Останься

      Арнольд стоял в одном шаге от жилища семейства Патаки, нервно запустив руку в волосы. Он с трудом мог припомнить последний раз, когда был у Хельги дома — наверное, когда заносил ей домашнее задание, когда она болела, или что-то в этом роде; и от мысли, что ему больше не представится такой возможности cнова, становилось дурно.       На прошлой неделе Хельга сделала объявление по окончании урока истории, единственного с восьмого класса совместного предмета для «старой банды». Все очень изменилось по сравнению с начальной школой, но Арнольд и группа его друзей прилагали все усилия, чтобы поддерживать дружбу, собираясь вместе как можно чаще, несмотря на неловкие отношения в средней школе и расставания (конфронтация Ронды и Гарольда в седьмом классе свела почти на нет активность группы), на различия в школьном расписании (Фиби, само собой, по большей части посещала дополнительные занятия, но умудрялась не оставаться в стороне, по крайней мере после урока истории), и на все юные переживания и подростковые драмы, приносимые взрослением. Это зародило в голове Арнольда мысль, что, возможно, они все не будут друзьями к моменту окончания школы (Ронда уже стала обедать с «популярными» девушками, Сид вдруг начал пропускать занятия и проводить время с сомнительными личностями), но даже это не вызвало у него подобной реакции.       Поэтому, когда Хельга поднялась после урока истории, последнего на тот день, и объявила, что ее приняли в Академию Искусств Аваланш, и она переедет туда по окончании семестра (который завершался через неделю), Арнольд просто оцепенел. Он оглядел кабинет, чтобы оценить реакцию остальных одноклассников, и был шокирован своими наблюдениями. Во-первых, не каждый выглядел столь же удивленным, как и он. У Фиби стояли слезы в глазах, которые были немного припухшими, как будто она и до этого совсем недавно плакала. Арнольд подумал, что если бы у них были еще совместные уроки, он бы заметил это раньше, и спросил ее о причине. Лайла тоже смотрела мутным взглядом, и Арнольд предположил, что она, должно быть, тоже уже была в курсе. К всеобщему удивлению Хельга и Лайла сдружились на протяжении средней школы — все действительно сильно изменилось в 118 школе. Реакция Джеральда смутила Арнольда больше всего. Он печально покачал головой, но совершенно не так, как он делает обычно, когда узнает неприятные известия... Должно быть, с ним поделилась Фиби.       Но все остальные выглядели так, будто слышали эту новость впервые. Ронда подскочила со стула и обняла Хельгу, что казалось очень некомфортным для бывшей задиры.       — О, Хельга! — воскликнула она. — Конечно, мы будем ужасно по тебе скучать, но прими мои поздравления. Аваланш — такая престижная академия, и нужно обладать незаурядным талантом, чтобы попасть туда! Мы все так гордимся тобой!       Другие ученики присоединились с похожими высказываниями, некоторые были огорчены чуть более остальных, но, по крайней мере, были в состоянии сказать ей что-либо поздравительное или полное сожаления.       Кроме Арнольда. Он так и сидел за своим столом, глядя широко раскрытыми глазами, слегка приоткрыв рот, пока не прозвенел звонок. Он бесшумно покинул кабинет, чтобы никто не заметил его ухода.       Он даже не был уверен, как ему удалось избежать разговора с Хельгой в ту неделю. У них было несколько совместных уроков, и они регулярно обедали с остальной группой. Но он обнаружил, что просто переносил ноги из одного кабинета в другой, во время занятий смотрел лишь на учителя, и ел свой ланч в одиночестве. И весь этот успех, которого он достиг, избегая этого разговора, чтобы справиться с этой не самой простой ситуацией, во всяком случае, привел его к тому, что святоша-Арнольд стоял на ступеньках ее крыльца за один день до запланированного отъезда Хельги. Вероятно, сейчас она уже заканчивала сборы.       Он сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка.       Раздался шорох по ту сторону двери, звук спускающихся по лестнице шагов, и дверь открылась, представив его взору Хельгу Джи Патаки собственной персоной. Длинные светлые волосы были собраны в небрежный узел, одета она была в старую футболку и запачканные джинсы.       — Слава Богу, вы вернулись, мне определенно нужно еще несколько коробок, а то оказалось, что еще много того, что я ду... — голос затих, когда она полностью осознала, кто стоит на ее пороге. — Арнольд? Что ты здесь делаешь?       Он потерял дар речи. Ему подумалось, что это от того, как она на него смотрит.       И если бы только она могла читать его мысли. Она приподняла руку:       — Эхе, вся моя одежда уже упакована, так что я напялила, что первое нашла, чтобы закончить укладывать вещи и сборы. И прическа у меня растрепалась, так что... — она замолчала. — Погоди, с какой стати я тут перед тобой оправдываюсь, Репоголовый? Не делай вид, будто я не заметила, что ты игнорировал меня всю неделю, — она бросила на него взгляд. — В конечном итоге пришел попрощаться? Боже, как будто мы не знакомы всю жизнь, а теперь я уезжаю, возможно, навсегда. И ты не думаешь, что можешь проявить какие-то эмоции по этому поводу. Или ты меня настолько ненавидишь?       Она произнесла это все так быстро и отрывисто, что у Арнольда едва ли было время, чтобы зафиксировать информацию, но ему удалось вставить свое слово на последнем высказывании:       — Я не ненавижу тебя, Хельга! — выпалил он.       Хельга вздернула брови и положила руку на бедро.       — Что ж, приятно слышать.       — Послушай, — вымолвил он, вновь запустив свою руку в волосы, чувствуя, что опять начинает нервничать. — Я не знаю, почему воспринял эту новость о твоем отъезде так плохо, но мне жаль. Мне очень хотелось бы не терять время в последнюю неделю, игнорируя тебя, вместо, ну... не знаю, вместо того, чтобы создавать побольше воспоминаний или вроде того, — он остановился и глубоко вдохнул. — Дело в том, что мне жаль. И я пришел, чтобы попрощаться.       Произнося это, он все время смотрел вниз, и лишь когда закончил говорить, поднял взор на Хельгу. Она глядела на него с забавным выражением лица – наполовину улыбаясь, но в то же время со слегка нахмуренным от смущения лбом.       — Не желаешь войти, Арнольд? — предложила она, растворив дверь шире. — Я только заканчиваю собираться, и мне бы не помешала помощь.       Арнольд моргнул. Вообще-то, он не планировал оставаться — просто зайти, чтобы извиниться и попрощаться, но сейчас, когда он уже был здесь, стало казаться, что этого не достаточно.       — Конечно.       Хельга вошла внутрь, и он шагнул за ней. Она закрыла за ним дверь и проделала путь к лестнице.       — Боба и Мириам нет дома, — сообщила она. — Наверное, они решили оставить меня одну в мой последний день, но я не возражаю. Они оплачивают мой отъезд в Аваланш, так что я не имею права жаловаться. Плюс я люблю побыть в одиночестве. Но, — тут же добавила она, — я не против твоей компании.       Она дошла до верха лестницы и отправилась в свою спальню.       — Честно говоря, я даже сомневалась, что ты придешь проститься. Или вообще заговоришь со мной до того, как я уеду. Вчера, когда после уроков ты сразу ушел, я подумала, что ты совсем ничего мне не скажешь. Так что ты меня удивил, Репоголовый.       Они дошли до комнаты. Хельга толкнула дверь и зашла в нее, Арнольд последовал за ней.       Комната была угнетающе пуста. Кровать стояла на месте, аккуратно заправлена, с кипой одежды, лежащей поверх. Стол стоял в углу, из открытого ящика виднелись несколько листков бумаги, но остальное было убрано. Дверь в шкаф была приоткрыта, и там уже почти ничего не осталось, только несколько розовых платьев, в которых Арнольд не видел Хельгу уже много лет, висели с краю. В углу комнаты, опираясь на стену, стояла стопка ее картин.       Арнольда это ошарашило.       — Ты ведь действительно уезжаешь? — он пытался произнести эти слова нормально, но они словно застряли в горле и получились сказанными сдавленным шепотом.       — Прости, Репоголовый, — мягко вымолвила Хельга слегка дразнящим тоном. — Не думала, что тебя это так волнует.       — Я тоже, — пробурчал он себе под нос. Он направился к картинам. — Не знал, что ты рисуешь.       Хельга пошла за ним, преградив ему путь до того, как он их достигнет, взяла одну из них и принялась рассматривать.       — Да, это те работы, за которые меня и приняли в академию.       — Правда? — удивился Арнольд. — Я думал, ты больше увлекаешься поэзией.       Хельга отвела взор от картин и улыбнулась словам Арнольда.       — Ты помнишь это?       — Ну, да, — честно ответил Арнольд. — У тебя хорошо получалось. Разве не ты выиграла конкурс поэзии в шестом классе?       Брови Хельги поползли вверх.       — Вообще-то, да. Ого, Репоголовый, ты, в самом деле, удивляешь меня сегодня. Не разговаривал со мной неделю с тех самых пор, как я сообщила, что покидаю Хиллвуд, но помнишь о какой-то малозначительной награде, которую я выиграла два года назад.       Арнольд вздрогнул.       — Прости, Хельга. Я не горжусь своими действиями, то есть, бездействием в последнюю неделю, я просто...       — Не переживай, Арнольд, — перебила его Хельга, вдруг посмотрев в сторону. — То есть, я знаю, что у нас не было особых историй, я даже не ждала, что тебе будет, что мне сказать. Но, — она остановилась и повернулась, чтобы взглянуть на Арнольда, с робкой улыбкой на лице, — я рада, что ты решил прийти. И, — добавила она, — чтоб ты знал, я начала рисовать в прошлом году. Это оказалось более действенным, чем писательство. По-видимому, у меня дар.       Арнольд пристально рассмотрел ее, отметив мягкую улыбку на лице и след от румянца на щеках. Но было что-то еще, в глубине ее глаз. Печаль...       — Ты выглядишь... — Арнольд запнулся, подбирая правильное слово, — менее защищающейся, чем обычно, — он вдруг понял, что это прозвучало грубо. — Я хотел сказать...       — Нет, я поняла тебя, — засмеялась Хельга. — Не так много подколов и обзывательств, да? — она положила картину на место к остальным и прошла через комнату, усевшись на кровать. — Пожалуй, мой отъезд сказался и на мне самой тоже, Арнольдо. Вероятно, я не такая «защищающаяся», потому что... — она замялась перед произнесением следующих слов, улыбаясь ему, находящемуся в противоположном конце комнаты, той грустной, грустной улыбкой. — ... Мне нечего терять.       Арнольд нахмурился и пересек комнату, рассеянно присев рядом с ней на кровать, заприметив разрастающийся на ее лице румянец.       — Что ты имеешь в виду?       Она нервно хохотнула и отвернулась от него.       — Понимаешь, я завтра уезжаю. Надолго. На четыре года. Может, будет несколько визитов на каникулах, но я, вероятно, не увижусь ни с кем, кроме Фиби и Лайлы, — она повернулась к нему, опять так загадочно грустно улыбаясь. — Больше неважно, что обо мне думают. Мне не нужна моя броня, отталкивающая всех, потому что это не имеет значения. Я их больше не увижу. Это прощание.       «Что-то здесь не так», — подумал Арнольд. — «Это множественное число. Она говорит «все», «они», но это звучит так, словно она говорит об одном конкретном человеке».       — Ведь, — смягчив голос, продолжила Хельга, — никто даже не попросил меня остаться.       — Серьезно? — вымолвил в ответ Арнольд. — Я хотел сказать, Фиби выглядит очень подавленной из-за твоего отъезда. Разве она не упрашивала тебя не ехать?       — Нет, — Хельга покачала головой, — нет, она не хочет, чтобы я упускала такую возможность: она знает, насколько большая Аваланш, и насколько хорошо это будет для меня. Лайла тоже. Они сказали, — она вновь засомневалась, на сей раз взглянув куда-то сквозь Арнольда, после чего продолжила, — они сказали, что Хиллвуду нечего предложить мне. Я должна совершенствовать свои творческие способности и сделать что-то для себя.       — Они просто не хотят, чтобы ты отказывалась от своей мечты, Хельга! — настаивал Арнольд, — В самом деле, как они могут просить тебя остаться и отказаться от чего-то, столь важного для тебя.       «Забавно», — предалась размышлениям Хельга. — «Он говорит «они», но это звучит, как будто он имеет в виду одного конкретного человека».       — Я хочу сказать, что они не хотят быть эгоистичными, — немного поколебавшись, прибавил он. — Лишь потому что они хотят, чтобы ты была рядом чуть дольше... не означает, что они могут позволить тебе отступиться от своей мечты.       Хельга вздохнула, и опять эта пугающе тоскливая улыбка настигла его.       — Искусство — не моя мечта, Арнольд. Это лишь мой способ выразить мои мечты, потому что у меня нет другого способа их выражения.       Ей почти захотелось расцеловать его за этот знакомый, глупый, невежественный взгляд.       — Что ты хочешь этим сказать?       Она медленно поднялась и повернулась лицом к нему.       — Помнишь, как я сказала, что мне нечего терять, Арнольд? — он кивнул в ответ. Она сделала глубокий вдох и развернулась к стопке картин в углу. — Хочешь посмотреть на рисунки?       Несколько мгновений он смотрел то на нее, то переводил взгляд на полотна в углу. Печальная улыбка словно перманентно запечатлелась на ее устах. Не спеша, она встала и подошла к холстам. Он бросил последний взгляд на Хельгу, затем вытянул первый из них.       Арнольд смотрел на самого себя. Рисунок был выполнен полностью в голубом цвете, но не было сомнений, что нарисован именно он. Не могло быть ошибки из-за вытянутой формы головы на полотне, знакомой бейсбольной кепочки, водруженной сверху, взгляда полуприкрытых глаз, о котором он даже не задумывался. Следующая картина была тоже о нем, на этот раз в красном цвете. Другая изображала две фигуры вдалеке, одна из которых обладала все той же специфической формой головы. Одна была заштрихована, иная нарисована точками, которые при ближайшем рассмотрении оказались маленькими сердечками, которые иногда Хельга ставила в своей букве «i», третья абстрактная, но было очевидно — на ней все равно был он. Еще одна — просто набросок его углем. Все о нем. Он, он, и ничего, кроме него.       — Что скажешь, Репоголовый? Достаточно хорошо для меня, чтобы попасть в Аваланш, но достаточно ли хорошо для тебя, чтобы попросить меня...       — Останься, — не дал ей договорить Арнольд, внезапно оторвав взгляд от картин и посмотрев Хельге прямо в глаза, из которых в то же мгновение исчезла та непонятная печаль, и выглядела она так, как, должно быть, выглядел Арнольд, когда она впервые сообщила, что уезжает — по-настоящему шокированно.       — Пожалуйста, Хельга. Не уезжай. Останься.

***

      На следующий день старая банда по настоянию Арнольда в полном составе собралась на Поле Джеральда. «Для игры в бейсбол», — безапеляционно заявил он всем по телефону прошлой ночью, — «это очень важно».       — О, я рада-прерада, что ты решила остаться, Хельга! — просияла Лайла, стоя на стартовой позиции, соединив руки. Глаза ее наполнялись слезами, несмотря на улыбку, которую она не могла сдержать.       — Да, да, я тоже, Лайла, но если ты так и будешь здесь стоять, то Репоголовый выведет тебя из игры с первого же удара.       Арнольд опустил голову и показал язык девушке, играющей в позиции кэтчера позади него. Она лишь скорчила гримасу и ответила тем же, но мысль о том, что он может выставить Лайлу с площадки, вызвала у Арнольда улыбку.       — Почему бы тебе не занять место рядом с Фиби вон там? — сказала Хельга, большим пальцем указывая на боковую линию, где Фиби, казалось, чересчур эмоционально вела себя в объятиях Джеральда.       Лайла просто кивнула, позволяя слезам скатиться по ее щекам, и побежала к Фиби. Хельга покачала головой, когда та удалилась, затем улыбнулась Арнольду, глядящему на нее с такой же широкой улыбкой, как и у Лайлы, только без слез.       — Спасибо, Репоголовый, — мягко произнесла она, улыбаясь. В этой улыбке больше не было грусти.       — Спасибо тебе, Хе...       — ПЕРВЫЙ СТРАЙК!       — Хельга! Так нечестно, ты отвлекла меня!       — Давай же, Волосатик, сосредоточься на игре!       — После всего, что я сказал тебе вчера, ты по-прежнему...       — ВТОРОЙ СТРАЙК!       — Тебе повезло, что я устроил эту игру, чтобы отпраздновать то, что ты остаешься, иначе я бы...       — ТРЕТИЙ СТРАЙК! Ты вне игры.       — Помолчи, Хельга.       И Хельга умолкла с последовавшим поцелуем.