По течению

Poussière brulante, la fièvre eu raison de moi. Je ris sans rire, je vis, je fais n'importe quoi… © Mylene Farmer «A Quoi je Sers…»

Но в тот вечер ничего не произошло, вернее, так показалось сначала. Ваас просто решил проконтролировать лично, как идет погрузка товара, потому что в последний визит Хойт был недоволен, ссылаясь на то, что издержки начинают сокращать прирост прибыли. В переводе на простой язык для пиратов это означало уменьшение доз наркотиков и частоты посещения публичного дома, из которого в форт выписывались лучшие девушки, умевшие танцевать стриптиз. Такие шоу устраивались по праздникам, которые не были согласованы с календарным циклом, скорее с очередной победой над ракьят или удачной продажей рабов. И при таком образе жизни излишки быстро уничтожались, один только Бен не принимал почти в этом участия и зачем-то копил, однажды вдруг осознав, что на службе у пиратов можно неплохо подзаработать. На что только? Может, он надеялся, что удастся выкупить себя? Или, например, Салли, и если не отпустить, то хотя бы оставить себе, чтобы ее не мучили больше? Оставить себе… Спасти или уподобиться врагу в своем благом намерении? Чтобы хотя бы кого-то спасти… Но бесполезно. Остров не отпускал никого, порой делая предателями без воли и права выбора. И прибытие доктора на аванпост теперь не предвещало ничего хорошего для девочки, а она-то почти радостно кивнула, когда заметила Бена, но говорить не осмелилась, ведь Ваас не позволял, а она была покорна воле этого монстра, что, по здравому рассуждению, оказывалось и безопаснее, чем абсолютно бессмысленное проявление характера. Впрочем, покорность тоже не несла ровным счетом никакого облегчения: главарь являлся той пугающей до ступора породой зла, что не имеет определенных и хоть немного предугадываемых закономерностей своих действий. Именно поэтому Бен сжался, глядя, как мускулистый мужчина приближался к до дистрофии щуплой дрожащей девочке. Впервые за много дней в душе доктора пробудилось желание борьбы. Сокрушить главаря! Не глядеть на эти изумрудные пальмы, что кивали кудрявыми головами, соглашаясь с любыми бесчинствами. Не вдыхать гнилостность ила стыли водопадных вод, а выхватить скальпель и полоснуть по шее, перерезав жилы, чтоб враг захлебнулся своей кровью, чтобы в глазах его запечатлелся ужас умиранья и беспомощности, который Бенджамин видел сотни раз в затравленном взгляде пленников. Разве только ударять лучше не колющим, а режущим способом. Да, в голове доктора совершенно четко нарисовался план молниеносного исполнения приговора, что он вынес Ваасу в тот миг, когда сам стал предателем. Два шага, один бросок, одновременно поднять руку, предварительно перехватив поудобнее лезвие верного инструмента, который надлежало вытащить незаметно. Замахнуться для удара, отведя резко локоть, — и как смычком по струнам, разве только надавливать грубее. Бен едва сдержал улыбку, ядовитую, ненормальную: нет, это единственное убийство не могло являться нарушением клятвы, потому что послужило бы скорее лечением, удалением гнойного фурункула, готового перерасти в опасное заражение крови. Он уже видел, как падает набок его враг, как давится кровью, а Бен торжествует… А что дальше? Этот проклятый вопрос остановил стольких людей, отвратив от великих дел, судьбоносных странных решений. Дальше его убьют дюжие молодцы с автоматами, изрешетят так, что только вермишель отбрасывать, только это вовсе не смешно, когда внутренности полезут наружу кровяными трубками и оболочками, если еще вздумают выпотрошить, как паршивого цыпленка. А судьба Салли тоже могла стать еще хуже, ее убивать не стремились, а вот бесплатная «бывшая личная вещь» пригодилась бы голодным до плотских утех отморозкам, которые от избытка ежедневного адреналина не смотрели уже ни на фигуру, ни на лицо, ни на возраст: хватало того, что женщина. Участь Салли обещала стать хуже смерти… И в тот миг несчастный доктор понял, что стоит посреди аванпоста, вторя пальмам, что перестукивались высыхавшей листвой в своем монотонном задумчивом покачивании и бездействии средь иссушавшего до самого дна солнцепека. В то время, пока Ваас уже успел уединиться с Салли в штабе, сочтя, что имеет право на законный перерыв в своих наблюдениях за погрузкой товара и раздачей случайных тумаков нерадивым подчиненным. Что происходило в штабе, Бен даже представлять не пытался, прежде всего, он не мог уяснить, как можно вообще покушаться на тело этого несчастного ребенка, девочки. Только для Вааса (да и вообще по островным меркам) шестнадцать-восемнадцать лет — это уже взрослая женщина. А последних пираты за людей не считали. Ракьят тоже объявили не людьми, они попадали под печать тотального уничтожения… А сами-то были не люди — нелюди. Кем же среди них являлся Бен, в душе которого все еще находилось место состраданию, но не обнаруживалось способности к борьбе? Но какая борьба? Представший перед глазами план со скальпелем содержал множество непоправимых прорех: с чего бы Ваасу или его людям не заметить, что доктор прячет некий предмет, не успеть отреагировать при резком выпаде и так далее… Нет, план никуда не годился. Легко нафантазировать, теряя попутно важные детали, легко успеть себя вообразить почти супергероем. Да только ощущал себя Бен почти зачумленным, когда Ваас сообщил ему, что доктор отныне будет «подлатывать» Салли после «небольших игр». Что, если в штабе происходила одна из них? Иначе зачем притащили на аванпост? Сердце доктора тоскливо сжималось при мысли, что ему не хватает скорбного воображения, чтобы представить, какие еще чудовищные по своей жестокости выдумки могли зародиться в воспаленно-больном сознании главаря. И едва ли не слезы — обидные, унизительные для мужчины — наворачивались от сознания собственного бессилия: все случится только так, как прикажут те, кто сильнее, а его доля — только бесплотные случайные картины неосуществимой мести, потому что он — человек не той масти, не того пошиба, не того оскала. Ваас примерно через полчаса вышел из штаба. Бен ощутил, как ненависть покрывает мелкой испариной высокий лоб, а еще холод озноба заставляет забыть о жаре — он ждал, не появится ли Салли. Что, если она уже лежит, свернувшись бессильным комком боли где-нибудь в углу, там, на грязном тряпье? Но вскоре, как бледная тень, появилась и девушка, выглядывая с пугающе отрешенным лицом из-за косяка двери. Главарь в том времени будто вновь забыл о ее существовании, как об убранной в сундук вещи. Судя по ее безразлично пустому взгляду, она и не стремилась, чтобы о ней помнили всегда. Конечно! Кому нужно поминутное внимание психа с наклонностями садиста? Но в тот день Ваас приезжал не к ней, не ради пыток, а именно на аванпост, она просто удачно оказалась под рукой. Главарь вскоре наблюдал, как от причала на южный остров, огибая песчаные отмели, отправились два ржавых катера с товаром. Все шло в штатном режиме, только — как назло — не успела одна из допотопных посудин отчалить достаточно далеко от берега, как что-то звонко хлопнуло в ее двигателе, и корабль встал, покачиваясь на волнах. Главарь немедленно разразился потоком брани, однако по виду ситуация его скорее забавляла, чего нельзя было сказать о подчиненных, которых он грозился заставить грести веслами до терявшегося в дымке неблизкого берега владений Хойта. И пираты знали, что главарь способен привести в прямое исполнение даже самую метафорическую угрозу. Бен же слонялся вдоль берега, рассматривая, как к заглохшему катеру направились две моторные надувные лодки, за движением их следили из-под воды тени акул, точно незримые стражи границ острова, что не позволяли допустить и мысли о побеге. — Эй, приятель! Не хочешь подзаработать? — внезапно послышался голос. Бен обернулся, увидев возле деревянного причала одного из пиратов, правда, не было похоже, чтобы он был занят какой-то работой. Очевидно, приметил, что и доктор слоняется в липком чаду в ожидании чего-то нехорошего, пока Ваас был занят разрешением небольшого, но малоприятного инцидента с катером. — А что? — спросил Гип, подходя. — Я тут раздобыл гидроцикл. Знаешь, клево между отмелями и акулами погонять! Пари предлагаю! Если побьешь мой рекорд — плачу пятьсот долларов! Ну, а если нет — ты платишь! — Ну и что мне до твоего рекорда? Тебе заняться, что ли, нечем под носом у главаря? — А я что? Я на посту! — пожал плечами пират, сдвинув красную бандану набок и демонстративно похлопав автомат, повешенный через плечо. — А ты тупо струсил. — Рекорд и рекорд! Зачем мне все это? Тебе денег не хватает? — уже откровенно злился Бенджамин, не понимая, с какой целью к нему прицепился этот наглый тип. А у перепалки тем временем уже оказались заинтересованные свидетели, которые изучающими, недобро мерцавшими глазами наблюдали за доктором. Он и прежде ловил эти взгляды, указывавшие неоднозначно на то, что он все еще чужак среди бандитов. Только Бен, поморщившись, собрался уходить, как за спиной его раздался смех: — Уже сбегаешь, петушок? Доктор остановился, несколько растерянно окинув взглядом пиратов, которые будто сговорились так проверить его, чужака, и вынести окончательный вердикт о том, как относиться к этому инородному элементу. Бен привык не поддаваться на провокации, но в этой стае он не мог ответить пренебрежительным высокомерием, не мог пройти мимо, не мог сбежать, как от группы хулиганов. «Да пошло оно все. Потону… так потону», — подумал Бен, бросив почти прощальный взгляд на Салли, которая так и стояла возле двери штаба, будто не в себе, но даже в ее взгляде читалось ожидание ответа. Нет, она не хотела, чтобы Бен сбегал от совершенно бессмысленного пари, будто это дурацкое катание на гидроцикле могло что-то изменить. Выходит, для нее могло. — *** тебе! — нарочито пренебрежительно ответил доктор, как можно более строго уставившись на подначивавшего пирата. — Спорить на пятьсот неохота! Давай двести пятьдесят. Сошлись на трехстах, затем Бена подвели к слегка потрепанному водному мотоциклу цвета пожарной машины. Бесила глупость сложившейся ситуации, недальновидность и узколобость бандитов и собственная гордость. Впрочем, если он замыслил хоть как-то помогать Салли, то следовало добиться хотя бы призрачного, но статуса в этой мерзкой среде. — Ну и? — все менее уверенно мрачно отзывался испытуемый. — Где трасса, на которой ты ставил рекорд? — Да тут, она одна между отмелей! Отсюда до края залива. Найдешь новую — считай, тоже победил! — недобро хохотнул пират, скаля желтоватые зубы. Бен только нервно нахмурился, затем вскинул брови, борясь со стрессом. Реальность казалась какой-то мутной, наподобие прокисшего желе. Впрочем, такое ощущение преследовало уже давно, не только в тот миг, когда кто-то прокричал «старт». Что знал Бен о гидроциклах? Только то, что у них нет тормоза, а при поворотах необходимо выжимать ручку «газа» вместе с движением руля. В остальном доктор имел только права на вождение автомобиля, однако ему хватило то ли интуиции, то ли логики, чтобы для начала плавно спустить рычаг, отчего «морской железный конь» не выпрыгнул ретиво из-под наездника. Когда транспорт рванулся вперед, размышлений о бессмысленности своего поступка не осталось, потому что в первый миг окатило волной воды снаружи, паники — изнутри. Затем пришлось максимально собраться, чтобы не забыть в самый ответственный момент, например, как поворачивать. В конце концов, заботиться следовало только о своей безопасности, случайных отдыхающих, как на пляжах, попасться не могло, разве только акулы, но тут скорее речь шла о сохранности самого участника пари. Предстояло побить рекорд в три минуты. Вроде как за это время тот пират смог проплыть туда-обратно между всех отмелей до «большой воды», то есть до края океана, пролива, который разделял два острова. Видимо, раньше они соревновались друг с другом и явно сговорились против Бена. Или не против… Смотря как назвать. И что сулили победа или проигрыш? В любом случае, поражение было лучше, чем отказ от борьбы. Если бы только в последней содержалась хоть капля смысла. Но доктору не до мыслей стало, когда он понял, что песчаные отмели разбросаны в хаотическом порядке вдоль поверхности залива, которая с берега казалась почти гладкой. На самом деле дно в том месте являлось причудливым сочетанием глубоких впадин и коварных островков. А о какой дороге говорил пират, Бен уж понять не мог, вскоре надеясь уже не рекорд побить, а хотя бы не налететь на риф, чтобы не отправиться в пасть акул, которые не позволяли сбавлять скорость, однако они же указывали путь мимо отмелей. Когда при очередном развороте Бен ощутил, как руль выворачивается в совершенно неверную сторону, на миг отчаяние охватило настолько, что не осталось никаких измышлений. Только взгляд на землю отозвался еще большей тоской — вот же она! Близко! Еще не так далеко от нее успел отойти, а возвращаться нельзя, а надо до скрипа ребер выворачивать руль в другую сторону и направляться прочь от нее, потому что за ним все же наблюдали пираты. Да наверняка наблюдали! Он стал на короткое время для них веселым аттракционом. И некуда возвращаться, потому что увидят, что сошел с дистанции, поднимут на смех, будут дальше издеваться, почитая за труса. И не найдется ему защитников ни среди людей, ни в лице закона, ведь ни того, ни другого не осталось на зловещем архипелаге. Вскоре Бен уяснил, что уже более-менее разобрался с управлением, он только заставлял свои руки не дрожать, да глаза не ловить слепящий неподвижно расплавленный диск солнца, отраженный от сотен радужных бликов воды, которая разбрасывалась вокруг гидроцикла. А на наезднике не было даже спасательного жилета. Да кого спасать? Акулы всегда поджидали новых «гостей» на обед, расплодившись в этом водоеме в каком-то астрономическом количестве. Поворот… Главное — не забыть спустить достаточно плавно рычаг газа, чтобы не вылететь прочь с трассы, которая намечалась лишь приблизительно, и Бен чуял, что вполне может заплыть в тупик из груды ржавого мусора, торчавшего из воды то там, то здесь, словно на острове погибших кораблей. Дыхание сбивалось в хрип, руки и ноги сводило, но Бен знал, что не имеет права возвращаться. Может, все дело в гордости? Это проклятое его качество, переходившее порой в высокомерие и снобизм. Казалось, после того, как поступил с товарищами, приняв условия пиратов, стоило отказаться от самого упоминания чувства превосходства. Но привычки порой сильнее объективных фактов. Но умирать только из-за привычек не хотелось! И его молодецкое «потону, так потону» тоже куда-то запропастилось, когда руль снова вывернулся, а мотоцикл подкинуло на отмели. Кажется, пролетел, прочесав красным днищем некстати возникшую насыпь. Но не остановился! Зато далее следовал тупик, как и ожидал Бен… Впереди маячили только обломки старого корабля или баржи, ржавые, тянувшиеся из-под поверхности воды отвратительными полипами, как в сказке про Русалочку. И гидроцикл летел прямо на них… В голове пронеслись все возможные ругательства, а заодно прощание с жизнью. Делалось как-то досадно смешно, что вот так оно и бывает, что скоро он свернет шею или станет жертвой хищных рыб, и это будет больно. А ему почти и не страшно, ему все равно, только сердце перестало почему-то биться. Но все происходило в доли секунды, тогда же Бен успел заметить, что обломки складываются в трамплин из листа железа, образуя мост между отмелями. Об обратном пути он не задумывался. Скорость! Часто она становится врагом, приводит к авариям, разрушает жизни. Но здесь только скорость могла спасти. И Бен не позволял надоедливому рулю выкручиваться — только прямо, чтобы не налететь на отмели и пройтись точно по трамплину. Впрочем, листы могли прогнуться под ним, уйти под воду или сыграть иную подлую шутку. Но на просчет вероятности провала не оставалось времени, особенно, когда металл ударился о брюхо ретивого красного скакуна, а еще через миг Бен ощутил полет, вцепившись в скользкий руль побелевшими от напряжения пальцами. Ни о каких рекордах он в тот миг не думал, время как будто вообще исчезло, как и звуки, но они ворвались бешеным всплеском, когда гидроцикл снова соприкоснулся с поверхностью воды, все ж попытавшись сбросить седока, но Бен уже твердо решил укротить этот своенравный механизм. Больше отмелей на пути не предстало, это означало, что выход в пролив уже близко! Вот и он! Безграничный простор, на который доктор так долго смотрел с берега, как птица с подрезанными крыльями. Казалось, еще рвануть немного на запад — и уже окажется не так далеко от большой земли. Но если бы! Он и сам помнил, что экспедиция шла до острова около суток, да еще на нормальном корабле, а не на этом недоразумении цвета закатного солнца. Что ждало его в случае попытки побега теперь? Совершенно бесславный конец посреди океана с пустым топливным баком. И то еще в лучшем случае: волны могли опрокинуть и моторную лодку, если не небольшой катер. На подобные соображения ушло тоже всего пару секунд, они даже в мысли не сложились. Сначала в лицо ударил свежий бриз простора, а потом снова сдавил водоворот осознания своего положения. И точно сотни рук с цепкими ледяными пальцами протянулись от маячившего невдалеке берега с аванпостом. Следовало возвращаться и лучше не думать вообще о том, что где-то есть спасение. Не в тот раз. Бен снова предельно сконцентрировался на своей задаче, довольно неуклюже развернувшись, окропляя себя очередным водопадом брызг. «Вот я дурак!» — внезапно подумал доктор, бросив взгляд на злосчастный катер с товаром, который уже благополучно медленно двигался, распространяя вокруг плотный запах продуктов сгорания нефти. Но он шел именно по тому единственному пути, который надоедливый пират назвал «трассой». Нет, путь был, конечно, тоже извилистым и, в целом, не сильно удобным по количеству поворотов, но достаточно широким как для гидроцикла, так и для целого катерка. Тогда Бен ринулся обратно, не позволяя себе спасовать и допустить ошибку при возвращении, еще он запретил себе суетиться: уж если время вышло, то он был готов и на второй круг, если потребовалось бы, хотя не хотелось. Доктора снова захлестнула гордость, граничившая с гордыней, он прибавил скорости почти до максимума, когда вышел на финишную прямую до причала. Однако красивого завершения не вышло: на берегу его уже поджидал Ваас с пистолетом, вытащенным из кобуры. Бен резко сбавил скорость и едва не врезался в бревенчатый настил, но вовремя сумел среагировать, в итоге вылетел на берег у края аванпоста, не рассчитав тормозной путь устройства без тормоза. На берегу Бен выдохнул и хотел бы счастливо сползти на песок с ненавистного транспорта, от катания на котором уже ломило все тело, но пришлось медленно встать и подойти с повинной головой к главарю, который выжидающе следил с причала, после почти театрально выдержанной паузы заговорив, обращаясь с кривой ухмылкой к пиратам: — Кто позволил этому г***ку управлять транспортом? — Ну, это… Пари! На спор! — развел руками пират, начавший спор. — Может, сделать тебе на спор дыру между глаз? — тут же напустился на него главарь, приставив ко лбу подчиненного дуло пистолета. И неизвестно, чем закончилась бы неприятная разборка, но тут раздался голос Бенджамина, который ощущал как нечто отдельное от себя шевеление губ и языка и создаваемые звуки речи, раздававшейся почти с насмешкой: — Все еще боишься, что я сбегу? Некуда мне, Ваас, благодаря тебе. Никуда я не сбегу. Ваас тут же обернулся, на смуглом его лице читалось недоумение, будто заговорил неодушевленный предмет, пират скривился, елейным тоном начиная: — Бенджамин, Бенджи, а не слишком болтлив ли ты стал? — по мере нарастания потока слов, поднималась и громкость голоса, переливаясь от рыка до шипения нотками сущего негодования. — С какого ***? Думал, ***, если дали управлять крутой тачкой, то уже крутой? Давай другое пари: ни*** водных мотоциклов, а ты так же пытаешься уплыть от акул! Что, неужели не нравится? Уже сдулся, герой? Бен замолчал, будто из него выкачали все слова, будто опутали клейкой паутиной. Но главарь высказал все, что думал, довольно быстро, для него происшествие стало скорее доказательством, что Бен не сбежит при первой возможности, так что главарь ограничился только тем, что скинул с причала сильным тычком под ребра нерадивого любителя пари, который вскоре выплыл, и все равно не забыл прояснить итоги небольшого матча: — Короче, это… Трамплин мы не замечали до тебя! Требую реванша! — Ряха не треснет? — вдруг озлобленно возмутился Бен, уже почти бесстрашно метая глазами молнии, не намереваясь волчком крутиться среди акул и отмелей по второму разу. — Слабо сначала самому по той трассе сгонять! Давай деньги. — Ты все равно не уложился во время! — понял, что уже «на слабо» не взять, пират, показывая выключенный секундомер. — Три ноль две! Я следил! Так что, ты проиграл пари! — ***! Ты все еще базаришь? Нет, ты точно тупой! ***! Почему вокруг одни тупицы? — послышался откуда-то голос Вааса, так что пират притих, отползая на свой пост, буркнув: — Ок, считай ничью. — Идет, — кивнул сурово Бенджамин. Доктор пошатывался от усталости, всего три минуты вымотали его как целый день работы. Главное, что теперь он не ловил презрительные взгляды пиратов, будто он прошел какое-то испытание, будто стал еще больше похож на них, пусть чужак, но не тряпка, о которую каждый может вытереть ноги. Только одного Бен не замечал — с каким неподдельным восторгом за ним следила Салли, старавшаяся быть незаметной среди других нескольких рабынь. Тем временем постепенно темнело, остров сонно перекатывался к стороне ночи, вращая солнце к западу вершинами холмов. Небо подернулось оперением ярких фламинго. Казалось, что все застыло, каждый куст, каждый лист, словно ничто не происходило. Пираты — хозяева острова, ракьят довольно давно не высовывались. В целом, можно существовать и так. Можно и так, просто плыть по течению, может, оно и не к таким страшным вещам приводит, особенно, когда Гип смаковал победу, пусть мелкую и спорную, но всю его. Можно и так, хотя… — Снимай аккумулятор. Да, вот этого джипа, — вдруг послышалось возле входа на аванпост, там, где припарковались машины, на которых прибыл Ваас с подручными. При упоминании одной этой довольно безобидной для нормального человека вещи Бен инстинктивно отыскал взглядом Салли – да, в ее широко распахнутых глазах тоже застыл ужас. Неужели снова? Для чего аккумулятор? И вновь доктора охватило гнетущее чувство бессилия.