Дэви Джонс

Импел Даун. Ужасающее место по своей жестокости. По всему миру о нем ходят самые разные слухи, один хуже другого. Но пока сам не побываешь в этом месте, никогда не сможешь понять что это значит – быть живым трупом. Без цели, без надежд, без шанса даже просто снова увидеть небо. Дэви на своей шкуре прочувствовал это на себе. День за днем бороться с ужасающими тварями этого места за шанс увидеть завтрашний день. Убивать других заключенных за жалкие кусочки еды, что иногда сбрасывают сюда стражники. Спать в пол глаза, постоянно чувствуя на себе ненавидящие взгляды его товарищей по судьбе. Ведь как же, мальчишка, совсем мелкий, а на деле похуже любой твари в этом месте. Быстрый, ловкий, сильный… Беспощадный. И рычит бывает как зверь. А уж если зыркнет, так будто проклятие какое насылает. Даже редких женщин, что попадают сюда, и тех не жалеет. Дэви поудобнее устроился на своей лежанке, немного скривившись от боли в поврежденных ребрах, и принялся вспоминать. Весь тот ужас, что ему пришлось пережить за время, проведенное здесь, за одну секунду пролетел перед глазами, заставляя орды мурашек бегать по телу. И снова и снова проклинать неуклюжую Кудряшку Берти, которая не смогла нормально вытащить кошелек из кармана того богатенького мужика. Или это была женщина? А разве я не сам полез в карман? И Берти… Кто такая Берти? За четыре года здесь воспоминания из прошлой жизни, до тюрьмы, все больше и больше меркли в его голове. Имена, лица, события – все исчезало в водовороте боли, крови и безумия, что жило в нем, и шептало каждую ночь свои желания. Впрочем, так было только в первый год. Пока сам Дэви не сошел с ума. И тогда он сам стал безумием. Рвал глотки другим заключенным, пожирал монстров, что пытались сожрать его, и со слезами на глазах насиловал редких женщин, нашептывая им на ухо: «Мужчины не плачут». Но он так же понимал, что если бы он не стал таким, то не выжил бы тут. Сломался бы в один день и просто ждал, пока его не убьет кто-нибудь. И, возможно, даже благодарил бы их за избавление от всех этих мучений. Глухо застонав от бессильной злобы на старого себя, Дэви рывком поднялся и принялся ходить туда-сюда, проклиная себя снова и снова. Нет, сдаваться нельзя. Не сейчас, когда уже столько пережил. Нет, он будет жить. Жить и смеяться над теми, кто остался гнить в этой тюрьме. Да, выживает сильнейший. Наиболее приспособленный. Самый ловкий. Самый… Просто самый. Отбросив ненужные мысли из головы, Дэви сосредоточился на самом главном – на побеге. О, он уже не раз пробовал выбраться отсюда. Силой, обманом, ловкостью – все было бесполезно. Однажды он взял в заложники одного из стражников, так этот ублюдок Ширью порубил их обоих. Джонс не знал, каким богам надо молиться за то, что он вообще выжил. Косой шрам от левого плеча до правого бедра – ужасное, но верное напоминание о том, что чужая жизнь мало что стоит. И что Ширью с Магелланом больные ублюдки. Один по своей прихоти убивает заключенных, прекрасно зная, что ему за это ничего не будет. И правда, кто в здравом уме рискнет перечить такому человеку? Разве что Магеллан. Но тот не лучше. Сраный вивисектор! Способность его фрукта поистине ужасает. Создавать в своем теле самый разнообразный яд. От простого, что вызовет разве что диарею, до самого ужасного, что заставляет кости трещать, а мышцы буквально рваться от боли. Но самое паскудное в том, что эти самые яды он разрабатывал, испытывая их на заключенных! Сраный больной ублюдок! Заключенный, что сидел с Дэви в одной камере, все дальше и дальше отползал от беснующегося парня, с ужасом наблюдая за ним. Нет, сперва все было как обычно. Побесновался немного, да и успокоился. К этому Патрик уже привык. В такие моменты главное не соваться к этой твари. Да и вообще не смотреть на него. Старые волки говорили, что если слишком долго смотреть на смерть, то смерть тоже будет смотреть на тебя. И не дай бог захочет пообщаться! Не не не. Патрику такое счастье не надо. Жить ему нравилось. Даже в Импел Дауне. Но сейчас эта отрыжка дьявола походу совсем с катушек слетела. Вон как зубы скалит. Да и сам воздух вокруг него будто сгустился, даже дышать тяжелее стало. А тьма в глазах будто ожила. Шевелится. Словно пламя, вдруг подумалось Патрику, рвется сжечь здесь все к чертям. Мысленно помолившись всем богам и самому Дьяволу, чей отпрыск сейчас ярился перед ним, мужчина закрыл глаза и спрятал голову под руками, медленно раскачиваясь, мысленно повторяя: «Меня здесь нет! Меня здесь нет!» Неожиданно весь шум словно отрезало. Даже с соседних камер этого богами забытого места не доносилось ни шороха. Зато появилось ощущение множества взглядов. И Патрик вдруг ясно понял что чувствуют люди, выходящие на арену биться с другими людьми. «Скорее что чувствует шут, которого кинули в клетку со львом» - невесело подумал мужчина, собирая все свое мужество в кулак. После чего резко открыл глаза. Вокруг никого не было. Удивившись этому факту, Патрик вскочил и начал крутить головой, стараясь найти своего сокамерника. Но того будто след простыл. -Пропал… - не веря самому себе прошептал он. А после понял, как сильно оказывается присутствие этого сраного Джонса давило на него как психически, так и морально. – Он пропал! Он… -Осторожно! -Что ты… Неожиданно что-то с силой впечатало его голову в твердые прутья решетки. Сила удара оказалась такова, что железо, веками служившее дозорным для удержания опасных преступников прогнулось под его головой. А еще он явно слышал хруст. Череп не выдержал. -Эээ нет. – за волосы Патрика схватила маленькая, но крепкая рука и швырнула обратно в темноту камеры. Дыхание выбило из легких, и он, задыхаясь, схватил себя за голову, с каким отстраненным интересом подмечая, что рука его погрузилась во что-то мягкое и липкое. Но по настоящему его чувства проснулись когда он увидел Дэви мать его Джонса, что сидел возле него на корточках и с дикими глазами и безумной улыбкой скалился ему в лицо. – Ты так просто не умрешь друг мой. Мы ведь так отлично поладили правда? Нет нет нет. Я тебя туда – Джонс неопределенно махнул рукой и указал пальцем куда-то вверх, - пока не отпущу. Я… - собственный голос показался Патрику невероятно хриплым, а по щеке медленно скатилась слеза. Совершенно не к месту пришла мысль, что умереть все таки было бы куда проще. – Я… -Ну ну. Не плачь. – юноша стер с его щеки катившуюся слезу. А после с каким-то садистским наслаждением протянул: Мужчины не плачут. *** Сгрузив трепыхающееся тело ублюдка, что сидел с ним в одной камере, Дэви брезгливо вытер свои руки. На душе снова стало легко. Такие вот разрядки уже стали привычны для молодого парня. А нормально это или нет, его совершенно не волновало. Помогает и ладно. Людей в Импел Дауне много, а уж на воле… Счастливо улыбнувшись, начал медленно раскачиваться с носков на пятки и обратно. Да! Возможно, скоро он попадет на волю. В последнее время среди заключенных начали гулять слухи об одном парне с шестого уровня. Конечно, ухмыльнулся Дэви, этот уровень страшно секретный и про него никто не знает. Но, где знают двое, там знают все. На шестом уровне уже три года как сидел сам Золотой Лев Шики, один из самых беспощадных пиратов нынешнего времени. Легенды о нем ничем не уступали таким монстрам как Белоус, или уже почивший Король Пиратов. Видел он кстати этого Короля. Когда его посадили, Дэви уже начал сходить с ума чуть ли не кинулся на дозорных, что сопровождали Роджера. Одним из них кстати был сам Вице-адмирал Гарп, высокий мужик с очень мощным телом. Правда, в то время, усмехнулся Джонс, мен больше волновало количество мяса на его костях, а не что-либо еще. Когда они увидели его, тощего с безумными глазами, то страшно удивились. И еще страшнее был их гнев. Воздух вокруг Гарпа и Роджера словно загустел, словно их ярость материализовалась в нашем мире. И Вице-адмирал в точности повторил слова Магеллана, когда его только посадили в эту тюрьму: -Мальчишку?! В Импел Даун?! Они там что, совсем охренели? А Король наоборот вдруг замолчал и задумчиво пожевал губу, раздумывая над чем-то. А после, будто озаренный, посмотрел прямо на меня и закричал: -Умри! А дышать стало еще тяжелее. Меня это почему-то не испугало, а наоборот заставило низко зарычать и отскочить назад, словно перед более крупным хищником и не то сказать, не то рыкнуть: -З-з-загрыз-з-зу. Тварь. И именно после тих слов дышать стало снова легко, а глаза Вице-адмирала стали размером с блюдце. Так сильно он удивился. Если честно, что тогда, что сейчас я так и не могу понять, что именно их так поразило? Что ребенок оказался в самой опасной тюрьме мира, или его недетская ненависть, что буквально клубилась вокруг меня? Слова, сказанные Роджером, заставляют склоняться ко второму. -Ва-ха-ха-ха! Вы утонете в крови, дозорные! Весь мир утонет в крови! В бездне вы сами растите себе смерть! Ва-ха-ха-ха! *** От воспоминаний меня отвлек легкий стук в стену. Это оказался здешний проныра, один из тех немногих, что умудряется жить вне клетки. И соответственно знает обо всем, что творится в тюрьме. Я хотел послать его, снова уйдя в воспоминания, но слова, что он сказал, и скрип открываемой клетки заставил мое сердце радостно гонять кровь по венам, а руки в нетерпении подрагивать. -Шики-сан начал действовать. Пора.