Baby, you are my everything.

- Беатрис, милая, с тобой всё хорошо? - Обеспокоенный голос матери словно пробудил меня от тревожного сна. - Да, мам, всё в порядке. - Я через силу улыбнулась. Только не показывать ей, что на самом деле творится у меня в душе. Только не показывать. Я никогда не умела притворяться. Может быть, вариант "Правдолюбие" всё-таки подошел бы мне? Мама провела рукой по моим волосам. - Просто расслабься и не ошибись. - Ее голос, мягкий и ласковый, ее тонкие пальцы, поглаживающие меня по голове, подействовали, как успокоительное. Я почувствовала, как пляска в моем животе замедлилась, и кровь перестала звонко стучать в виски. Однако, когда Маркус взметнул руки вверх, призывая к тишине, и по стройным разноцветным рядам, в которые выстроились все пять фракций, прокатилась последняя волна возбужденного шепота, после чего в зале стало неестественно тихо, я снова ощутила, как мои щеки горят ярким пламенем. Ну почему, почему мой выбор так сложен? Почему именно я... дивергент? - Сегодня мы все собрались, чтобы пополнить ряды наших фракций еще одной партией неофитов. - Лицо лидера альтруистов было серьезным, длинный серый плащ колыхался от потоков ветра, временами врывающихся в зал через окно. - Те, кому исполнилось шестнадцать, стоят на пороге взрослой жизни. Сегодня решится их судьба. Будущие неофиты, я очень вас прошу обдумать свои решения еще раз. Вам дается один-единственный шанс на выбор, и этот выбор будет за вами всю жизнь. Всю жизнь?! Черт, да как я могу решить, чем я хочу заниматься всю жизнь, когда мне только месяц назад исполнилось шестнадцать лет?! А тут целых три фракции на выбор, поди, разберись, что тебе нужно: мозги, смелость или самоотверженность? Пальцами я нервно теребила подол длинной серой юбки. По логике вещей, мне не стоит бросать семью, значит, я должна выбрать Альтруизм. Да, скорее всего, это наилучшее решение. Но... блин, то есть мне до самой смерти придется не быть эгоистичной, думать о других и отдавать им всё до последней рубашки? Нет, я так не могу. Что же делать? В Эрудицию чаще всего идут люди жестокие, циничные, там живут эгоисты и честолюбцы. Там мне точно не место. А Лихость? Страшно представить, что там со мной сделают! Я всегда боялась быть храброй. Нет, я не могу принять это решение. Оно слишком сложно для меня. - Внимание! - Маленькая фигурка Маркуса величественно подняла руку. - Я буду вызывать неофитов по списку, в алфавитном порядке. Вы сами всё знаете: вам нужно выйти сюда и отдать свою кровь той фракции, в которую вы хотите вступить. После этого вы отправитесь в ряды вашей новой семьи - фракции, и после окончания Церемонии вы проследуете за ними в штаб-квартиры. - Он взял в руки длинный свиток пергамента и блестящий серебряный кинжал. Он ярко сверкнул, когда луч света, прорвавшийся через окно, попал на него и осветил арену, на которой стоял Маркус. Он еще раз поднял глаза и оглядел зал. - Начнем. Элизабет Браун! От ряда ярких, одетых в желтое товарищей отделилась крохотная девчушка, которой на вид можно было дать не больше одиннадцати лет. Сразу же после этой мысли я критически оглядела себя, и в голове родилась фраза: "На себя-то посмотри". Кажется, у меня сдают нервы. Надо взять себя в руки. Элизабет подошла к Маркусу, дрожащей рукой приняла нож и встала перед одной из чаш, на которой был выгравирован знак Товарищества - дерево. Я не видела, как она сделала порез на руке, но шипение крови, растворяющейся на горячих камнях, ясно услышали все. Она не покинула свою фракцию. - Элизабет Браун - Товарищество! - объявил Маркус, и сияющая девочка быстрым шагом вернулась в ряд своих друзей. - Следующий - Майкл Бёрнс! По мере того, как приближалась моя очередь, я чувствовала, как во рту пересыхает, а в желудке что-то большое и неприятное скользит вверх и вниз. Сжимая в пальцах тонкую ткань юбки, я глядела на арену, потому что не в силах была оторвать взгляд от происходящего. Кажется, я сумела запомнить, где какая чаша находится. Что ж, буду действовать здесь и сейчас, как только выйду туда, где уже под одобрительные возгласы и аплодисменты бывшая эрудитка Анджелина Килтон присоединилась к Альтруизму. Всё проходило слишком быстро, а это значит, я совсем скоро... Руки начали потеть, казалось, что бешеный стук моего сердца слышен во всем зале. Вдруг я ощутила легкое прикосновение к своему плечу. Мама. На мгновение я успокоилась, но тут же волнение возобновилось с новой силой. "Спокойно, Беатрис. Надо быть сильной. Надо собраться и сделать это. Надо быть сильной. Надо быть сильной..." - Беатрис Прайор! - голос Маркуса прозвучал грозно, как никогда. Медлить было нельзя. Ноги подкашивались, колени сами собой сгибались, на лице горел румянец, ватные пальцы судорожно перебирали подол юбки. У меня внезапно начало всё плыть перед глазами, я еле различала силуэт Маркуса, протягивающего мне нож. Я взяла его, удивившись, насколько холодной была твердая сталь, и встала спиной к зрителям, постаравшись отмести все лишние мысли. Сейчас для меня в мире не существует ничего, кроме пяти массивных чаш, мерцающих перед глазами. Две, стоящие рядом справа, со знаками дерева и весов, символа Правдолюбия, я отметаю как варианты сразу. На самой левой начертан глаз Эрудиции. Кажется, я уже решила для себя, что никогда не буду жестокой, как они. Значит, это тоже не подходит. Почему нет отдельной чаши для дивергентов? Господи, какие же глупые мысли посещают меня в такой ответственный момент. Придется выбирать между своей и чужой фракцией. Два горящих знака, круг и руки, символизирующие Альтруизм, и пляшущее пламя Лихости. Предать родителей - самое низкое, что может быть. Значит, всё-таки домой? Я решительно закатываю рукав и стремительно провожу кончиком острого лезвия по ладони. Больно, но я не замечаю этого. Зажав в руке капли собственной крови, струящиеся между пальцев, я уверенно подхожу к двум стоящим рядом друг с другом чашам. Закрываю глаза. Вытягиваю руку вперед, между ними. Не думая о том, что я делаю и зачем я это делаю, я отвожу руку влево и разжимаю ладонь. "Кап! Кап! Кап!" Я слышу шипение собственной крови и открываю глаза. Моя рука вытянута над чашей Лихости. Я сделала свой выбор. Я не слышу аплодисментов и восторженных криков, не слышу голоса Маркуса, объявляющего мой результат. Мне страшно даже поднять глаза и взглянуть на зал. Быстрым шагом я направляюсь к мрачной толпе лихачей и встаю в первом ряду, между высокой стройной правдолюбкой и симпатичным эрудитом. Кажется, я на грани обморока. Но нет, нельзя упасть, надо стоять и смотреть. Тем более что на арену вышел Калеб, мой старший брат. В его выборе я не сомневалась. Он ни за что не оставит родителей. Уверенным движением он берет из рук Маркуса нож, рассекает себе ладонь и вдруг резко меняет направление, чтобы встряхнуть ею над самой левой чашей. - Калеб Прайор - Эрудиция! - провозглашает Маркус. Калеб уходит быстро, стараясь, как и я, не глядеть на серую колонну альтруистов. Мы встречаемся взглядами, и я читаю в его глазах горькую скорбь. В моих мыслях всё окончательно путается. Мы предали семью. Мы ушли из своей фракции. Мы - предатели. Что происходит в зале дальше, меня не волнует. Только на последнем имени я решаюсь поднять голову и взглянуть на место, где я стояла десять минут назад. Мать смотрит на меня, но в ее взгляде нету скорби или упрека. Она лишь тихо улыбается мне и незаметно для всех кивает. Я приподнимаю уголки губ в ответ и отворачиваюсь, глядя на черные фигуры лихачей. Я сделала свой выбор. Теперь я одна из них.