У каждого – свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас. (Евгений Евтушенко)
Хавок всегда любила смотреть на звезды. Многим это казалось странным: сложно было найти более равнодушного ко всему человека. Что бы ни случилось – выражение лица у нее было одним и тем же. Но звезды она любила. Почему – непонятно. Несмотря на то, что казалось: протяни руку – и ты дотронешься до одной их них. Звездное небо не было живым существом, не могло согреть теплом, поддержать добрым словом, но привлекало сильнее, чем что бы то ни было. Больше ничего не интересовало ее. Так думали все. Откуда им было знать, что творилось у нее в душе? С детства Хавок узнала, что такое боль. Каково это, когда любимый отец месяцами не появляется дома, а потом исчезает насовсем. Когда брат издевается над всеми попытками сделать что-нибудь стоящее, красивое. Выставляет глупой неумехой перед всеми без исключения, просто для того, чтобы посмеяться над ней. А мать не слышит тебя, слишком погружена в работу, пытаясь обеспечить своих детей хотя бы самым необходимым. Единственное, что оставалось девочке – это смотреть на звезды. Смотреть и мечтать, что за самыми яркими из них скрываются дорогие для нее люди. Позже – придумывать истории с ними. А потом, не заметив, замкнуться в самой себе, отгородиться от всего мира.***
Спустя несколько лет внезапно мир словно сошел с ума. Появились контракторы. Хавок спокойно приняла свою новую роль. Ее поведение не изменилось. Став старше, она не изменила своей любимой привычке: не спать ночами и смотреть на звезды. То, что они стали ненастоящими, ложными, ничуть не беспокоило ее. Лишь одно заставило ее вздрогнуть, а остальным позволило увидеть отблеск эмоции на ее лице: когда она узнала цену своего контракта. Но позже окружающим это показалось ошибкой. Девушка еще больше отрешилась от мира. Просто стала плыть по течению. Выполняла свою работу. Решила принять свою судьбу и решала, кто должен жить, а кто этого не достоин. Стала одним из самых опасных контракторов.***
Все изменилось в один миг. Способности Хавок просто исчезли. Испарились. Как будто их и не было. Осознание того, что она натворила, навалилось на плечи тяжелым грузом. В первый момент было даже трудно дышать. Хватая ртом воздух и пытаясь уцепиться за что-то, чтобы не упасть, Хавок случайно взглядом зацепилась за звезды. Пришло понимание, что все они – ложные. Боль, захороненная где-то в самых уголках ее души вернулась, еще более мучительная, приправленная чувством вины и ужаса. Казалось, что она вот-вот сойдет с ума… – Тетя, вы в порядке? Что с вами? – теплая, маленькая ладошка легонько касается ее плеча, детский голосок звучит звонко, но обеспокоенно. Хавок поднимает глаза и сквозь серую пелену видит перед собой ребенка. Возраст почему-то определить трудно, цельный образ никак не складывается в голове, взгляд выхватывает лишь некоторые детали: светлые вихры на макушке мальчишки, оттопыренные уши, испуганные серые глазенки… Пелена становится все сильнее, земля словно уходит из-под ног, на краю сознания Хавок слышит лишь обрывки каких-то фраз…***
Возвращаться ей не хотелось. Темнота, словно теплое покрывало, окутала Хавок, дала, наконец, возможность просто согреться. Но что-то не давало покоя, тянуло назад. Спустя мгновение, а может и несколько лет, девушка почувствовала чье-то присутствие рядом. Затем пришла боль. Не та, что разрывает сердце на куски, а обычная, оставляющая раны на теле. Сквозь эту хмарь Хавок почувствовала, как ее лба коснулось что-то прохладное, принося с собой свежесть, отвлекая от боли. – Меняйте компресс по мере необходимости, ни в коем случае не давайте жару распространиться, – чей-то баритон убаюкивал, успокаивал Хавок. – Как думаете, сколько она пробудет без сознания? – тихий женский голос что-то цеплял в душе девушки, заставлял вспоминать, что есть в мире что-то доброе, ценное для каждого человека. – Сложно сказать. Девочка может и не выкарабкаться, – речь сопровождал усиливающийся запах медикаментов, стук бутыльков друг об друга и шуршание упаковок с лекарствами. – Ее организм сильно ослаблен, все зависит лишь от нее самой… Скажите, – тот, кого Хавок приняла за врача, сделал паузу. Девушка словно наяву увидела мужчину, застывшего в нерешительности. – Скажите, почему вы вообще отказались везти ее в больницу, решили сами за ней ухаживать? Лаура, вы же даже имени ее не знаете. Хавок замерла в ожидании. Что-то внутри заставило ее насторожиться, какая-то шалая, нежданная надежда услышать нечто важное, ценное, человечное проснулась в ее душе. Время словно замедлило свой бег, сердце пропускало удар за ударом… А женщина, горько вздохнув, ответила: – Просто… Просто она очень похожа на нашу пропавшую дочь. Мы не знаем, где сейчас Мари, но… Если мы сможем помочь хоть кому-нибудь, хоть чем-нибудь может… – с каждым словом голос звучал все тише, пока не раздался всхлип. Хавок тихонько выдохнула. Она сама не знала, что хотела услышать. Но надежда стать кому-нибудь нужной не исчезла. Темнота снова брала свое, гасила сознание. Но теперь девушке стало легче. Она чувствовала, что рядом есть кто-то, кто может стать для нее близким, разогнать ее одиночество. Этой ночью Хавок впервые за долгое время снова приснились звезды. Настоящие звезды.***
Прошло несколько месяцев. На первый взгляд Хавок абсолютно не изменилась: тот же отрешенный взгляд, та же привычка сидеть чуть сгорбившись и не обращать ни на что внимание. Но это только на первый взгляд. В семье, где она жила, умели подмечать любую ее эмоцию: от глубочайшей тоски до мимолетной, почти незаметной улыбки. Ее действительно приняли как дочь. Не отождествляли с пропавшей Мари, а просто относились как к родному существу, окружали теплом и заботой. Девушка отвечала им взаимностью. Она потихоньку училась просто любить, делиться чувствами с теми, кто стал ей близок. О том же, кем она была раньше, Хавок старалась не вспоминать, но первый месяц она пережила с трудом. Видеть шкодные детские мордашки было мучительно до ужаса: слишком ярко они напоминали ей о ее плате за контракт. Попытка отстраниться самой или оттолкнуть ребят от себя ни к чему не привела. Дети постоянно требовали внимания к себе и очень уж хотели, чтобы у них была старшая сестра, которая сможет их защитить, к которой можно прийти, выговориться, а затем вместе совершить набег на соседский сад, чтобы потом дружно полакомиться вишнями. Но не зря Хавок была уверена в том, что все хорошее имеет свойство заканчиваться. Долгое время большинство считало ее пропавшей без вести, а некоторые и вовсе погибшей. Но внезапно для всех ее обнаружили. Случайно увидели идущей по улице с ее новой семьей, заинтересовались, проверили и поняли – да, это она, тот самый пропавший без вести опаснейший агент, которого боялись все без исключения. Естественно, что оставлять ее на свободе не собирался никто. Как и упускать возможность как следует изучить способности регрессора. Последним воспоминанием о семье, ставшей Хавок такой родной, были лишь слезы. Слезы ребят, их матери, молчание ее мужа, осознание того, что за свои проступки нужно расплачиваться, – все это принесло чувство просто невыносимой горечи. Когда захлопнулись тяжелые двери грузовика, в который ее поместили цепные псы MI6, Хавок не выдержала, разрыдалась впервые в жизни. Громко, с надрывом, как маленький, покинутый всеми ребенок.***
Все вышло именно так, как думала Хавок. Девушку не только привезли поближе к Вратам, но и любезно в лице Эрика Нисидзимы сообщили, что теперь она будет сотрудничать с исследовательским институтом ООН «Пандора» при проведении различных экспериментов внутри Врат. На какую-то долю секунды Хавок даже пожалела, что лишена способностей: девушка больше не хотела плыть по течению, подчиняться кому бы то ни было. Но в следующее мгновение, когда она осознала, о чем подумала, ее чуть было не охватила паника. Лишь обстановка и холодное, напряженное внимание со стороны окружающих помогли удержать на лице такую привычную, равнодушную маску и не выдать своих эмоций. Хэй появился внезапно. До штаб-квартиры «Пандоры» оставалось ехать не так уж долго, как она почувствовала его присутствие. Хавок предполагала, что за ней начнется охота, но увидеть именно его не ожидала. То, что Хэй преследует свои личные цели, она поняла позже, когда очнулась привязанной к стулу наедине с ним, без всякого намека на присутствие его сообщников. – Так ты жива, Кармин, – голос Хэя звенел от едва сдерживаемой злости. – Что там произошло тогда? – Хавок, хоть ее и охватил страх, невозмутимо посмотрела на него. – Где моя сестра? Где Бай! – лицо Хэя исказила гримаса боли и ненависти. – Ты, Амбер и Бай, вы все были там. Что там произошло? Почему здесь только мы с тобой? Где они? Где Бай?! Где моя сестра?! – с каждой фразой мужчина распалялся все больше, выплескивая беспокойство, злость, что накопились у него за несколько лет бесполезных поисков. Раздался противный хруст, Хавок вскрикнула от боли, ее пальцы словно обожгло огнем. – Мы не были с ними в одной группе. Я даже не знаю, живы ли они. Я действительно была в тот день в Южной Америке, но ничего не помню после того, как это случилось. Когда я пришла в себя, я уже была через океан в каком-то пригородном районе Европы. И почему-то я потеряла свои способности. С тех пор я ни разу не выбиралась из этого города. Я просто жила. Тихой жизнью без организации, без контракта. Пощечина. – Я тебя не об этом спрашиваю! – Тогда как мне убедить тебя? – девушка из последних сил старалась сохранить спокойствие, убедить в своей правоте. – У меня нет информации, что нужна тебе. Мне нет смысла молчать, когда меня пытают. Однако ты, похоже, этого не понимаешь. До того как стать Агентом, ты был жесток как никто другой. И тебя боялись, называя Чёрным Богом Смерти. А теперь, став агентом, ты вышел из себя из-за какой-то мелочи насчёт сестры. Еще один удар. Падение, ломота во всем теле. – Замолчи! – Хэй никак не хотел прислушаться к голосу разума. Хавок ничего не оставалось, как говорить первое, что приходило ей в голову: – Ты вспыльчивый, но не такой, как психически нестабильные моратории. Не видно, чтобы ты платил цену, – привычная маска треснула, рассыпалась на куски и обнажила истинные эмоции девушки. Боль от ударов притупилась, уступая место другому чувству, царапающему сердце, разрывающему на куски душу. Глубочайшая тоска отразилась в ее зеленых глазах. – Хэй, а ты и правда контрактор?***
Она не хотела просыпаться. Во сне она снова оказалась дома и увидела лица дорогих ей людей, услышала ребят, ссорящихся из-за очередной ерунды. Лаура вновь говорила с ней о чем-то обыденном, волновалась по пустякам. И в этой простой, бедной, но такой теплой и дружной обстановке Хавок чувствовала себя на своем месте. Она просто жила. Но реальность все-таки взяла свое. Девушка очнулась и с удивлением поняла, что Хэй готовит. Аромат чего-то явно очень вкусного напомнил о том, что Хавок толком не ела уже несколько дней, и отчасти даже придал мрачной комнате намек на домашний уют. Хэй молча развязал девушке руки и поставил перед ней тарелку с рисом и овощами, после чего приступил к трапезе сам. – Ты всё такой же прожорливый, – заметила Хавок с каким-то мрачным весельем и удивлением. – Знаешь, я никогда не думала, что еда может доставлять удовольствие, пока не потеряла способности. Я ела лишь потому, что так требовал организм. Но, познакомившись с семьёй Лауры, я научилась готовить. Поначалу детям не слишком нравилась моя стряпня, но со временем они сами стали просить приготовить им что-нибудь вкусненькое. Мне это нравилось, я хотела увидеть, как они радуются, – глаза девушки потеплели, словно она увидела довольные мордашки этих ребят наяву. – И это говорит та, чьей платой за контракт было пить кровь детей. Вздохнув, Хавок попыталась несколько раз взять ложку, но боль в сломанных пальцах не дала ей этого сделать. Видя ее мучения и чувствуя вину за произошедшее, Хей решил взять дело в свои руки и помочь девушке. Съев первую ложку, Хавок с грустной полуулыбкой отметила: – Мама Лауры однажды сказала: «Не верь мужчинам, которые умеют готовить. Они непременно плохие люди». Хей моргнул, а затем насупился, как ребенок. Следующую ложку он не предложил девушке, а съел сам. – Обиделся? – Хавок задорно рассмеялась. – Ты и правда изменился. Не в худшую сторону. – Я впервые вижу, чтобы ты улыбалась, – после долгой паузы, наполненной удивлением, произнес Хэй. – Я сама еще не привыкла, но это и к тебе относится. Может я не одна, кто прошел через это. Может, все ещё живы, также как ты и я. Я помогу тебе. Отведи меня к Вратам. Может, тогда мои способности и память вернутся ко мне. Только обещай мне одну вещь. Если... Если я стану прежней, тут же убей меня.***
По мере приближения к Вратам Хавок все больше охватывало гнетущее чувство ужаса и одиночества. Хотелось развернуться и, разрыдавшись, убежать прочь или же, вцепившись в руку Хэя, умолять его увести ее отсюда, избавить от всего этого. Девушке с трудом удалось сдержать слезы и собраться с силами, чтобы идти дальше. Отчасти в этом была и заслуга Хэя, пусть он даже и не подозревал об этом. Поймав его взгляд и прочитав в нем еле заметное беспокойство, Хавок смогла взять себя в руки, но ненадолго. Как только они приблизились к границе врат, девушка стала ощущать не только все возрастающее чувство страха, но и то, как быстрее побежала по венам кровь. Совсем как тогда, когда она обладала силой. Перед глазами замелькали картины прошлого, того самого кровавого прошлого, в котором она принимала непосредственное участие. Пришло понимание, что, если к ней вернутся способности, жизнь снова превратится в ад. – Нет! – закричав, девушка ринулась прочь от Врат, но пробежала совсем немного из-за накатившего на нее чувства слабости. Хей устремился за ней. – Не подходи! Это чувство возвращается. Я хотела бы вернуть свои способности, если бы смогла стать такой, как ты, – Хавок била крупная дрожь. Начался дождь, чувство тревоги стало все больше возрастать. – Видимо, я просто не заслуживаю этого. Если бы мы встретились раньше, возможно, я бы смогла жить, не боясь контракта. Но я не хочу больше убивать! – последние слова девушка прокричала, почти захлебываясь в истерике. – Прошу тебя… – Успокойся, – теплые руки прикоснулись к ее лицу. – Твои способности не вернутся, если ты будешь держаться подальше от этого места. Ты больше никого не убьешь! Так ведь? – что-то во взгляде, улыбке и тоне Хэя заставило Хавок поверить ему, подарило осколок надежды. А в следующее мгновение… все закончилось. Погоня, что отправили за ними, настигла их, легко выследив с помощью ищейки. Один из контракторов, использовав свои способности, ранил девушку. Хавок сразу поняла, что это конец. Последние мысли ее были о том, что так, возможно, будет лучше. Не нужно больше сожалеть о прошлом, думать о будущем и остерегаться тех, кто пожелает у нее это будущее отобрать. Из последних сил она подняла руку, дотронулась до щеки Хэя. Хавок хотела попросить, чтобы он позаботился о семье Лауры, но не смогла вымолвить ни слова. Хрупкая изломанная фигурка осталась лежать на земле, а мужчине ничего не оставалось, как повернуться лицом к лицу к своим противникам. Одинокая звезда, ярко сверкнув, сорвалась с небосклона и полетела вниз. Опаснейший контрактор, обретя надежду, но лишившись своей силы, оказался лишь очередной жертвой в негласной войне.