замёрзнуть - он всегда, даже в промозглые зимние дни казался ему тёплым и уютным, с горячей кожей, как у оборотней в том романтичном фильме. В доме Кенсу в тот день стоял промозглый холод, есть было нечего, а в шкафчике на кухне закончилось даже какао. И Кенсу никогда не признался бы, что хотел тогда в просторный дом Чанёля, хотел бы какао в чёрной кружке с китайскими иероглифами, и от чьих-нибудь тёплых объятий ни разу не отказался бы. А сейчас он снова ненавидит Чанёля, его огромную ель в зале, мигающую гирляндами в издевательском тоне через большое окно, и грёбаные статуи оленей, которые он все-таки купил в магазине на другом конце города. Получилось так, что олени встали в цену, намного выше той, на которую Кенсу рассчитывал изначально, потому что кончились скидки, и поэтому у него не хватает заплатить за доставку. Машина в ремонте, кошелёк с карточкой дома, со склада эти дурацкие статуи уже вывезли, а долбанутая кассирша отказывается принимать их обратно, потому что канун Рождества. Кенсу готов биться головой об стену, потому что ненавидит такие ситуации и совершенно не умеет находить из них выход. А потом около стеклянных дверей магазина останавливается знакомая тачка, из которой с голливудской улыбкой выплывает Пак Чанёль. Кенсу готов убить его на месте одним из оленей, и без разницы, что они вообще-то очень тяжёлые, и поднимет он их когда-нибудь не в этой жизни и точно не в этом теле. Потому что, как у него все может быть так охуенно, когда у Кенсу полный кабздец. - Привет, Кенсу-я, не ожидал тебя здесь встретить, - кивает ему Чанёль и приобнимает за плечо, будто они закадычные друзья и Кенсу не взорвётся через три... две... - Так что делать с вашими оленями? Платите за доставку или забирайте и тащите их хоть волоком. Менеджер сказал в течении пяти минут освободить от них помещение, - прерывают кипящего от злости и мечтающего убить Чанёля Кенсу. - Твои? - смотрит на рогатых Чанёль, а потом поворачивается по очереди к Кенсу и к продавцу, - оформляйте доставку, я оплачу. - Эй! Я сам в состоянии справиться со своими оленями, засунь свою помощь себе в задницу, Чанёль. - Не ругайся, гномик, не то Санта занесёт тебя в список плохих детишек, и ты не получишь свой рождественский подарок. У Кенсу не находится слов - он ловит воздух ртом, пытаясь сказать хоть что-то, а потом смешно фыркает и даже топает ногой, выражая своё недовольство. Чанёль в наглую треплет его волосы и улыбается, когда тот выворачивается из-под его руки, несильно пинает по голени и топает к выходу. - Мой адрес ты знаешь, деньги вечером занесу, - буркает он напоследок, оборачиваясь около двери. А потом со злости пинает колесо машины Чанёля. И почему он всюду натыкается на этого идиота? *** Вечером Кенсу, поправляя пушистый свитер и кутаясь в пуховик, топает до конца улицы - Чанёль сегодня снова угощал соседей, на этот раз каким-то мудрёным рождественским пирогом, запах которого преследует Кенсу, стоит ему только выйти на улицу, поэтому он и идет в гости к Чонде, с которым они с Чанёлем общаются оба, а, значит, часть пирога тому точно досталась. - Ненавижу этого придурка, - бурчит про Чанёля Кенсу и натягивает шарф прямо до носа, - как есть-то хочется, кто бы знал. Почти все дома на улице украшены и переливаются всеми цветами в темноте, но Кенсу и правда превзошел всех - только от этого не легче; наверное, потому, что дом Чанёля выглядит праздничнее и уютнее, и Кенсу снова дуется и предпочёл бы на Сочельник оказаться именно там, с огромной живой елью, без дурацких оленей и с полным столом вкуснятины. - Кенсу, заканчивай с пирогом, пока я в душе, - кидает ему друг, прежде чем скрыться за дверью в ванную, - а лучше вообще забери его домой и свали. - Ждёшь кого-то? - удивлённо вопрошает Кенсу, запихивая в себя очередной кусок пирога. - Жду, - доносится из-за двери, а потом включается вода. - Ко мне через пару часов одна дама нагрянет. Кенсу улыбается, и продолжает жевать, лениво перещёлкивая рождественские программы - Чонде любитель поплескаться, минут сорок у него еще есть. На копошение около входной двери он никак не реагирует, потому что - мало ли? - а стук в неё и не слышно из-за его работающего на полную телевизора. - Чонде, я тут у тебя телефон не оставлял? - доносится из коридора низкий голос Чанёля, а затем он заходит в гостиную, в которой так и застыл Кенсу с недонесённым до рта куском пирога. - Ты? - Я. Чанёль довольно улыбается, разглядывая следы преступления - губы Кенсу в ягоде и крошках, как и пальцы, да и увесистый кусок пирога прямо намекает на то, что секундой ранее его хотели слопать. - Не смотри так, - сглатывает Кенсу, - я... я... я просто попробовал, вот и всё. Гадость редкостная. Кенсу показательно кидает пирог обратно в тарелку и отодвигает от себя, исподлобья поглядывая на Чанёля. Тот подходит к нему и присаживается на корточки, стирая большим пальцем ягодный сок со щеки Кенсу. А потом облизывает его, глядя ему прямо в глаза. - Придурок! - Ты такой миленький в этом свитере. - Идиот! - Ты мне нравишься, гномик. Кенсу хлопает ресницами и так и замирает с невысказанными оскорблениями на пухлых губах, ярких от ягод. - Удачно я зашёл, Кенсу-я, так ведь? Руки у Чанёля и правда тёплые, почти горячие, как и весь он - Кенсу гладят по лицу, всматриваясь в глаза, а потом притягивают к себе и прижимают к груди, и по голове нежно гладят, зарываясь в волосы, чтобы он глупость какую не сказал снова, и чтобы не возмущался опять, как всегда. - Пошли ко мне, гномик? Я тебе ещё пирогов напеку, если хочешь, а может ты мне и поможешь. И ёлка у меня больше, чем у тебя. "И у тебя уютнее" - хочется добавить Кенсу, но вслух он выдаёт только: - Зато у меня есть олени. Чанёль смеётся и поднимает его лицо на себя, выдыхая в губы: - Оленей я к себе могу перетащить, только попроси. И когда Кенсу снова порывается что-то ляпнуть, он прижимает палец к его губам, чтобы следом поцеловать в них: - Скажи ещё что-нибудь, врединка-гномик, и я тебя на плече к себе потащу. Соглашайся. Кенсу не знает, что из этого выйдет, и выйдет ли вообще что-то, но дома у Чанёля и вправду теплее и уютнее, и большая ёлка, пусть и дразнится еще, так вкусно пахнет и красуется колючими пушистыми ветками. Они готовят вместе пироги и всё-таки тащат одного дурацкого оленя, а потом переходят от робких поцелуев к таким, от которых кружится голова - но она, может, кружится еще и от шампанского, и от глупого шёпота идиота-Чанёля, который тянет к Кенсу свои огромные ручищи и обнимает его у камина, пока тот не начинает задыхаться в его объятиях. Кенсу думает, что и в следующем году обязательно будет есть рождественский пирог в этом доме, целовать Чанёля в сладкие от ягоды губы и слушать треск камина около огромной ели. И, может быть, даже влюбится, если не уже.