По течению

She spreads her wings and they black out the sun. You won't hear her sing and she'll leave when the damage is done. © Hurts «The Crow».

Война — самое мерзкое во всех своих проявлениях дело. Оборонительная еще могла найти себе оправдание, а наступательная — едва ли. Впрочем, прописные истины мало кого интересовали, когда ракьят приносили в жертву пиратов, выкладывая выпотрошенные тела в причудливые узоры, а пираты все больше зверствовали в своих показательных казнях. Ваас и Цитра словно соревновались в своей кровожадной изобретательности. Только главарь все предпочитал записывать на пленку по возможности, пугая людей из Интернета. А Цитра просто воодушевляла свое племя, дабы показать, что их враги — не навьи и не зомби, что у них тоже есть кровь. А в развороченной ране можно поковырять ножом, вырывая из искривленных ртов вопли боли. Ваас занимался тем же с пойманными воинами ракьят. Все чаще к нему пытались подобраться лазутчики, но судьба их постигала такая же, что и первых двух неудачливых ниндзя-самоучек. Северный остров стонал от противостояния брата и сестры. Хотя племя просто боролось за жизнь, за свою землю. А за что сражался Ваас, никто не мог сказать. Деньги? Они интересовали его, но лишь как приятный бонус. Жажда власти? Безусловно, она тоже. Может, он спорил с самим небом, смеялся в лицо палящему солнцу, провоцировал, видя, что не обрушивается высшая кара и порой, словно сожалея об этом, измышлял все более изощренные формы издевательств. Но ракьят не сдавались, они наступали, успев за две недели взять еще три аванпоста. Правда, с одного их удалось выбить, но они шли на восток, прямо к форту Вааса, медленно, но верно, вгрызаясь в свою землю сантиметр за сантиметром, как против всех прочих захватчиков, которые пытались согнать их с места обитания предков и поставить на колени. Ракьят поднимались и шли вперед, всегда, ценой больших потерь, но неизменно, а потомки колонизаторов в итоге превратились в самую пассивную сторону развернувшегося противостояния. Один Бэдтаун и примыкавшие к нему деревеньки по-старому влачили сонное существование теней, поглощенные пиратами, сдавшиеся. Нора как-то раз спрашивала у Салли, когда они замачивали маниок, все больше тревожась о том, что за хребтом холмов отнюдь не спокойно: — Я только не пойму, почему люди не перейдут в наступление, не начнут бунтовать. Если бы они объединились все, пираты не были бы такой силой. Непокорная женщина говорила шепотом, оглядываясь на караулы, которые не вслушивались в то, о чем болтает глупая рабыня. Один Кость навострил свои уши бабуина, но и тот затянулся, смачно сплюнул и снова закурил. Зато Салли испуганно оторвалась от привычного занятия, поднимая голову, неодобрительно глядя на собеседницу. Девочка боялась, ее уже давно ночами колотил озноб не от болезни, она ощущала себя относительно здоровой, и снова жила на одном стрессе ожидания. Но вот уже две недели, как Ваас не появлялся. И это одновременно радовало и ужасало. Если ее личный кошмар, ее демон, ее невероятно сильное властное чудовище столкнулось с проблемами, которые не сумело решить за пару дней, значит, действительно имелся повод волноваться. Пока все разворачивалось за хребтом высоких холмов, но никто не гарантировал, что ракьят не сумеют с боем его обогнуть. Впрочем, как раз Бэдтаун у них и вставал на пути, но в дрянном городишке никто не стал бы протестовать. «Население» уже давно вместо тухлой рыбы питалось больше наркотиками. Зато пираты могли обосноваться. — Объединились? О чем ты? — прошелестел голос Салли, она вновь опустилась к своей работе, нарезая крючковатый длинный корень, безмятежно и безнадежно бормоча, свободно, точно по написанному, на выдохе нараспев: — Они скованы страхом. Никто не хочет умирать, поэтому гибнет. У них нет оружия. Они разобщены, потому что Хойт и Ваас придумали хитро, они придумали не лишать всего, — девушка вздрогнула, нервно дернув плечами, прямо как главарь, подняла голову, хоть глаза ее по-прежнему скрывала темная тень свисавшей отросшей челки. — Да, они отнимают последнее, но все-таки у этих людей всегда остаются какие-то жалкие крохи, которые им страшно потерять, пожалуй, даже страшнее, чем богатство миллиардерам. Люди никогда не сплотятся, потому что самый беспощадный хозяин никогда не заберет у слуги все подчистую. Ведь тогда бедняку нечего будет терять, не на что надеяться, и он пойдет бунтовать. А если дать ему крошечную и фальшивую надежду, он все равно за нее уцепится, жадно, остервенело, — голос ее делался все более хриплым, чужим. — И перегрызет горло скорее своему соседу, нежели их общему врагу. Нора вздохнула, она и так понимала все, что ей вещала девушка, только не догадывалась, какая из двух Салли с ней говорила. Нора еще не узнала о Черном Фрегате, ей не за чем. С доброй женщиной по-прежнему было удобно и не так страшно, как в одиночестве. Но ее сострадание совсем не спасало, а открытая поддержка движения ракьят могло вообще обеим выйти боком, но хиппи это упорно понимать не желала, словно ничего не боялась. Может, она себе что-то доказывала? Ставила эксперимент, что даже на адском острове можно остаться человеком. Салли казалось, что снова о ней не думают, снова ее используют, как выгодную мишень: одни для издевательств, а другие — для милосердия. Замыслы этих других и вовсе пугали своей неоднозначностью, неразгаданностью. Вот нашли они беспомощное существо, и решили заботой о нем сохранить свою человечность. А что чувствует этот перешибленный лопатой червячок — это не совсем важно. Через несколько дней после инцидента с Ваасом, Норой и Беном, Салли стала немного недолюбливать Нору, уж очень экзальтированным показался ее провокационный шаг, а Черный Фрегат вообще хотел, чтобы Ваас когда-нибудь приехал без Гипа, да осуществил то, что не успел в прошлый раз. Уж если падать в пропасть, то всем вместе. Уж если чернить мазутом крылья чаек, то сразу всех. А то белая чистая птица пыталась согреть утонувшего в нефти гадкого утенка, не ведая, что ему не отмыться от медленно душившей его пленки. Так всем вместе погибать! Но нет… Страшно это было. Это только Ваас мог утаскивать за собой народ, ненавидя всех, кто опровергал его суждения о том, что все только и делают, что предают. Он был готов даже искусственно создать условия (отпустить пленника на время побегать в панике по джунглям, например), чтобы кто-то кого-то предал. Потом главарь цинично выдал бы тираду о том, какие все гады. Умно, нечего сказать. Главное, оставаться в рамках своей теории, какой бы темной она ни была. Ваас себе редко противоречил, хотя казалось, что весь состоял из иррациональностей. Внезапно раздался гул моторов. Ох, этот звук… Он преследовал Салли с момента попадания на остров. Ваас… Если это он, то какой на этот раз? Довольный и по-своему приветливый или разъяренный и беспощадный? Женщины отвлеклись от своего занятия, прислушивались, вытягивая шеи, не смея идти навстречу. Обе ждали Бена, обе боялись Вааса. Нора с того инцидента, кажется, раз сто пожалела о своей импульсивности, потому что главарь в отсутствие Бена мог сделать с ней, что угодно. А реши доктор что-то доказывать, его бы убили или вообще, как грозился главарь, продали. Салли-то давно уяснила: психа главное не провоцировать, подыгрывать ему, угождать. И не важно, что сама тихо сходила с ума, серьезно уже веря в эту игру, что она — вещь, а не личность. Но ведь быть куклой легко. Еще полоумная старуха из того же Бэдтауна вторила сумасшедшему: «Иди, куколка, тебя искупают в крови!». Салли поежилась, не желая вспоминать тех двоих. Кто же прибыл? Да, это оказался Ваас. На палящем солнце его кожа лоснилась, на ней поблескивали стеклянные капли пота, лицо скрывал до поры до времени блик, отсвечивающий в глаза. Салли прищурилась, чтобы рассмотреть хозяина и примерно представить, что ее может ждать. Хотя… Бессмысленное занятие. Мог приехать в хорошем настроении, а через миг уже метать молнии. Хаос, как все эти джунгли, где самые пестрые яркие бабочки содержали самый опасный яд, а под узорами лиан таились змеи. На этот раз Ваас заискивающе улыбнулся, стоило ему завидеть Салли. Вот уж чего девушка никогда не ожидала. Она покорно нерешительно встала, ее уже пронзал озноб, как обычно, покалывая в животе холодными иголками. Хозяин по-прежнему загадочно ухмылялся, на его щеках и в уголках крупных глаз появлялись складочки. Странная улыбка, по своему виду очень приятная всегда, только бы не знать, какие поступки за ней скрывались. Вот так он часто стоял, весело ухмылялся и потрошил кого-то ножом. — Иди сюда, Салиман, — вдруг поманил ее пальцем главарь, но видя промедление девушки, повторил строго, как непонятливой собаке: — Сюда, я сказал! От его командного голоса даже два волкодава встрепенулись, вытянули кверху морды, а Салли и подавно покорно зашагала вперед, как деревянный человечек. Нора сжалась у стены, делая вид, что занята нарезанием корня маниока, не смея прямо глядеть на Вааса, видимо, надеясь, что за прочими проблемами он забыл о ее выпаде. Кажется, женщина училась понемногу бояться. Это полезное умение, как считала Салли, ведь оно помогает выживать. — В машину, — кратко кивнул в сторону внедорожника Ваас. Салли повиновалась, пытаясь не думать о том, что еще мог изобрести главарь, зачем она ему понадобилась. Затем пират глянул на побледневшую Нору, говоря: — И эта пусть едет. Женщина покорно встала, последовав за Салли. Она сжимала руки в кулаки, но они все равно дрожали. Нора сутулилась и держала голову низко опущенной, чтобы случайно не встретиться взглядом с главарем, ведь у него был любимый повод начать притеснения: «Мне не нравится, как ты на меня смотришь!». Под этим предлогом он даже подчиненных мог уничтожить. Когда Нора заняла место рядом с Салли в кузове джипа, девчонка решила, что все — теперь они обе по нелепой случайности станут личными вещами Вааса, а о Бене придется забыть. Но Нору жалеть не удавалось, потому что и так слишком много везения выпало на ее долю. Может, его вообще существует ограниченное количество? Словно каравай, который крошится на головы смертных, и кому-то выпадает больше, кому-то меньше, а на кого-то вообще не остается. Снова загудел мотор, ухабистая дорога заплясала под колесами. Повезли их в объезд выступающего холма через реку на аванпост «Берег Хуберта». Салли глядела прямо перед собой. Она даже ракьят не боялась. Случайная пуля или стрела из зарослей? Значит, судьба. С другой стороны, рядом с Ваасом можно было не опасаться, он-то все видел отлично, и опасность спиной чуял. За эту силу девчонка даже уважала его, хотя, конечно, сомнительный повод для привязанности. Неизвестно, почему аванпост носил имя «Берег Хуберта», вообще большинство укрепленных точек назывались довольно странно. Еще те, которые основывались на месте заправок или шахт — понятно, а которые сложились где-то из других стратегических соображений — не название, а словно набор случайных слов. Может, Ваас придумывал в свое время, фантазии у него хватало. На деле мало чем отличались они друг от друга, как считала девушка. Аванпост лежал недалеко от истока короткой речки, спускавшейся с гор. В тех местах водилось много леопардов и оленей, чуть западнее нередко видели медведей. Значит, у них хватало места для обустройства берлог, обычно в пещерах. Да и неудивительно — за аванпостом как раз начинался высокий горный хребет, пересечь которой можно было только по секретным тропинкам, а машины и вовсе делали большой крюк, что затрудняло перемещения по острову. Но главное: судя по недавним отзвукам перестрелки, аванпост пытались взять дикари, то есть, они подобрались совсем близко. Об этом Салли не хотела думать, однако постоянно возвращалась к мысли о том, как будут оборонять «Верфь Келла». «Берег» располагался в нескольких километрах на восток от Храма Цитры, который непоколебимо стоял на изрезанном островками, отмелями и устьями рек южном побережье. Между Храмом и «Берегом» обычно вставал препоной еще один аванпост, но его-то как раз взяли пару дней назад, что, без сомнения, не могло обрадовать главаря. Однако он хитро улыбался всю дорогу, почему-то поглядывая на Салли, отчего девушке делалось все более жутко. Неизвестность — злейший враг человека. Животные видят опасность в настоящем — боятся. А человек опасается угроз будущего, что всегда покрыто туманом. Аванпост встретил теми же грубыми лицами пиратов в красных майках. Однако среди них Салли заметила доктора, дорогого Бена! Но он оказался слишком занят с новой партией раненых. Кстати, девушка обнаружила, что совершенно спокойно наблюдала, как обожженные на конопляных полях пираты медленно покидали этот свет, корчась в затяжной агонии. Она видела, как трое окончательно сошли с ума, как бормотали что-то бессвязное. Но сердце ее не сжалось ни на миг, она сделалась равнодушна к чужой боли, а в какой-то степени даже мстительна. В ней черный фрегат шептал: «Мучаешься не ты, и это хорошо». Все чаще эта темная тень нашептывала из-за грани сознания, все чаще Салли соглашалась с ней. Помимо раненых возле штаба, что являлся таким же бараком, как и все остальные постройки, сидели четверо пленников. Ракьят. «Белого демона» среди них не обнаружилось. А жаль… Салли бы своей рукой хотела проломить его дурную башку, лишить племя символа сопротивления, чтобы прекратилось все это! Чтобы не ждать каждый миг атаки на аванпост. Случайная пуля по дороге — судьба, хотя все равно страшно. А разгромленный аванпост и неопределенность ее дальнейшего статуса — это настоящий ужас. Да, лучше раскроить череп! Отчасти желание Салли сбылось… Ваас подвел ее к одному из пленников, все так же ненормально ухмыляясь: — Устроим представление, а, Салиман? — П-представление? — слабо спросила девушка. — ***! Салиман! Вот так не надо! — недовольно пророкотал голос, Ваас нахмурился на миг, отчего его черные короткие изогнутые брови поползли к переносице, но он вполне ясно объяснил: — Я тебя на камеру, между прочим, снимать буду. Так что говори громко и четко. Хотя, ***, тебе особо говорить не придется. Но я предупредил. Ты же в курсе, что я великий режиссер? Ты в курсе, да, ты в курсе. Приведи себя в порядок, скоро начинаем! Салли оказалась совершенно сбита с толку, она боялась, что Ваас будет снова пытать ее. Однако он никогда не снимал то, что делал с «личной вещью», да и какой смысл заключался в том, чтобы тащить ее на соседний аванпост, да потом еще показывать новых пленников? Нора, как выяснилась, была доставлена по просьбе доктора, который в последние дни трудился не покладая рук, а женщина за короткий период научилась неплохо помогать ему. Бен… Бенджи, милый Бенджамин. Опять рядом с Норой. А как бы хотелось очутиться рядом с ним, пусть даже помогать перевязывать ненавистных для них обоих пиратов. Но Ваас одним своим присутствием оказывал парализующее воздействие. И еще побаливал шрам на спине с его инициалами. Нет, в присутствии главаря не стоило допускать и мысли о Бене. Черный Фрегат и не допускала, она была притачана к Ваасу невидимыми веревками, корабельными канатами, прокаленными цепями. А Салли как глупый мотылек летела на свет, не ведая солнце то или губительное пламя. Так она думала, пока смывала дорожную пыль с лица. Потом все делалось чуднее и жутче: Ваас кинул ей, вероятно, отобранную когда-то у пойманных туристок, косметичку, заставляя накрасить поярче губы и глаза. Салли ощущала, что грядет нечто… Что? Она наносила на кожу красную, словно кровь, помаду, неумело рисовала стрелки на глазах, глядясь в осколок потрескавшегося зеркала. Много же времени прошло с тех пор, как она последний раз красилась. Да и там, на большой земле, она выглядела всегда безвкусно с липким розовым ягодным блеском и скатывающимися в шарики тенями, пахнувшими мылом. Дешевка! Но вот ей приказали выходить. На мертвенной бледности лица девушки неестественно алели губы, придавая ей сходство с вампиром. Но выглядела она непривычно красиво, что заметил и главарь. — Неплохо, сейчас бы тебя... — многозначительно повел бровями Ваас, но сам себя прервал, громогласно обращаясь уже ко всем собравшимся пиратам: — Но сегодня у нас другое развлечение! Действо происходило на берегу реки, на песке, где тесным кругом собрались пираты. Часть являлись караулом, пристально поглядывая через джунгли в оптические прицелы, был среди них и снайпер Алвин. Другие же прибыли только в качестве зрителей и массовки. С каждым шагом Салли все больше дрожала, но Черный Фрегат словно предвкушала что-то, той, второй и темной, нравился свой внешний вид — джинсы, красная майка с черепом и яркое лицо — она догадывалась о чем-то лучше второй, светлой и забитой. И ее догадки нашли подтверждение, когда посреди дикого пляжа по шею в песке маячил один из пленников ракьят. Еще двое уже лежали трупами, испещренные следами тяжких пыток. И один из пиратов не прекращал снимать все кошмарное действо на большую профессиональную камеру. Запечатлевался каждый шаг Салли, которую Ваас вел прямо к пленному ракьят, тот еще вертел шеей, слал проклятья и просто бессильно хрипел. Черный Фрегат окончательно подавил личность девушки, выбрался, обрадовался, горящими глазами посматривая в сторону главаря. — Казнь в прямом эфире — это сегодня мода такая! — озлобленно скалясь, кривлялся главарь, а затем встал за спиной Салли, нависнув над хрупкой невысокой девушкой, улыбнувшись: — Давай, убей его! И протянул ей небольшой топор, скорее даже ледоруб. Черный Фрегат на миг покинул девушку, оставив паникующую «личную вещь», которая разве только бабочкам крылья отрывала, и от этого уже ей делалось стыдно. А здесь человек! Но Ваас тут же взял ее руки в свои. Он — второй скелет, он — кукловод. Ледоруб поднялся, а затем плавно и почти незаметно лезвие несколько раз опустилось вниз, резко вонзаясь в окровавленный череп, раскраивая его ничуть не хуже, чем кокосовый орех. А всего-то вместо белого молока текла алая кровь и чуть позже бледные густые струйки развороченного мозга. Вскоре ледоруб дернулся немного вправо, затем влево, отчего губка мозга, похожая на грецкий орех, все лучше проступала через отламываемые куски кости. Сама все это Салли, разумеется, не сумела бы провернуть. Она ощущала потное жаркое тело главаря вокруг себя, точно оказавшись в раскаленной печи. И ей делалось жутко от сознания, что теперь она стала убийцей. Вот так внезапно, но она вдруг поняла, что ничего уже не исправить и назад не вернуть. Хоть бы Ваас потом дал пару раз затянуться от своего косячка. Забыть все это! Забыть! Забыть! А внутренний ее монстр ликовал. Какой-то рычаг слетел в голове, открывая бесконтрольную смену личностей беспомощной куклы и Черного Фрегата. Если раньше последняя являлась скорее защитным механизмом, то теперь она обретала самостоятельность, почти отдельную волю. — Как тебе? — спрашивал Ваас, выглядывая у нее из-за плеча. Он ухмылялся, довольный такой картиной. Ушную раковину девушки обжигало его горячее дыхание, пропитанное табаком. Вероятно, без его помощи, она не сумела бы вот так пробить чей-то череп. Но по факту ее заставили убить, просто так, в качестве еще одного его развлечения. Цинично показывали публике из Интернета юную девочку, которая легко проламывает голову человеку, безропотно подчиняясь приказам главаря. — Не знаю, — в замешательстве рассматривала девушка свежий труп расширившимися от ужаса глазами. — ***! Салиман! Ты опять не знаешь, что отвечать? — разозлился Ваас. — Опять не понимаешь риторических вопросов?! Надо отвечать: «Отлично, Ваас, давай повторим!» Ок? И поживей, поживей, тебя камера снимает, а ты как сомнамбула ***ая, — мужчина выдохнул, махнув своему оператору, обращаясь примирительно к Салли, поглаживая ее тыльной стороной ладони по щеке. — Ну что, зажжем для этих ***, чтобы у них *** поджались? — но вновь рычал, видя ее оцепенение. — Зажжем или нет, я спрашиваю?! Дубль два. Как тебе? Если бы и со второго дубля она не сумела выйти из легкого ступора, видимо, начались бы его излюбленные пытки. Но ныне существовал шанс избежать их. Да и что такого сверхъестественного-то произошло? Убила и убила какого-то неизвестного мужчину. Так говорил Черный Фрегат. Ее не пытали, ей не причиняли страданий! И глаза ее зажглись, она рассматривала кровь. И думала о том, что убивать куда веселее, чем быть жертвой. Все эти люди, воины ракьят и другие пленники, наплевали на нее, игнорировали ее существование. Так почему она должна была заботиться об их сохранности? Так почему она должна была переживать за их боль? Главарь на этот раз пытал не ее, а вместо нее врага. Вместе с ней. Ее руками убил. — Отлично! Особенно, когда с тобой. Ваас. Повторим? — проговорила она медовым, тягучим голосом, злорадно и ненормально улыбаясь, глядя бархатно на него из-под слегка трепещущих пушистых ресниц. — Да, мне нравятся такие ответы! Реально нравятся! — весело заулыбался Ваас, добившись желаемого, по его мнению, результата. — Еще немного артистизма. И ты, возможно, станешь звездой! Он развернул девушку к себе, поднял ее за подбородок, пристально рассматривая лицо. И тогда вдоль ее позвоночника прошла волна сладкого волнения от того, каким тоном Ваас произнес это последнее слово. «Звезда». Она улыбалась ему, улыбалась своему мучителю. Главарь тоже небрежно оскалился ей в ответ, а потом отшвырнул свою «игрушку», на время забыл о ней, увлеченный более важными делами. А она все сидела на песке возле трупа и улыбалась. В этот день пытали не ее, а пытали вместе с ней. И ей было однозначно приятно. Черный Фрегат умел приспосабливаться к любым условиям, он принимал зло, выпивал чашу отравы до последней капли. Салли ужасалась произошедшему. Чуть позднее, вечером, ближе к ночи, ей и правда перепало от Вааса немного наркотика, притупившего ощущение непоправимости поступка, а потом главарь делал со своей «вещью» то, что пообещал, как только увидел ее накрашенную. Но Черный Фрегат была не против, ей даже нравилось, она сгорала от страсти. Жирная алая помада размазывалась по лицу, и казалось, что это кровь убитого ракьят. А Салли, похороненная на дне сознания, с содроганием медленно осознавала факт первого убийства, но апатично мирилась с этим. Все… Для нее все закончилось. Перед Беном, перед ее сказочным принцем, такой уже не предстать, ему не нужен монстр-марионетка, все разбито, все забыто. Ваас своего добился. Салли размышляла безразлично: «За свое существование на острове я поняла одну простую вещь: никто и никогда меня не любил. С момента рождения одни унижали и издевались, а другие иногда, изредка жалели. Но жалость — это не любовь. Этот Бенджамин… Хотела бы я его любви, я бы рискнула даже изменить Ваасу за толику любви… Но Бен всего лишь один из тех, кто жалеет. Пока что… И я боюсь, что так будет всегда. Ваас прав — все безумие, нет никакой надежды на изменение». *** А из прибрежных зарослей сцену казни наблюдал никем не замеченный, кроме Алвина с винтовкой, Бенджамин. Доктор испугался, что Салли снова потащили истязать, решив на этот раз во что бы то ни стало отбить ее, а потом сбежать к ракьят. Или… Или куда угодно. Додумать он не успел, когда увидел, что вовсе не девушку пытаются убить. Что это она уничтожает. Он видел отблеск ледоруба. Пираты одобрительно гудели восторженными зрителями. И один только док в ужасе наблюдал со стороны всю эту картину. Неизвестно, что больше его пугало и мучило: сама сцена казни или улыбка на лице девочки. Улыбка, возникшая совершенно без принуждения. Бенджамина трясло… Его Салли, его маленькая Салли улыбалась этому чудовищу, этому проклятому главарю, словно только и мечтала все это время собственноручно пролить кровь. Истинное ее состояние проявилось, когда она села тяжело на песок, подле свежего трупа. У пиратов же оставался еще один пленник, последний. Ваас кивнул в его сторону небрежно: — А этому… — главарь на миг задумался. — Отрубить обе руки и выпустить возле «Ржавого Двора». Пусть расскажет, что будет с каждым восставшим ***. Бенджамин отвернулся, он не мог смотреть на то, как здорового крепкого парня делали калекой, но уши заткнуть не успел. Крик пронзил джунгли. И толку-то закрываться от этой невыносимой реальности! Можно не видеть, не слышать, игнорировать существование чужой боли, но зла от этого меньше не станет. Как раз наоборот. Доктор, не ощущая ног, наступая на муравейники и цепляясь за корни, путаясь в удавках лиан, побрел обратно на аванпост, где осталась с ранеными Нора. После очередной стычки с племенем много пиратов пострадало, но вот сумели притащить четверых пленников, чтобы их казнили, чтобы и без того надломленная психика Салли испытала новое тяжелейшее потрясение. Прирезать всех скальпелем хотелось! Но док только новые повязки накладывал. Нора вместе с ним, однако встревожено спрашивала, что случилось. Когда им, наконец, удалось остаться вместе одним, доктор заметался из стороны в сторону, размахивая руками, сбивчиво повторяя: — Я должен действовать, любой ценой. Иначе они сделают из Салли еще и убийцу. Она этого не заслужила! — Бен постарался успокоиться, лохматя сальные волосы. — Вообще, никто из нас не заслужил такой судьбы! — Ты думаешь, судьбу можно заслужить? — неожиданно сурово и холодно отзывалась Нора. — Думаешь, праведные всегда получают счастье и мир, а грешники низвергаются в ад? После смерти, возможно, так и происходит. А при жизни… Сам знаешь. Женщина вздохнула, глядя в сторону песчаной косы, что скрывалась за густой растительностью. — Но что делать тем, из кого делают грешника против его воли? Разве у Салли были силы сопротивляться Ваасу? — садился прямо на пол барака Бен, сжимаясь, точно желая вновь стать эмбрионом. — Были, — сухо ответила женщина, гладя доктора по голове, как она утешала и Салли, словно старшая сестра, молчала некоторое время, подбирая слова. — Если бы она убила, но не улыбнулась, она бы не упала в этот колодец. Но она не выдержала. Ее тоже можно понять… Понять можно всех. Даже его, — неуверенно произнесла хиппи, имея в виду их общего мучителя. — Если знать первопричину каждого греха. Но от этого он не становится меньшим грехом. — Именно поэтому я готов рискнуть, — резко выпрямился Бен, озираясь. — Пора прекратить эту череду грехов. — Ты попытаешься убить Хойта? — заинтересовалась Нора, внимательно сдвигая каштановые брови. — Нет. Я до него не доберусь, — замялся нерешительно молодой человек. — Я имею в виду побег с острова. — Тогда череда грехов не прекратится, — тяжело откинулась, опираясь о деревянную стену, женщина. — Не возлагай на себя такую миссию. Побег… — глаза ее сощурились. — Пожалуй, я тоже готова рискнуть. Однако никакого риска на самом деле не выходило, на вид ничего не менялось. На следующий день, видимо, когда безрукий калека достиг «Ржавого Двора», перестрелки с ракьят стали особенно ожесточенным, не прекращались целый день по всему острову. Ваас так и оставался на аванпосте «Берег Хуберта», отдавая приказы по рации. Он словно желал казнями, что произошли накануне, еще больше разозлить воинов племени, показать, насколько далеко зашел процесс разложения его души, что сделалась хуже гнойных повязок, которые уже рябили в глазах Бенджамина. Доктору привозили раненых с разных концов острова. Кто-то умирал на его глазах, но это никогда не шокировало, все равно он стремился сохранить жизни. И вместо побега и уничтожения пиратов, он носился по аванпосту, рассчитывал содержимое ящиков с медикаментами, чтобы хватило на всех, и продолжал заниматься своей работой. Клятва. Он оправдывал себя клятвой, даже не успев повидаться с Салли, даже не сказав ей что-нибудь теплое. Не успел сигнализировать, что отношение к ней не изменилось. Но ее уже отправили на «Верфи Келла», одну, без Норы, которая умело сосредоточенно помогала хирургу, хотя не давала никаких клятв. Ближе к вечеру следующего дня со стороны Храма Цитры послышались выстрелы, да не так, чтобы очереди отдельные, а непрерывный гул, который доносил беспокойный ветер вместе с запахом гари. Вскоре с той стороны начали доставлять первых раненых, кого удавалось вытащить. Один плюс, он же минус — расстояния на северном острове по меркам жителя мегаполиса были небольшие. Бен бродил как в бреду, он уже два дня не спал, а вокруг все кто-то завывал на разные голоса. Один из «свежей партии» хватался за окровавленное лицо грязными руками, гудя портовой сиреной: — Глаза! Мои глаза! И Бен судорожно вспоминал все, что знал по ранениям глаз, осматривал, смывал грязь, оценивал, что осколком пирату один глаз порезало безвозвратно, а другой еще можно было спасти. Доктор шатался от усталости, но спать уже не хотелось, только казалось, что еще немного — и либо его самого шибанет инсульт, либо он просто сойдет с ума. В обоих случаях он сделался бы бесполезным для Норы и Салли, так что собирался, встряхивался, окунал голову в бочку с водой, и шел дальше. Только к утру следующего дня бой у храма стих, а в чью пользу закончился так ясно и не стало. Доктор не интересовался, ему хватало работы, теперь предстояло долечивать тех, кто кидался с легким ранением на обезболивающих в новые атаки. И как сквозь пелену донесся еще через несколько часов голос самого Вааса: — Прикинь, Гип, благодаря твоему шаманству никто не помер! Главарь куда-то ушел из поля зрения, хотя мир представал искаженным, лишенным всякого смысла, наполненным яркими пятнами людей и растений. И удивляли самые простые вещи, вроде движений собственных рук, которые перемещались вдоль вязкого воздуха, как пятипалые парапланы. — Мм… С-с-с-пасибо… — пробормотал Бен, невольно растягивая слова, вспоминая их, как будто извлекая из сундука тяжелыми гирьками, ощущая, что еще один день без сна на одном случайном косячке марихуаны — и наверняка он сойдет с ума окончательно. — Да ты не Гип, а настоящий Мистер Скальпель! — одобрительно похлопывал его по плечу узнанный второй Бенджамин, которого нелегкая занесла на «Берег Хуберта». — Хе-хе, а мне нравится, все, Гип, отныне ты Мистер Скальпель! Почетное прозвище, заметь! — закивал другой пират. То ли Ваас, то ли кто-то из его окружения. Судя по властному тону — главарь. Но только с чего бы такой довольный? То ли накурился настолько, что ему тоже все было «фиолетово» в прямом и переносном смыслах, то ли бой и правда окончился в пользу пиратов. — Эй, Скальпель, подъедешь в Бэдтаун, — вдруг совершенно четко раздался приказ, когда главарь ответил кому-то по телефону. — З-зачем? — слабо понимая реальность мира вокруг, отзывался Бен. Он уже даже потерял из виду Нору, которая тоже ужасно устала, но ей доктор давал возможность подремать хоть пару часов. — Хойт не рад: Бамби Хьюз на связь не выходит. Поговаривают, что его прирезал Белоснежка! — помрачнев, ответил главарь, сам собираясь покидать аванпост. — Так если прирезал, зачем там я? — растягивая слова, как наркоман со стажем, пробормотал доктор, все еще не слезая с ящика, к которому успел незаметно прирасти, намереваясь все-таки поспать. — Может, не до конца прирезал. Так, отставить разговоры — и вперед со вторым Беном. Ясно? — поднял за локоть высоченный Алвин, призывая не испытывать нрав главаря. — Ясно-ясно, — пробормотал доктор, вдруг ощущая, что ему страшно. Он не хотел возвращаться ни физически, ни морально к тому моменту своей биографии, который пробирал до костей отвращением и ужасом. — Ты что, приказов не понимаешь? — строго огрызнулся Алвин. — Эм… Есть, сэр! — вытянулся Гип, ощутив стресс от такого внимания к своей персоне. — Вот! — кивнул одобрительно снайпер, когда Бенджамины уже забирались во внедорожник. Поехали в объезд горной гряды, на восток, неудобным путем, но зато относительно безопасным, до тех мест ракьят еще не могли добраться. Бен обрадовался, что «Верфь Келла» относительно защищена, и опечалился, что так и не успел повидаться с Салли. Бедная его девочка… Нору он оставил почти без боязни, она умела за себя постоять, не силой, так острым словом, так уж сложилось. А что он к ней чувствовал… да, ангел во плоти. Но женщина ли? Друг, даже наставник. Ее считали теперь тоже кем-то вроде доктора, значит, немного уважали, хотя так себя Бен скорее утешал. Он шатался от усталости, а дорога укачивала до тошноты, но заснуть он не мог, потому что неизвестность того, что теперь ждало у Бака, пугала. Доктор твердо решил, ни за что не оставаться один, ни за что не попадаться в подвал, а если что… в его нынешнем состоянии он мог и скальпелем пырнуть, а потом соврать, что это был Белоснежка. Чем не план? И за себя отомстил бы, и остров избавил от киллера Хойта, которому почему-то не сиделось на южном среди наемников. Вот снова показался знакомый водопад и неприятно известный городишко. — Я машину… посторожу? — нерешительно пробурчал второй Бен. — Нет! Я без понятия, что там или кто! — резко встрепенулся доктор. — Не денется никуда машина! Гип замечал, что ведет себя после пары дней вынужденной бессонницы не лучше Вааса: такой же нервный, так же непонятно куда и зачем двигались его руки, так же глаза расширенно шарили вдоль пространства в поисках неизвестно чего, и срываться на всех и каждом хотелось так же. Разве только власти такой не имелось. Зато второй Бен присмирел, пошел осторожно к бронированной хибаре Хьюза вместе с попутчиком. Они не знали, что их может теперь поджидать внутри. Гип догадывался, что если это Белоснежка пришел спасать своего друга, то двоих пиратов воину Цитры не составляло труда прикончить на месте, он не церемонился с людьми в красных майках, кажется, вообще не испытывая никаких преград, когда дело касалось убийства. Хотелось бы узнать, природное это у него или научил кто-то, или опоил чем-то… Но какая разница тем, кого он мог убить? Пират и доктор поняли, что стряслось что-то нехорошее, когда увидели настежь распахнутую дверь, хлопавшую на петлях, как темный зев в иной мир. Доктор чуть раньше ощущал все притуплено, но страх за свою жизнь и омерзение от неминуемой новой встречи с Баком сгоняли всякую дремоту и нетрезвость. В случае чего, лечить этого маньяка доктор не желал. Подсыпать какого-нибудь снотворного чуть побольше — и все, уже зла убавилось. Так бы он мог поступить с половиной своих пациентов, а в итоге так старался, что после перестрелки кроме убитых на месте, никто даже умирать не собирался, за что ему и пожаловали «почетное прозвище» Мистер Скальпель. «Мистер Скальпель всех острей! Бак убит в два раза быстрей!» — оскалился сам себе доктор, борясь так со страхом, пропев мысленно слоган на тему из дурацкой рекламы. Бен второй вскинул тяжелый обрез ружья, ступая в проем жилища, из которого, повинуясь порыву ветра, вылетела газета, налипнув на лицо. Возле стола раскрытым валялся с помятыми страницами неизменный томик А.С. Пушкина, как будто у Хьюза других книг не имелось, что вполне было вероятно. Ведь вся его ученость и изысканность являлись чем-то искусственным. Но вот эту единственную книгу он бы не стал так ронять. Бен подобрал и решил, что оставит себе, пусть в переводе, но все-таки книга, которая не заслужила быть собственностью человека с такой прогнившей натурой, как Бамби Хьюз. Но становилось ясно, что в доме побывали чужие. Бен увидел распахнутую дверь в проклятый подвал, на цыпочках подошел, прислушиваясь к тому, что там происходило — тихо, словно никого. — Мне кажется, я видел следы, уходящие от дома, — шепотом отозвался второй Бен, ступая на лестницу. Вслед за ним прошел и доктор. Вскоре оружье можно было опустить. Внизу все еще мерцали эти отвратительные лапочки гирлянд фальшивого Нового Года. И в их свете в луже крови лежал навзничь хозяин жилища в безвкусных розово-синих трусах и распахнутой гавайке. Только олень на его груди больше не скалился дебильной ухмылкой, потому что его пронзили как минимум три ножевых ранения. И что хуже всего — Бак еще подавал слабые признаки жизни, кажется, ощутил, что кто-то пришел к нему. «Не дождется! Плевал я на приказы», — подумал со злостью Гип. Вот она — настоящая преступная халатность, вот оно, нарушение клятвы, но ничего предпринимать доктор не собирался, не бежал стремглав смотреть, что там стряслось с раненым, и не прикасался к своему рюкзаку. Подошел медленно, обходя кругом осторожно с озлобленным выражением осунувшегося заостренного лица, словно приближаясь к дикому зверю, не зная, что он может выкинуть в своем порыве умирания. Но потом доктор все же наклонился посмотреть, надо ли что-то предпринимать, с каждым мигом понимая, что приехали они не рано и не поздно — Белоснежка постарался достаточно, чтобы оставить раны, не подлежавшие лечению. И заслуженно. Судя по рассказам, Хьюз купил одного из друзей героя Цитры, того самого черноволосого парня, которого маньяк увез вместо Бена после запрета Вааса продавать подчиненных. И вот теперь оба сбежали, пленник был спасен. А это радовало. Хотя… Ценой каких страданий и унижений он вновь мог обрести свободу? Три ножевых ранения. Заслуженно. Показалось, что Белоснежка еще мало постарался. Удивляло скорее то, что Бак до сих пор пытался пошевелить головой, кажется, силясь сказать что-то. Доктор милостиво наклонился поближе. — Какая… ирония! Опять ты! — прохрипел, давясь кровью, маньяк, глядя на Бена, напоследок проведя по его запястью сведенной судорогой агонии кистью, которая через миг обмякла. Хитрый взгляд беса окончательно потух. — Нас не обвинят, что мы его убили? — осторожно поинтересовался доктор у второго Бена, который на всякий случай обшарил все углы, морщась от случайных находок для «игрищ». Но враги уже давно покинули злополучный подвал. — Не, — лениво пережевывал слова пират. — Это подозревали. Белоснежка, сто пудов. — Окей, ну что… Значит, закопаем его? — Да надо бы, — почесал нехотя в затылке второй Бен, опуская обрез. Бен видел много смертей, но об этой не сожалел нисколько. Настолько, что даже не удивлялся себе, совершенно не обвиняя. Он ненавидел Бака всей душой, но почему-то им вдвоем с пиратом пришлось чуть позже хоронить маньяка, наспех выкопав неглубокую могилу позади ветхого домишки, возле которого гнил ржавый седан. Вот так и закончился путь Бамби Хьюза, бесславно, даже без нормального захоронения. Но и правда ирония, что найденной в хибаре лопатой работал все тот же Бенджамин. Отныне Мистер Скальпель, который по-прежнему оставался честен с собой, не пролив чужую кровь понапрасну. Чего нельзя было сказать о Салли, вернее, том существе, Черном Фрегате…