ГОРИЗОНТ

             Эльф очнулся от беспокойных жалобных постанываний и неровного сопения. Монашку снился предутренний греховный тяжелый сон. Эльф назвал бы то кошмаром — если бы не одно обстоятельство, откровенно трущееся о бедро.       — Давай-ка, пока он не проснулся! — пихнул ушастый совратитель замечтавшегося Ангела в плечо. — Подержи его, а то лягаться спросонья начнет.       Ангел сел, прислонившись спиной к шаткому дощатому изголовью кровати. И очень осторожно переложил на себя крепко спящего монашка, прижал костлявые лопатки к своей могучей груди, обвил руками, лишив возможности сопротивляться.       Эльф бесстыдно откинул вытертое старое одеяло, открыв обнаженное, возбужденное тело юноши. И развел колени, получив свободу вытворять руками самое непотребное непотребство. Ласкать восставшую плоть, стискивать в кулаке, потирать сильными пальцами, получая в ответ слабые вскрики и всхлипы — и безмерное удовольствие! Видеть, как мечется стиснутый в объятиях Ангела монашек, постепенно осознавая, что это уже не сон. Эльф и не подозревал, что это зрелище будет настолько завораживающе.       Ангел тоже улыбался, любуясь на своего Эльфа: у него даже кончики ушек зарозовели от смущения. И столько было в нем невинности и разврата!.. Небесный Посланец от беспокойного ёрзанья монашка не на шутку возбудился сам. Попой по самому стволу трётся ведь! А между ног у них — Эльф лыбится, соблазнитель ушастый!.. Ангел сильнее стиснул зубы — и крепче обнял пытающегося вырваться парёнька.       — Нет!.. Что вы делаете!.. — хныкал монашек, мотая головой, блестя влажными глазами сквозь спутанные, давно не стриженные волосы. Сучил ногами, но пинаться всерьез боялся, чтобы не ударить «невидимок». — Не надо!.. Пожалуйста!.. Прекратите!.. Нет!.. Оставьте меня! Я грешный! Грязный! Я не достоин! Не пачкайтесь!.. Аа-а! Нет!!..       Эльф не обращал внимания на мольбы и всхлипы. Он терзал его плоть, полный решимости добиться желаемого — и неважно, сколько времени на это потребуется!.. Пока не заметил, как краснеет от натуги Ангел, как уже закатывает глаза, мечтая о том же для самого себя. Признаться, у Эльфа между ног тоже пожаром пылало, пульсирующее и неудовлетворенное. Он удвоил усилия, но разрядки не сумел добиться — пока не додумался приласкать мальчишку в сокровенном местечке.       Монашек взвыл, ощутив палец в своем заду, за долгое время успевшем отвыкнуть от вторжений. Но к изумлению самого паренька — отверстие жадно задрожало в ответ на уверенную и осторожную ласку.       — Нет, не надо! — одним дыханием зашептал монашек, покорно затихнув в объятиях Ангела. Слезы неудержимо полились по его раскрасневшемуся лицу. — Пожалуйста, не надо!.. Только не там!..       Эльф не думал отступать. Но и вторгаться в подрагивающую узкую дырочку своим истекающим от желания стволом тоже совершенно не собирался. Просто продолжал ласкать изнутри и снаружи, чутко прислушиваясь к отзывчивому телу.       Ослабив объятия, Ангел смог присоединиться: стал гладить ходящие от рваного дыхания ребра, подушечками пальцев обвёл подобравшиеся соски. Прошелся щекотно губами по ушку, по шее и щеке. Слизнул горькую капельку слезы, скатившуюся от века к виску.       Монашек затрясся и выгнулся вперед. Самостоятельно, забывшись, толкнулся бедрами в кулак «невидимки»… И наконец-то выплеснулся. С невероятным облегчением, подрагивая всем телом, обмяк на руках Хранителя.       Измученный, он позволил спустить себя на жесткую перину кровати. И освобожденный Ангел немедля кинулся к своему любовнику:       — До сеновала не дотерплю! — шепнул Хранитель Эльфу на ушко. Бросил на пол одеяло с постели — и увлек на себя хихикающего соблазнителя. — Не ржи, бери меня скорее! Горю, не видишь разве?!       Он опустился на колени, пригнулся — представ перед любовником в самой откровенной позе. Наконец-то Ангел и сам понимал, почему ему нравится принимать в себя ушастика только так — только так им обоим крылья не мешали!       И крылья не заставили себя ждать.       Ангел был слишком возбужден, чтобы сдерживаться. Эльф двигался в нем быстро, не жалея, смачно целовал и покусывал спину, царапал коготками ягодицы, оставляя красные полоски, тискал в кулаке орудие.       Медленно приходящий в себя монашек щурился, но слышал лишь эхо дыхания, видел смутные тени, ритмично качающиеся навстречу друг другу…       Но вдруг вспыхнувший ослепительный свет заставил его зажмуриться и прикрыть глаза рукой.       В пик наслаждения, в оглушительный миг самого яркого удовольствия — распахнулись ангельские крылья, наполнив переливчатым сиянием убогую лачугу. Едва хватило места под крышей, и то крылья развернулись лишь наполовину, упершись сгибом в поперечные балки кровли…       Монашек смотрел заворожено. Только крылья. И два смутных, слившихся воедино силуэта под сиянием. Больше он ничего не видел. Но и этого было достаточно для благоговейного судорожного вздоха. Он поднял руку, чтобы перекреститься… Но опомнился, что наг и испачкан собственным семенем. И просто натянул на себя край грубой простыни, до самого носа, до блестящих, широко распахнутых глаз под всклокоченными волосами.