Столпы

Свет от витражей разноцветными отливами растекался по грязно-кофейным стенам. Парад красок на мрачном холсте — очень приятная аллегория для Капитолия, откуда прибыл Кориолан Сноу. Его беззвучные шаги не тревожили фигуру, сидящую в конце его пути, у самого алтаря. Он искал ее по поместью генерала Койн не меньше получаса и обнаружил здесь. С сомкнутыми в молитвенный жест ладонями. И улыбкой, даже не тронувшей ее губы от его присутствия, но с улыбкой, которую он мысленно нарисовал в своей голове, и он уверен, что она сделала так же. Альма открыла глаза и опустила руки на колени. — Мистер Сноу. — еле заметно кивнула девушка. Ее лицо распустилось в светском добродушии и гостеприимности. Сноу не мог ничего прочесть по нему. — Мисс Койн. Молиться богам — очень смело для дочери военного. И неподобающе. — Зато смелость — подобающее качество для дочери военного. Она поднялась с грубой церковной скамьи, и он поднялся за ней. Как обычно. — Чудесная погода сегодня. — он галантно протянул ей руку, чуть присев. Какая честь. — Не хотите прогуляться? За кофейными стенами церкви разгуливают раскаты грома, и яростно бросает капли о землю ливень, уже не меньше двух часов кряду. Альма смотрит ему в глаза, и он не отводит взгляд. Альма смотрит ему в глаза и со всей свойственной ей осторожностью подает ему руку. — Я не хочу гулять, мистер Сноу. — Я знаю, мисс Койн. — его голос становится змеиным шипением, а лицо девушки не трогает и тень волнения. Сноу отпускает ее руку и делает поступь вперед, ровно в один шаг. Он был старше ее, кажется, на 17 лет. Она была дочерью военного, приближенного к его отцу. Это была не дружба семей — дружба двух столпов панемского повиновения: деспотизм правителя и мощь военного сектора. Кориолан и Альма до глубины своих вен чувствовали, как кровь, текущая в них, связывает их друг с другом. В ином смысле, как она связывает родственников; в том смысле, в каком она заставила их отцов пойти рука об руку — они были попросту предназначены для этого. Сноу не видел в юной девушке юности, а Койн не видела в жестоком мужчине опасности. — Чего же я, по-Вашему, хочу, мистер Сноу? Пальцы мужчины льдом обжигают ее кожу, и он благословляет небо над Капитолием за простоту ее платья, бретелька от которого медленно сползает с ее плеча. Сноу оправляет ее волосы за спину и вкладывает в нагрудный карман платья подрезанную белую розу. — Как Вы думаете, мисс Койн, Ваш бог простит Вас за это? — она не страшится его и не страшится близости и частоты дыхания. — Мне не нужно просить своего бога о прощении. — в один шаг назад Альма пресекает все, что так кропотливо отстраивал он. Она вытаскивает розу из нагрудного кармана и внимательно рассматривает ее. — А я вижу, как Вам хотелось бы. Это роза из сада ее отца. Слепит белизной, и аромат так хорошо знаком детству. Она аккуратно проходится по тыльной стороне ладони нежными лепестками. — Вы слишком мало знаете о моих желаниях, мистер Сноу. — Озвучьте их. Не бойтесь содрогнуть эти стены. Девушка подносит розу к носу и вдыхает аромат собственных духов, перебивающий запах цветка. Кориолан жадно впитывает улыбку, коснувшуюся ее губ, и впитывает на долгие годы. Альма Койн родом из Капитолия, а ее эмоции — синтетическое изваяние этикета. Но этикета военного. Ее жизнь не подчинялась иным правилам. — Завтра в Капитолийском Зале дают мою любимую оперу. — Глупо было бы полагать, что Ваш отец не раздобыл билет. Вы что, хотите петь? — Я хочу, чтобы Вы пригласили меня. — Я приглашаю Вас, мисс Койн. — И я хочу, чтобы Вы тоже пришли. — Несомненно. Она проводит рукой у его торса, невесомо касаясь пальцами шелка рубашки, и, после педантичного поиска внутреннего кармана в его пиджаке, опускает туда розу. — Вы хотите, чтобы я сидел рядом с Вами? — Да. Сноу молча смакует ее ответ. Девушка со стальной выдержкой и выцветшими в серый глазами. Неужели ей хочется плюнуть в лицо Капитолию? Или это часть того, что скрыто от его глаз? — Я буду надеяться увидеть Вас. — делает заключение он и опускает занавес. Почтительные обоюдные поклоны и раскаты его шагов по каменному полу церкви. Генерал, несомненно, обожал свою дочь, если пустил ее веру в свое поместье, заключал про себя Кориолан. Несомненно и безгранично обожал. — Мистер Сноу, — слышит он, уже на выходе из церкви, — Вы знаете, как называется этот сорт роз? Кориолан оборачивается и пропускает несколько секунд тишины. — Конечно, мисс Койн. Конечно. Он знает. Президентский дворец был украшен этими розами; династию Сноу сопровождает шлейф их аромата. Конечно, он знает. — Конечно, я знаю. Это сорт «Альма». Она отпускает со своих губ последнюю улыбку для него, и грузные деревянные двери громко хлопают, в созвучие грому за стенами.