Persistence

- Сотню раз я говорила ему "нет", а он говорил "да", - сказала ей другая женщина, - пока я наконец не сказала "да". Он был не из тех мужчин, кто принимал отказ. - Я знаю таких, - сказала королева со сдержанной улыбкой. - Ваше Величество встречали таких? - Роберт, - соврала она, думая о Джейме. (с) Джордж Р. Р. Мартин. "Пир Стервятников"

Она сказала ему, что все кончено; что то, кем они являются друг для друга, то, кем они всегда будут являться друг для друга, больше не должно было случиться, риск слишком велик, и цена слишком высока. Что теперь у них есть ребенок, о котором необходимо думать, сын, который с каждым днем все больше похож на него. Они рискуют не только своими головами, она напоминает ему, и ни одна мать не должна быть настолько эгоистична, чтобы рисковать жизнью ребенка ради собственного счастья. Слова бы ранили его, если бы он позволил им, но вместо этого он предпочел полностью игнорировать их. - Мы будем трахаться или нет? - спрашивает он, как ни в чем не бывало, отказываясь узнавать слова, которые она говорила более получаса. Разъяренная, естественно, она ударяет его, хлопок эхом разносится по комнате, его щека начинает гореть. - Это да или нет? - невинно спрашивает он, начиная снимать с себя железные пластины и выстраивая из них барьер между собой и своей близняшкой. Она снова ударяет его, разумеется за дело, но он только усмехается, подмигивает, а остатки доспехов падают, издают грохот, ударяясь о пол около их ног. - Не забывайтесь, сир! - командует она, и он помнит. Помнит, что он лишь половина, помнит, где биение сердца врет в ответ. Он никогда не помнит себя без Серсеи, и когда он вспоминает о Серсее, то мало о чем думает кроме. - Скажи мне, что не любишь меня, - настаивает он, притягивая ее к себе, и вот она - едва заметная уязвимость в его голосе. Латная перчатка была отброшена в сторону - обе они лежат в ногах, - и если сейчас она соберется и скажет нужные слова, тогда он поймет, что потерял ее, тогда он будет вынужден уйти. Она в бешенстве смотрит на него, и ее губы размыкаются, только оттуда не выходит ни звука. Она пытается снова и снова, но нет ничего кроме тишины, даже когда со шнуровкой покончено и штаны спущены. Он вопросительно смотрит не нее, ожидая тех слов, которые должны разбить ему сердце, но она не вынесет произнести их, как он не вынесет услышать их, и она даже иметь в виду подобное не может, как и он. Он смеется, скорее облегченно, чем удивленно, понимая, что если она не может сказать это, то значит, что она его любит, и он не колеблется, не стыдится, когда подхватывает ее на руки и несет в сторону кровати. - Джейме! - протестует она, хотя ее пальцы сцепляются в замок, руки обвивают шею. - Джейме... Джейме, нет... - Нет, ты не скажешь мне, что не любишь меня, - отвечает он, кладя ее на кровать, и она понимает, что не может сопротивляться, хоть ее ладони и упираются ему в грудь. Этот жест не имеет почти никакого смысла и является большим сопротивлением, на которое она способна. - Джейме... - она все пытается затягивать время, ее слова полны похоти и разочарования, которое он не позволит ей испытывать. Она не сможет жить без его прикосновений, а он не собирается смотреть на ее попытки. Передняя часть ее платья задрана, он устаивается между ее ног. - Скажи мне, что ты меня не любишь, - снова повторяет он, напоминая ей, что в ее власти запретить ему, если она хочет. Она смотрит прямо на него, выгибает бровь дугой, но молчит, и когда его член едва касается ее лона, он даже не удивляется, понимая, что она не менее влажная, чем всю жизнь для него. - Ты невозможен, - выдыхает она, но в ее голосе присутствует едва заметный смешок, и в ее взгляде читается не только гнев, но и расположение, он замирает на мгновение. - Продолжай тогда, пока нас не нашли, - шумно выдыхает она, обхватывает его шею рукой, а вторая ладонь скользит ниже, подсказывает правильный угол наклона, направляет. Конечно же, он подчиняется, одно движение заставляет обоих тяжело выдохнуть. Они жестко трахаются, она каждый раз льнет к нему, отвечает на каждое его движение; ее ноги лишь крепче сжимаются вокруг его ног, когда его бедра приподнимаются над ее. Она во всем винит его, как он винит ее, только ее лоно встречает его, оно является для него большим домом, чем утес когда-либо был. Она кончает со смешком на выдохе, который они будто делят между губ, и он, ее близнец, тоже смеется. Та же смесь триумфа и облегчения, которую он испытывает в бою. Роберт, Джон Аррен, Варис... они все могут идти к Иным, на мгновение они чувствуют себя недостижимыми. Она вздрагивает под ним снова, и в третий раз, и для него этого уже чересчур. Он кончает в нее, теряется в этом ощущении, она обхватывает его руками, принимает, кладет его голову себе на грудь и путается пальцами в его волосах. - Конечно, я люблю тебя, глупый, - шепчет она спустя некоторое время, и когда он приподнимает голову и видит ее улыбку, он снова чувствует себя мальчишкой. - Всегда? - он спрашивает тихо. - Всегда, - она кивает в ответ. - А теперь ты мне скажи, что любишь меня, - добавляет она, чем-то напоминая маленькую девочку. - Я люблю тебя, моя Серсея. Всегда и полностью, - говорит он ей, и это и есть подтверждение, больше ничего не говорится. Ничего и не нужно.